Только Эл закончила прибирать на кухне и уничтожать следы обеда Марта, как явилась разгневанная Колетт с кучей пакетов.
— Я ставила машину, — начала она. — Кто-то упер наши садовые стулья! Как это произошло? Наверняка это тот ночной гость. Но как он забрался в гараж? Следов взлома нет!
— Ты говоришь как констебль Делингбоул, — заметила Элисон.
— Что, с Мишель трепалась? Я тебе вот что скажу, жаль, я стормозила утром. Надо было немедленно позвонить в полицию, как только я его увидела. Я сама во всем виновата.
— Это точно, — сказала Элисон столь сочувственно, что Колетт не обратила внимания.
— Ну ладно. Я потребую возмещения ущерба по страховке. Что ты ела, пока меня не было?
— Всего лишь горстку кукурузных хлопьев. И пару листочков салата.
— Да ну? — Колетт распахнула дверцу холодильника. — Святая правда? — Она нахмурилась. — А где остатки цыпленка?
— Да там всего ничего оставалось, вот я и выкинула. И хлеб тоже.
Колетт посмотрела на нее с сомнением.
— Вот как?
Она заглянула под крышку масленки. Обшарила глазами столы в поисках улик — крошек, жирного пятна. Она пересекла кухню, рывком открыла посудомоечную машину и заглянула внутрь, но Эл уже вымыла сковородку и тарелки и положила все на место.
— Ладно, верю, — неохотно признала она. — Знаешь, может, тот парень из Бизли был прав. Если они смогли залезть в гараж, то в сарай тем более заберутся. Вероятно, это была не лучшая идея. Я пока не буду ничего перетаскивать. Посмотрим, как оно пойдет. Не обкрадут ли кого из соседей. Потому что я кучу денег потратила. На вилы и все такое прочее.
— Вилки? — переспросила Элисон.
— Вилы. Лопаты. Тяпки. И гак далее.
— А. Ну да.
Она так увлеклась самобичеванием, подумала Эл, что забыла пересчитать ломтики бекона. И даже заглянуть в жестянку с печеньем.
— Март, — спросила Эл, — ты слышишь голоса? В смысле, в голове? На что это похоже, когда ты слышишь их?
— У меня ладони потеют, — ответил Март. — И глаза словно усыхают.
— Что они говорят?
Март лукаво посмотрел на нее.
— Они говорят, мы хотим чая.
— Извини, что лезу не в свое дело, но таблетки тебе как, помогают?
— Вообще-то нет. От них только пить хочется.
— Ты ведь знаешь, что не можешь здесь оставаться, — сказала Эл.
— А хотя бы сегодня ночью можно, миссис?
Он зовет меня «миссис», подумала она, когда хочет выжать слезу.
— У тебя есть одеяло? В смысле, я думала, когда люди спят под забором, у них, по крайней мере, есть одеяла или спальные мешки. Слушай, я пойду попробую что-нибудь вынести.
— И еще термос чая, — попросил Март. — И ужин, пожалуйста.
— Это вряд ли.
Она уже чувствовала слабость — проведя весь день на миске хлопьев и паре печений. Если она принесет свою порцию обезжиренной индейки и риса с овощами Марту, он умнет их в один присест, после чего она, наверное, хлопнется в обморок. К тому же Колетт непременно спросит: Эл, какого черта тебя понесло в сад с тарелкой?
— Может, тебе денег подкинуть? — предложила она. — Супермаркет еще открыт.
— Мне запрещено там появляться.
— Да ладно? Есть еще магазин в гараже.
— Тоже запрещено. И в баре, и в остальных местах, где продают чипсы, тоже. Они все кричат, пошел вон, грязный ворюга.
— Но это не так! Ты не ворюга.
— Я хотел помыться из шланга в гараже, но меня выгнали. Сказали, еще раз покажешься, и мы тебя тачкой переедем. Сказали, от моей рожи у них все клиенты разбегаются. Это все Делингбоул виноват. Меня гонят отовсюду.
Ярость поднялась из ее пустого желудка. Неожиданное и незнакомое чувство обожгло ребра.
— Вот, — сказала она. — Бери и иди к палатке с кебабами, там тебе точно не откажут. И держись подальше от охранных прожекторов, когда будешь возвращаться.
Пока Марта не было, а Колетт смотрела «Обитателей Ист-Энда», она прокралась в дом и вернулась обратно с запасным одеялом и парой подушек. Она бросила их в «Балморал» и помчалась обратно. Микроволновка пищала. Она снова поела на кухне стоя. Мне отказывают в хлебе в моем собственном доме, подумала она. Мне отказывают в куске хлеба.
День или два Март приходил и уходил по ночам.
— Если Колетт тебя увидит, тебе конец, — предупредила она. — К сожалению, я не могу предсказать ее передвижений, в последние дни она вся на нервах, шастает туда-сюда. Придется рисковать. Эван, сосед, уходит ровно в восемь. Не попадись ему на глаза. В половине десятого Мишель ведет детей в ясли. Не высовывайся. Почту приносят в десять, не вертись под ногами у почтальона. В середине дня затишье, но в три опять начнется суета.
Март снова начал рассказывать, как констебль Делингбоул раздавил его часы.
— Я одолжу тебе свои, — пообещала она.
— Я не хочу, чтобы ваши соседи меня увидели, — сказал Март. — Еще подумают, что я пришел за их детьми. Когда мы с Пинто жили в Байфлите, заявились какие-то парни, стали долбиться в дверь и орать, педофилы, убирайтесь вон!
— Почему они приняли вас за педофилов?
— Не знаю. Пинто сказал, ты так выглядишь, ты так ходишь, у тебя так пальцы торчат из башмаков, и шляпа у тебя такая. Но тогда у меня еще была старая шляпа.
— И что случилось потом? После того, как они начали ломиться в дверь?
— Пинто вызвал полицию!
— И полиция приехала?
— О да. На патрульной машине. А потом увидели, что это я.
— И что?
Губы Марта медленно растянулись в улыбке.
— «Вперед, констебль Делингбоул!»
Она порылась в шкатулке с украшениями в поисках часов и обнаружила одни со стразами, для сцены. Лучше куплю ему новые, подумала она, подешевле. И надо спросить, какой у него размер обуви. Может, если у него будут новые ботинки, он свалит, прежде чем Колетт заметит. Ей приходилось постоянно отвлекать Колетт, обращать ее внимание на происходящее перед домом и трещать как сорока всякий раз, когда та заходила на кухню. Он должен уйти, думала она, прежде чем Колетт решит как-то обезопасить сарай, потому что как только она зайдет в него, сразу же обнаружит следы пребывания Марта; она представила, как Колетт верещит и размахивает садовыми вилами с насаженным на них перепуганным гостем.
— Как по-вашему, может, поставить сюда кровать? — спросил Март, когда она принесла ему термос.
— Матрас — может быть, — сказала Эл и тут же прикусила язык.
— Жалко, я не додумался захватить шезлонг в садовом центре, — сказал Март. — Знаю! Он хлопнул себя ладонью по шапке. — Гамак! Вот что мне нужно.
— Март, — сказала она, — ты уверен, что не замешан в уголовщине? Потому что я не могу отвечать, не могу рисковать, мне придется сказать кому-то, понимаешь. Тебе придется уйти.
