- Где он?! - громко вопрошал Ефимович. - Где самый главный трус? Где Карл-Франц?
Люйтпольд рванулся вперед, намереваясь ответить, однако Йоганн удержал принца, положив руку ему на плечо.
- Мой отец - хороший человек,- тихо сказал мальчик. Йоганн кивнул.
- Заботит ли его, что в порту убивают женщин? Интересует ли его это?
Ефимович сделал вдох, готовясь разразиться новой тирадой, но ничего не сказал.
- Горожане, - заговорил Хассельштейн, воспользовавшись паузой. Его голос был на удивление сильным и звучным.- Прошу вас разойтись по домам. Власти делают все возможное для поимки Твари. Уверяю вас в этом.
Никто не двинулся с места. Ефимович улыбался. Пот тек по его раскрасневшемуся лицу, волосы развевались, как языки пламени. На его плащ было нашито множество знаков: молот Сигмара, серповидная эмблема запрещенной гильдии ремесленников, рыба, обозначающая принадлежность к речной банде, и красная звезда кислевского подполья. Множество символов, но цель одна.
- Как вы знаете, Императорский дворец надежно укреплен, - увещевал Хассельштейн. - Во время Войны за наследство войска лжеимператора Детера Четвертого подошли к его стенам. Вильгельм Второй отбил нападение, приказав лить расплавленный свинец по желобам, расположенным в глотках причудливых горгулий. Вы видите их над главными воротами. Обратите внимание, с каким мастерством вырезаны мелкие детали отделки. Естественно, это работа гномов. Фигуры изображают пять демонических принцев, которых молодой Вильгельм победил за годы своих странствий в пустыне.
Толпа разом отшатнулась. Во взгляде Ефимовича полыхали злоба и жгучая ненависть. Хассельштейн продолжал свою лекцию, словно рассказывал об архитектурных достопримечательностях важному иноземному гостю.
- Разумеется, - продолжал священнослужитель, - это была варварская расправа, достойная своего времени, и нынешний Император никогда не допустит, чтобы такие меры применялись к его верным подданным.
Собравшиеся облегченно вздохнули и двинулись вперед. Ефимович снова схватился за решетку и оскалился. Он зарычал, как животное, и, казалось, готов был грызть железные прутья, чтобы проложить себе путь.
- Однако мы без труда подсоединили трубы, встроенные в древние оборонительные сооружения, к дворцовой системе канализации…
Хассельштейн кивнул, и из пасти горгулий хлынули нечистоты.
Поток грязи окатил Ефимовича с головы до ног, и подстрекатель издал крик ярости. Его помощники разбежались, поэтому он повис, цепляясь за решетку. Толпа бросилась врассыпную, спасаясь от потоков грязной воды. Охваченные паникой, люди падали и топтали друг друга. Отвратительный запах проник за стены, и Йоганн прикрыл ладонью нос и рот.
Люйтпольд расхохотался, но барон не видел повода для бурного веселья.
Ефимович разжал пальцы и спрыгнул на землю. Кто-то ткнул его тупым концом алебарды. Йоганн подумал, что разумнее было бы использовать острие. Возмутитель спокойствия поскользнулся на комке нечистот и упал ничком. Едва ли публичное унижение заставит его изменить свои взгляды и полюбить дворян. Дети плакали. Люди, заляпанные вонючей массой, ковыляли прочь. Солдаты смеялись, свистели, отпускали язвительные шуточки.
- Ты любишь поливать дерьмом других! - крикнул один из них. - Теперь полили тебя.
Ефимович встал, держась за бок. Из носа у него текла кровь, лицо было покрыто коричневатой жижей, но глаза ярко горели. Смутьян держался с достоинством, которое в его нынешнем положении вызывало страх. Плюнув сквозь решетку, он развернулся и зашагал прочь от дворцовых стен. Остатки его последователей ушли вместе с ним, на ходу счищая с себя грязь.
- Итак, - сказал Хассельштейн, скривив губы в усмешке, - с этим покончено. Император велел мне передать, что сегодня вы получите дополнительную порцию эля в награду за храбрость, проявленную при защите дворца.
Алебардщики разразились радостными криками.
- С чего все началось? - спросил Люйтпольд одного из солдат.
- В доках опять убили какую-то шлюху, - ответил тот. - Тварь схватила ее и растерзала.
Люйтпольд задумчиво кивнул.
- Она уже пятая по счету, - продолжал солдат. - Говорят, это было ужасно. Тварь просто рвет их на кусочки. Словно это не человек, а животное. Например, волк.
Волк! Сердце Йоганна снова замерло, когда он вспомнил лицо юноши, некогда бывшего чудовищем.
- Дядя Йоганн,- повернулся к нему Люйтпольд.- Если люди встревожены этими убийствами, значит, наш долг поймать преступника и все исправить.
Зная, что все не так просто, Йоганн солгал мальчику:
- Да, ваше высочество.
Первые воспоминания Твари были болезненными, но захватывающими.
«Не трогай себя там! Это отвратительно!» Затем на нее обрушиваются удары. Тварь чувствует вкус крови во рту. Она смотрит в зеркало и видит лицо, покрытое синяками. Лицо, которое может стать любым и принадлежать кому угодно. Само по себе оно значения не имеет. Лицо исцарапанное и опухшее. Жалкое зрелище. Но это всего лишь мальчишеская оболочка. Впервые Тварь пробуждается и грозно рычит. У нее еще нет когтей, однако они обязательно вырастут.
Время идет. «Кис-кис, иди сюда, киска… Давай поиграем. Вот так, хороший котик… Мамочка любит тебя, да? Правильно, котеночек. Ну-ка помурлыкай для мамочки…»
В руках Твари появляется острый коготь. Проткнув мех и кожу, он вонзается в плоть.
Кот издает душераздирающий вопль.
«Давай, надевай брючки. Какой красивый и нарядный малыш. Твой отец будет гордиться тобой. Что у тебя в кармане? Осторожнее, ты порвешь одежду. Она дорого стоит. Это же бархат. Такую ткань носят вельможи при дворе Императора в Альтдорфе. Ну вот, ты порвал ее. Я же предупреждала тебя, мальчик!»
И снова удары. К этому времени Тварь привыкла, что ее бьют. Она не замечает побоев, несмотря на боль, которую испытывает мальчишеская оболочка. В конце концов, мальчик перестает плакать. Он боится боли и отступает, а Тварь лишь набирает силу.
Когда им исполняется по десять, Тварь совершает второе убийство с тех пор, как заколола котенка. Тварь умна. Она знает, что еще не вошла в полную силу. Поэтому онавыбирает Старого Николаса, бывшего привратника. Старик ушел в отставку после того, как его на охоте покалечил кабан. У него кривые ноги, и большую часть времени он проводит в гамаке рядом со сторожкой. Он двигается медленно, а значит, не сумеет спастись от Твари. Мальчишеская оболочка истончается, и Тварь выпускает когти. Она снимает со стены обоюдоострый меч, который отец привез из последнего похода. Клинок тяжеловат для Твари, но если она сможет высоко замахнуться, тяжесть оружия увеличит силу удара, восполнив слабость мальчишеских рук. Все происходит, как задумано. Меч обрушивается на шею Николаса и перерубает ее вместе с веревками, из которых сплетен гамак, подобно тому, как нож режет сыр.
