Ее рука дрожала. Она потупилась, словно все-таки ревнуя ко мне Тиру, и передала потир Форнолту. Пока он наполнял бокал, я наклонился к Сванхилде и прошептал:
- Тебе не о чем беспокоиться.
Сванхилда удивленно вскинула на меня глаза:
- Разве?
Форнолт отпил из потира и демонстративно погонял глоток во рту.
- Я уже сказал Тире, - прошептал я, - что слишком поглощен своей миссией, чтобы развлекаться сегодня вечером.
Сванхилда наморщила разочарованно лоб и зашипела:
- Но, Малик…
Настоятель почмокал губами и громогласно заявил:
- Отличное вино!
Он быстро долил бокал, взболтал его содержимое и передал мне. Сванхилда перехватила бокал.
- Сванхилда! - сказал Настоятель. - Ты не думаешь, что нам следует позволить Избранному Кайрика первому вкусить вино?
Сванхилда перевела взгляд на собратьев по вере, но они все избегали смотреть ей в глаза из-за ее позорного поведения, а она, тем не менее, не выпустила из рук потира. В груди моей разлился холод от такого необъяснимого оскорбления, ведь с тех пор, как я покинул Калимшан, у меня во рту не было ни капли вина, хорошего или плохого.
Тира потянулась через меня к Сванхилде:
- Дай ему выпить. - Она отобрала у товарки чашу и передала мне, и я увидел, что у нее тоже подрагивают руки. - Разве может капелька вина причинить вред такому всемогущему человеку, как Малик?
Если бы я уже не поднес потир к губам, я подумал бы дважды, прежде чем отпить из него. А так вино успело попасть ко мне на язык и пролиться в глотку, прежде чем до меня дошел смысл ее слов. Но даже тогда я засомневался, ибо не почувствовал ни малейшего привкуса горечи или постороннего запаха. Я не был уверен, что Настоятель отравил вино, до самой последней секунды, когда мой живот вдруг странным образом наполнился, а в груди забулькала какая-то мягкая масса.
Я осушил потир почти наполовину. Настоятель выпучил глаза и побледнел как привидение.
- В самом деле отличное вино, Форнолт. - В ушах так громко булькало, что я едва слышал собственный голос, а брюхо распухло, как у женщины, собравшейся рожать. Но я видел по реакции Настоятеля, что должен был умереть, прежде чем оторвать чашу от губ. - Итак, теперь ты скажешь, где я могу найти Физула Чембрюла? Или хочешь допить остатки вина?
Я поднялся и сунул потир в руки Настоятелю. Он уставился в чашу, пытаясь понять, то ли его яд не подействовал, то ли я действительно был так велик, как о том заявляла Сванхилда. В голове начало пульсировать, булькающее сердце Кайрика разогнало по груди леденящий холод, и это не имело никакого отношения к яду.
- Что решаешь? - сурово спросил я.
Потир выскользнул из руки Форнолта и со звоном упал на пол, разлив красное вино по камням. Настоятель рухнул на колени и поцеловал край моей робы.
- Я всего лишь старался почтить нашего Повелителя Смерти! - Он говорил, разумеется, о священном акте убийства ничего не подозревающего гостя. - Я ведь не знал, что ты Избранный!
- А я и не утверждал этого. - Из-за бульканья в ушах я едва мог его слышать. - И все же, где мне найти Физула Чембрюла?
Он не отрывал взгляда от моей руки, которая скользнула под робу и вытянула кинжал со сверкающим лезвием.
- Не надо! - взмолился он. - Я сам отведу тебя к нему!
Я покачал головой, понимая, что не справлюсь с холодным жаром в моей груди.
- Отвечай, или я прямо сейчас убью тебя, и пусть тогда Единственный в твоей следующей жизни накажет тебя за твое молчание.
Такой угрозы Форнолт выдержать уже не мог
- Старая башня! Мои шпионы доносят мне, что именно там он молится Йахту Звиму.
Я оглядел зал и увидел, как горят восторгом глаза служителей, ведь убийство мастера дарит Единственному еще больше почета, чем даже убийство гостя. Сванхилда, взволнованно кивая, выражала свое одобрение.
- Я смогу отыскать башню, - сказала она. - Это в Руинах.
Я оглядел пустой зал, ибо полагал до сих пор, что мы-то как раз и находимся в Руинах, потом высоко занес кинжал над головой. Форнолт закрыл глаза, понимая, что не сможет сопротивляться Избранному Единственного. Вязкая масса в моей груди с трудом просачивалась по венам, и я шагнул вперед, чтобы отомстить за себя.
Затем я представил душу Форнолта на равнине Фуги, призывающего нашего Темного Повелителя, и понял по холодному комку в груди, что Кайрик никогда не откликнется на его зов. Подсыпав яд в вино. Настоятель совершил непростительное святотатство, ранив Единственного в самое сердце, и это нельзя простить. Настоятеля притащат к Келемвару, который станет судить его как подлого и Лживого, и приговорит к вечным мукам.
Моя рука отказывалась опуститься, чтобы нанести удар предателю.
Я стиснул зубы и снова попытался ударить, но рука лишь начала дрожать. И почему я такой слабак? С моей стороны было ужасно непочтительно оставить предательство Форнолта неотомщенным, тем не менее я не мог ударить, даже когда призвал сердце Кайрика дать мне силы. Я проклял заклинание Блудницы, хотя прекрасно знал, что один во всем виноват. Я так боялся пыток Келемвара, что не мог послать на эти муки чужую душу.
Даже сейчас я испытываю стыд, признаваясь в такой трусости. Я так долго простоял, занеся кинжал для удара, что восторг на лицах служителей сменился недоумением, а Форнолт открыл глаза и с жалостью уставился на меня.
Сванхилда нахмурилась и отошла в сторону:
- Ну что, Малик? Ты будешь его убивать или нет?
Я снова попытался опустить кинжал, но был слишком слаб, особенно когда жертва смотрела мне прямо в глаза. Я покачал головой:
- Нет.
Служители разочарованно охнули. Я увидел, что и Сванхилда больше не смотрит с восторгом… но тут меня схватила за руку Тира.
- Конечно, нет! Малику нет необходимости доказывать свою веру. - Тира взяла кинжал у меня из руки. - Это мы должны доказать свою!
Калиф частенько любит повторять: «Если наказание не жестоко, значит, это не наказание». Служа этому девизу, тюремщики в его тюрьмах придумали множество отменных изощренных орудий. Они создали машины, которые сгибают жертву пополам так, что ее затылок касается пяток, и выковали маленькие инструментики, от которых пленник смеется до тех пор, пока не лишается голоса, а еще они построили один жуткий прибор, который все сильнее стягивает грудь пленника, чем больше тот выдыхает. Тем не менее, калиф обменял бы все эти сокровища на простую тюрьму, в которую Хельм заключил Мистру, тюрьму более зверскую, чем все крюки и распорки в Калимшане.
