– Но понятное,– перебил Ласковин.– Что же все-таки можно вытащить из вашей аналогии?
– Минуту,– сказал Стежень.– Я еще не закончил. У вируса есть еще одна особенность, на которую нужно обратить внимание. В неблагоприятных условиях он способен «законсервироваться», перейти, можно сказать, в кристаллическую форму. Трудно обнаруживаемую и еще более трудно уничтожаемую, но… неактивную. До лучших времен. То есть если наша тварь подобна вирусу, то, обнаружив благоприятную среду, она активизируется и действует. А если сочтет ее неблагоприятной – сворачивается. Именно поэтому, я думаю, он удрал не в город, как поступил бы на его месте любой из нас, а в свой лес.
– Интересная мысль,– кивнул Фрупов.
– Если ее не притянули за уши,– возразил Ласковин.
Стежень пожал плечами.
– Это только гипотеза,– сказал он.– А гипотезы, господа, бывают разные. Есть, к примеру, такая, которая утверждает, что вирусы – не что иное, как хранители человеческого генофонда. И гробят только тех, в ком этот самый генофонд дефектный.
– Слышал, слышал,– отозвался Ласковин.– СПИД. Смерть педикам и дуреглотам.
– Упомянутая мною гипотеза,– Стежень иронически улыбнулся,– возникла еще до победного марша синдрома приобретенного иммунодефицита. Так что и СПИД можно рассматривать как ее подтверждение. А можно и не рассматривать.
– Ладно.– Ласковин пожал плечами.– У меня только один вопрос, господа теоретики. Будем мы брать тварь или не будем?
– Сейчас – нет,– ответил Стежень.
Он ожидал, что Андрей станет возражать, но ошибся.
– Нет так нет. Пойдем, Володя. Кирилл, понадобимся – звоните.
Морри-разуму было хорошо. Холодная осенняя ночь, моросящий дождь, приятно охлаждающий разогретое тело. Хорошее тело. Сильное. Ничуть не хуже, чем тело Ликанова. Деревья шумели и раскачивались. То, на котором устроился Морри, раскачивалось тоже. Приятно. Неторопливо наплывали разные мысли. Из дальнего и ближнего прошлого. И совсем не хотелось в Город. И Морри-алчущему тоже не хотелось в Город. Жажду его притупил страх. Да и сыт был, нахватался за последнее время. «Останусь,– думал Морри-разум.– Пройдет время, смертное тело станет бессмертным. И снова впереди вечность. Хорошо».
Морри-алчущий не протестовал. Даже не рвался вернуть потерянное. Боялся потерять все. «Соберем новых,– улещал Морри-разум.– Зачем торопиться, рисковать, если впереди – Вечность».
Медленные мысли, медленная жизнь. Древесная жизнь леса.
«Хорошо»,– думал Морри-разум, теснее прижимаясь к коре. Еще он думал, что совсем скоро обретет бессмертное тело и единение станет полным. А люди, беспокойные люди, смертные люди… Они умрут. И все будет хорошо.
Капли дождя, теплея, стекали по спине Морри. Лес дышал в такт дыханию своего Господина. Его Лес…
Когда Стежень вошел в дом, Елена Генриховна и Карина уже были в полной готовности.
– Привет, все в порядке?
– Конечно,– ответила Елена.– Глеб, я возьму твою машину?
– Если не боишься ГАИ.
– Шутишь?
Женщины попрощались со Стежнем: Энгельгардт – ослепительно улыбнувшись, Карина – не поднимая глаз. Глеб обратил внимание, что повязка, которую он наложил на поврежденную руку Карины, снята. Но ничего не сказал, поскольку видел: опухоль спала.
– Ключи в машине,– сказал он.
В дверях уходящие столкнулись с Игоевым и Мариной.
– Здравствуй, Аленка! – Кирилл чмокнул ее в щеку.– Погоди, не убегай. Мне нужен твой совет.
– Это быстро?
– Не очень.
– Тогда давай я тебе перезвоню. Мы очень торопимся. Мариночка, добрый вечер!
– Добрый.
На подчеркнутое радушие Марина отвечала довольно холодно. Инстинктивно она чувствовала: Елена Генриховна ей не друг. Холодно, но не враждебно, поскольку враждебности не одобрил бы Глеб.
А Глеб смотрел на женщин и неожиданно обнаружил, что его Маринка и Карина похожи. И это сходство особенно заметно, когда рядом с ними Елена.
– До свиданья, мальчики! – Энгельгардт помахала рукой.– Если голодны – обед на кухне. Разберетесь.
Через минуту снаружи раздался рокот Стежневой «Нивы».
Мужчины расположились в гостиной.
– Маринка, свари кофе, пожалуйста,– попросил Стежень.– Кир, послушай, у меня появилась идея. Не подключить ли нам к делу какого-нибудь грамотного физика? Или химика? Пусть бы поиграл с нашим радиоактивным прахом.
– Физика, химика, социолога, историка, кого еще?
– Я серьезно,– заметил Стежень.
– А я – нет! – Игоев с удовольствием развалился в кресле, потянулся к бару, налил себе коньяку.
– Мариша! – крикнул он.– Если тебе не трудно, сделай мне ма-аленький бутербродик с сыром!
– Сейчас!
– Кир! Объяснись! – потребовал Стежень.– Почему – нет?
– Потому что ученый, брат мой колдун,– это ученый. И для ученого, если ты запамятовал, главное – новые знания. Этим он, ученый, печально отличается от мудреца. А наш шустрый черныш – это воплощенное знание. Сам же говорил: его останки – своеобразное хранилище сотен, а может быть, и тысяч слопанных Морри людей. Из оч-чень давних веков. Это для историка, к примеру. А как насчет физика? Или биолога? Или просто человека, которому хочется пожить подольше? Наша с тобой задача – сделать так, чтобы от Морри и следа не осталось. Ни духа, ни праха. Да ни у одного настоящего ученого рука не поднимется уничтожить такой кладезь знаний.
– Уничтожим мы сами,– возразил Глеб.– Но нам нужна информация.
Марина принесла поднос с кофе и с полдюжины бутербродов на тарелке. Поставила на столик, пристроилась на подлокотник рядом со Стежнем.
– Спасибо, Мариша.– Игоев взял бутерброд.– Ты, Глеб, не заметил одной славной закономерности: никто из тех, кто, как мы выражаемся, иммунен к Морри, не имеет заветной материальной цели. Ни ты, ни я, ни Андрей с Владимиром не стремимся жить вечно или, например, стать президентами или заработать миллион долларов.
– Миллион долларов я мог бы заработать года за полтора,– фыркнул Стежень.– Это ты мельчишь!
– Не о том речь. Сдается мне, когда Морри выходит на контакт с человеком, он может просто его сожрать, а может аккуратно скушать. Но в последнем случае ему нужно добровольное согласие закуски. А соглашается глупая закуска в том случае, если ей предлагают взамен нечто привлекательное. Например, миллион долларов. Как бы на халяву. Тебя это не проймет, и меня тоже. Но мы ведь помним, как Сермаль с долларами фокусы показывал. И тогда ведь это нас цепляло!
– Бес,– сказал Стежень,– искушает тем, что сладко. Чему ты удивляешься?
– Я не удивляюсь. Я пытаюсь тебе объяснить, почему в нашей команде не должно быть случайных людей. Каждый не иммунный к Морри человек – потенциальный его союзник.
