Айви уперлась рукой в бедро и оглядела три — нет, четыре — круга, нарисованные кровью, меня в пижаме и беззвучно плачущую Кери с распятием в окровавленной руке.
— Что, побери вас все черти этого прекрасного мира, вы снова натворили?
Гадая, удастся ли мне когда-нибудь снова заснуть, я посмотрела на Кери:
— Понятия не имею.
Я сидела на жестком стуле с жесткой спинкой за громадным антикварным столом Айви, приткнувшись между ним и кухонной перегородкой. Чувствовала я себя плохо, живот сводило тошнотой. Солнце тоненькой горбушкой золотого сияния освещало нержавеющую сталь холодильника — зрелище, которое я вижу нечасто. Не привыкла я вставать так рано, и мой организм начал мне об этом напоминать. Не может же быть, что дело в предрассветном переполохе? Ага, как же.
Запахнув махровый халат, я пролистала «Желтые страницы», а Дженкс с Айви тем временем спорили у мойки. Телефон лежал у меня на коленях, чтобы Айви его не перехватила, пока я ищу, кому позвонить, чтобы заново освятили церковь. Я уже позвонила ребятам, которые перекрывали нам крышу, чтобы они обсчитали ремонт гостиной. Они люди, и нам с Айви нравится их нанимать, потому что за работу они принимаются ни свет ни заря, поутру. Тритон порвала ковер и отодрала от стен несколько панелей. Какого черта она тут искала?
По всей гостиной носились детки Дженкса, хотя им в церкви вообще быть не полагалось. Судя по визгу и взрывам хохота, они нам такое устроят из вскрытой изоляции!.. Перевернув тонкую страничку, я подумала, не воспользоваться ли нам с Айви возможностью для кое-каких переделок. Под ковром лежал отличный паркетный пол, а у Айви великолепный вкус декоратора. Кухню нашу она переделала еще до моего переезда, и мне очень нравилось.
Большую, промышленного размера кухню никогда не освящали — ее пристроили к церкви ради воскресных вечерних трапез и свадебных приемов. Здесь стояли две плиты, электрическая и газовая, так что мне не надо было готовить обед и варить зелья на одной поверхности. Ну, не то чтобы я часто на своей плите обед готовила — обычно разогревала что-нибудь в микроволновке или стряпала на навороченном гриле Айви позади здания, в ведьмином садике между церковью и кладбищем.
А колдовством я обычно занималась на столе островка между мойкой и кухонным деревенским столом Айви. Над ним есть стойка, куда я вешаю травы, с которыми в тот момент вожусь, и колдовскую утварь, которая не помещается под столом. А в линолеуме вырезана круговая канавка, и здесь очень удобно вызывать магический круг— его не пересекают никакие трубы или кабели, которые могли бы его прорвать. Даже на чердаке или под полом их нет — я проверяла.
Единственное окно открывается в сад и на кладбище — так встречаются мои ведьминские вольные растения с компьютером и железной организацией Айви. Это мое любимое место в нашей церкви, хотя именно здесь обычно и происходят ссоры.
Резкий запах плодов шиповника поднимался от чая, который Кери мне сделала перед уходом. Я хмуро смотрела в светло-розовую жидкость. Лучше бы кофе, но Айви не стала его варить, и вообще я спать пойду, как только отмоюсь от этого запаха жженого янтаря.
Дженкс стоял на подоконнике в позе Питера Пэна, руки на бедра, наглый как тысяча чертей. Солнце подсвечивало светлые волосы и стрекозиные крылышки, дробясь зайчиками при каждом его движении.
— Черт с ней, с ценой, — сказал он, стоя между моей бойцовой рыбкой — мы этого самца так и зовем Рыбкой, — которая плавала по кругу в здоровенном графине для бренди, и Дженксовым аквариумом с артемиями. — Мертвому деньги абсолютно без пользы. — Треугольное лицо посуровело. — По крайней мере для нас это так, Айви.
Она будто окаменела — идеальный овал лица никаких эмоций не выражал. Потом на выдохе выпрямила шесть футов своего спортивного тела, оторвав зад от кухонного стола, пригладила кожаные штаны, которые обычно надевала на работу, и по привычке отбросила назад на зависть прямые черные волосы. Пару месяцев тому назад она их обрезала, и все время забывает, какие они теперь короткие — выше ушей. Я на той неделе заметила, что мне так нравится, и она их уложила в ниспадающие склеенные пряди с золотыми кончиками. Выглядит она потрясно, и это наводит меня на вопрос, с чем связано это ее внезапное внимание к собственной внешности. Стриж, быть может?
Она посмотрела на меня, сжав губы в ниточку, на бледном лице появились цветные пятна. Слегка миндалевидные глаза выдавали присутствие азиатской крови, а в комбинации с некрупными выразительными чертами лица делали ее неотразимой. Глаза у нее карие — почти всегда, и становятся черными как зрачки, когда ее статус живого вампира берет над ней верх.
Я однажды дала ей запустить в меня зубы, и хотя это были эйфория и кайф невероятные, мы обе напугались до потери пульса, когда она потеряла самообладание и чуть меня не убила. Я все равно хотела осторожно рисковать и искать баланс на крови, но Айви отказалась резко, хотя до боли очевидно было, что нас обоих тянет к этому все сильнее и сильнее. Она боялась изувечить меня в тумане жажды крови. Со страхом Айви сражалась, отрицая его существование и избегая его источников, но искусственное самоограничение убивало ее, хотя и давало ей силу.
Если можно верить моим соседям — они же бизнес-партнеры, — я и свои будничные дела, и свою сексуальную сферу организовала так, чтобы чувствовать опасность, ловить от нее кайф. Дженкс назвал меня адреналиновой наркоманкой, добавив, правда: если я такой жизнью зарабатываю деньги и не зарываюсь, что тут плохого? И я знала в глубине души, что Айви не попадает под эту шапку «поиски риска для адреналина». Да, конечно, прилив его был невероятным, но именно поднявшаяся из-за меня самооценка Айви мне сказала, что это не была ошибка и не был просто кровавый восторг, ею внушенный.
На миг она увидела себя так, как вижу ее я: сильная, умелая, способная любить безоглядно и так же безоглядно быть любимой. Отдав ей кровь, я ей сказала: да, она стоит того, чтобы ради нее собой жертвовать, да, я ее люблю такой, какая она есть, и в ее потребностях ничего нет плохого. Потребности — это потребности, на правильные и неправильные делим их мы. И я хотела, чтобы она всегда так себя видела.
Но видит бог, какой же это был драйв!
Будто услышав мои мысли, Айви отвернулась от Дженкса.
— Прекрати, —сказала она, и я покраснела.
Она не читает мои мысли, но эффект один и тот же: обоняние вампиров настроено на феромоны. Мое настроение она улавливает так же отчетливо, как я — аромат шиповника от своего чая. Черт побери, Кери действительно думала, что я это буду пить?
