Четверо девушек пошли по кругу, обходя остальных с заклинаниями, потом стали брызгать водой с веток, окунаемых в маленькие деревянные ведерки.
– Здравы будьте от веку до веку, примите силу богову! – и кланялись, приговаривая.
После них к богам вышли трое безбородых мужчин в длинных, до колен, рубахах. С помощью трута и заговорных слов они добыли пламя и вложили его в ямку в центре полукруга богов. Огонь-Сварог потянулся к небу, заиграл жгучими языками. Все собравшиеся поклонились священному огню.
Гъюрг незаметно присматривался к людям, окружавшим его. Они были незнакомы не только по виду, но и по повадкам, по словам. Он смутно чувствовал в них чужих, хоть и поклоняющихся его родным богам, и потому искал угрозу, неведомую опасность, которая подтвердила бы неясные ощущения. Момент для этого был самый благоприятный. Ни в чем человек так не узнается, как в том, о чем он просит богов и что приносит им в жертву.
Тем временем еще один жрец, главный, судя по бороде и посоху в руках, вышел вперед и начал наставлять единоверцев.
– ...вижу среди нас новичков, пришедших в общину с желанием прикоснуться к исконной русской вере. Это желание похвально. Русь переживает возрождение своих славянских начал, возвращение к истинным своим языческим корням. Мы должны обратить все силы наших душ к родным богам, Роду Вседержителю, Перуну, Велесу, Световиту, Даждьбогу и Сварогу, к духам пращуров наших, чтобы они помогли нам вернуть Руси ее древнюю мощь и славу. Но не стоит видеть в нашей вере лишь знамя национализма. Я, волхв Велимудр, предостерегаю вас против этого. Славянская вера – лишь один из многих путей, одна из нитей, связывающих наш мир с центром мироздания. Принимая эту веру, вы получаете возможность припасть к мировым духовным началам, черпать оттуда неизмеримую мудрость Закона Жизни, Закона Триглава, управляющего Навью, Правью и Явью...
Странные, непонятные, чуждые слова с трудом пробирались в сознание Гъюрга. Прихлопывая на себе зловредных комаров, он подсматривал за тем, как слушают остальные, и убеждался, что им вполне понятна эта околесица.
– ...собрались здесь сегодня, чтобы славить Громовержца Перуна в его день. Но понятна ли вам истинная суть обряда? Совершается обряд не ради выпрашивания у богов благ и даров, не ради суетных дел наших, маеты земной. Ради того мы богов славим, чтобы принять в себя силу их, возжечь в сердце своем огонь негасимый, раскрыть в себе вечный Дух Рода Вседержителя, творца Вселенной...
Гъюрг слушал со все возрастающим недоверием и опаской. Не ради благ и даров обряд делается? Не ради дел земных? К чему тогда вообще тревожить богов? Внезапно Гъюрг испугался. Не разгневается ли Перун, узнав, что люди хотят отнять у него его силу и забрать себе? И как они собираются это сделать?
– ...Перун, оживляющий все сущее, приводящий мир в вечное движение. Он вращает Звездное Небо, Колесо Жизни и ведет воинов своих путем Прави. Будем же ныне, в великий день его, просить об этом и славить имя Перуна, второго лица трехликого Рода, творца всего сущего!
Ничего не понимая, Гъюрг перестал слушать жреца. Но тот уже закончил речь, и началось священное действо. На широком чурбаке, врытом в землю перед богами, поставили большую деревянную бадью, накрытую крышкой, кувшин, положили хлеб, какие-то овощи, яйца. Жрецы читали над жертвованием заклинания и молитвы. Остальные, мужчины и женщины, в один голос взывали к Перуну:
– Отче громам, Перуне, вышних ратаю! Славен вовек буди! Оружья да хлеба дажди, живота, мощи, силы! Громотворенье яви! Силу пролей с небеси!..
Упыриное отродье, с внезапной яростью подумал Гъюрг. Не страшатся немилости богов, мало того – призывают ее! Виданное ль дело – в Перунов день, канун сбора хлебов, накликать громы на поля! Не Даждьбоговы внуки творили здесь моленье. Бесовы дети, вот они кто, выпившие из богов их силу и потому не боящиеся ничего. Проклятые колдуны, порчу на землю наводящие...
С тех пор как Гъюрг стал бесприютным странником по свету, он познал много разных вещей. Знание приходило издалека, непрошеным, неведомо откуда, и горстями наполняло его, как кувшин водой. Однажды он постиг тайну богов. Все они имеют две стороны, два лика – дневной, светлый и ночной, темный. Дневным ликом боги смотрят в мир живых, где их чтут люди. Ночная сторона обращена к земле ушедших, в навий мир. Там им служат неупокоенные души заложных мертвецов, упыри, кикиморы, шуликуны. Темные страшны и жестоки, если растревожить их. Светлые могут дарить милость, обрядовые жертвы – им. Но они и слабее темных. Теперь же, получается, сделались и слабее людей.
Гъюрга душил гнев. Бесовы дети лишь по видимости еще кланялись светлым, принося им скудные жертвы. В Перунов день не заколоть быка, чтоб умилостивить Хозяина громов, – сродни поруганию земли и небес. Но им то и нужно. Темные ревнивы и враждебны к своим же светлым оборотным сторонам. Без осквернения светлых людям не подобраться к подземной мудрости и силе темных. Не от того ли ночью, перед рассветом, затеяли обряд вершить? В мир мертвых дорога лежит через владения нечистых упырей, через порчу живого...
– Забурли, моря кипучие, засверкай, мечи громовые, всполыми, огни ярые! Се творится слава преогромная Перуну могучему...
Поднялся ветер. Север начал глухо рокотать и полыхать зарницами молний. Бесовы дети, радуясь и смеясь, еще громче грянули хвалу Перуну. Боги живых ослабели настолько, что повинуются каждому их слову, с отвращением думал Гъюрг. Отделившись от славословящих, он незаметно, в обход, пробрался к кумирам, затаился в тени позади высоких чуров. Жрецы отвлеклись от жертвы и кланялись надвигающейся грозе, бормоча свои нечистые требы. На богов-кумиров никто не смотрел. Гъюрг узнал Перуна по молнии, прорисованной внизу хмурого лица бога. Светлое капище. Наверняка где-то должно быть и темное, с чурами, на которых прорезаны затылки богов, смотрящих в мертвый мир. Тайные святилища, куда дорога открыта только посвященным...
Гъюрг достал из сапога нож, взмахом разрезал жилы на запястье. Кровь мгновенно набухла в ране. Он приложил разрез к губам Перуна. Бог должен пить кровь, чтобы возродить свои силы. Пусть Перун, Хозяин неба, вернет себе толику прежней мощи и разгневается как следует на упыриных прихвостней.
Измазав кумир кровью, Гъюрг, согнувшись, подобрался к чурбану с жертвой и бадьей-братчиной. Отодвинул крышку, привстал, развязал штаны. Тугая струя ударила в борщ, потом полила все остальное. Оскверненная жертва разгневает бога еще сильнее. Но большую часть ее разделят между собой бесовы дети. Пусть узнают, что Перун не принял их нечистых подношений.
За сверканием молний его никто не видел, сильный ветер прибивал костры низко к земле, задувал. Закончив, Гъюрг не спеша отодвинулся в сторону, за круг богов. И вдруг кто-то окликнул его:
