– Я приведу помощь.
И, извернувшись, вонзила «Стилет» прямо в центр буквы «о» в слове «полиция» на боку робопса. Словно откуда-то знала, что именно там находится электронный мозг. Робот задрожал. Челюсти сжались так сильно, что Марьям показалось, что они сейчас по локоть отхватят ей руку, но капкан открылся; от зубьев остались кровоточащие следы; Марьям не удержалась – зашипела от боли. Горничная обернулась; карбонитовые мышцы сокращались – это было похоже на мерзкую насекомую жизнь, что обитает под камнями. Она выронила контейнер с муссом из Багира и взялась за электронож, сделала шаг к Марьям. Та копошилась на полу, оскальзываясь в крови. Лодыжка горела огнем, пришлось опереться на стену. Не уйти!
– Беги! – крикнул Алик и вцепился в бедро горничной обеими руками. Та недоуменно поглядела вниз; Марьям застыла, будто кролик перед удавом. Алик зарычал: – Вали уже отсюда, мать твою!
Марьям нашла в себе силы сделать шаг, потом еще один и еще. Она шла спиной, не в силах отвернуться. Горничная дернулась – раз-другой. Но Алик держал крепко – вцепился из всех оставшихся сил, облапил чудо японского рободизайна, точно пылкий любовник.
И тогда произошло следующее: вторая нога горничной изогнулась под немыслимым углом, недоступным даже гимнастам и балеринам. Прицелившись, она вогнала каблук прямо в глаз Алика с такой силой, что он вышел со стороны затылка. Разбитые очки отлетели в сторону. Алик булькнул – вместе с кровавой пеной вышел его последний вздох. Но рук не разжал – скованные предсмертной судорогой мышцы удерживали горничную на месте. Та дергала ногой, выкручивалась, и было ясно, что она вырвется, и Марьям не имеет права просрать те драгоценные несколько секунд, что выиграл Алик. Она развернулась и побежала. Побежала не оглядываясь, не отвлекаясь на металлическое цоканье за спиной и почти невыносимую боль в лодыжке, на повисшую плетью руку; не слыша и не видя ничего, кроме…
Завибрировал смарт. По лабиринту подвала разнеслось: «Не люблю большие сиськи, да, моя грязнуля скинни, но она имеет жопу…» Эта мелодия стояла на звонок от Багира – его любимый трек. Забавно, ведь у Марьям и сиськи были что надо, и задница аппетитная. Не забавно было то, что от Багира остались лишь ведерко жижи и несколько кусков плоти. И все же в несбыточной надежде Марьям приняла вызов, не останавливая хромой трусцы.
– Слушай внимательно, – раздался незнакомый женский голос, – у нас мало времени; я отвоевала немного памяти, но…
– Кто вы?
– Никто. – На заднем фоне у звонящей на одной ноте кричал ребенок. – Мы – последнее, что мы о себе помним. Он оцифровал нас всех. Насильно. Сделал посмертные слепки.
– Он?
– Магне.
Видение выросло из ниоткуда. Марьям отшатнулась – женщина в распахнутом халате с распахнутым же животом. Она испуганно смотрела куда-то перед собой, когда ее глаза проткнули длинные, с проводами на концах, спицы; голопроекция вся задрожала. Марьям сразу вспомнила голову Багира – из его глазниц торчали такие же штыри.
Заминка едва не стоила ей жизни – электронож прожужжал совсем рядом, срезал мочку уха, но запутался в волосах. Это дало шанс на небольшой спринт. Мочка и клок волос остались позади. Теперь кровь заливала смарт, и его пришлось прижать к другому уху.
– Он заточил нас в этом доме и… Смерть – это больно. Даже если нет тела. Ты помнишь только боль и кричишь-кричишь, снова и снова, пока не забываешь почему. А потом все по новой. Умоляю, останови это!
– Как?! – взвизгнула Марьям в трубку.
– Отключи сервер.
– Где он?
– Мы укажем путь.
В красном мраке загорелись зеленые огоньки – прочертили дорожку на полу; система ориентирования на случай пожара. Дорожка вела в дальнюю часть подвала. Марьям с трудом заковыляла по ней, каждый шаг отдавался болезненной пульсацией. Горничная нагоняла. Она не ускоряла шаг, но чертовой железяке этого и не требовалось – в отличие от Марьям, эта могла продолжать погоню сколько угодно.
– Я не могу! – рыдала Марьям в трубку.
И тут перед ней возник Алик – с еще целыми очками, без страшной дыры в голове, стоящий на своих двоих. Из-за его спины выступил Багир – мощный, крупный, еще не сжатый в кровавый ком и не пропущенный через мясорубку. Вслед за ними вырастали новые и новые голограммы – кавказец в спортивках, тетка с планшетом, парочка подростков-неформалов с пакетом бутылок, заросший бомж со свернутым матрасом под мышкой, узбек в оранжевой рабочей робе. Все они, как волна, прошли сквозь Марьям. Та обернулась – голограммы окружили горничную плотным кольцом. Тварь замерла на месте. Было слышно, как щелкают фотоэлементы, фокусируясь то на одной цели, то на другой. Визжал вхолостую электронож, рассекая иллюзорную плоть. Марьям двинулась к цели – к невзрачной двери в конце коридора.
Сервер напоминал поставленный вертикально гроб. Из его боков змеились повсюду клубки проводов и терялись в многочисленных коробах.
– Уничтожь его! – умолял голос в телефоне. Марьям нацелила кусачки.
«Какой же из проводов?»
Начала резать один за другим, выдергивать из сервера, но безрезультатно: тот так и продолжал лихорадочно мигать лампочками.
«Какой же, какой?!»
Вдруг перед ней выросла тень. Оформилась нечетко, словно голопроектор глючило: расплывались нос, глаза, лицо. Четко отобразились лишь желтые садовые перчатки.
– Не делать этого, mademoiselle. Это пг’еступление! Le meurtre!
– Не слушай! – доносилось из смартфона. – Это ад! Настоящий ад, без конца и начала!
Марьям продолжала резать провода, а тень Магне мельтешила перед ней, лезла в глаза, как едкий дым.
– Не надо! Мы договог’имся. Я дать лучший миг’, лучшую жизнь! Вечное счастье!
Провода все не кончались, рука занемела. Визжал динамик смартфона:
– Не слушай! Это как застыть в янтаре, но остаться в сознании. Мой мальчик… Он отобрал у нас будущее! Осталось лишь бесконечное «сейчас»!
– Обдумайте мое пг’едложение, mademoiselle. Полная осознанность – это так утомительно. Все пг’иедаться – г’ано или поздно? Не лучше ли навсегда застыть en moment? Пег’еживать лучшее мгновение снова и снова? Обдумайте!
Тень Магне росла, заполняя пространство серверной; казалось, в ней стало нечем дышать. В зрачки как будто ввинчивали острые шурупы, слезы текли ручьями. Марьям разгадала его маневр, лишь когда почувствовала, как со спины к ней подбирается горничная. Она испытала сильнейшее дежавю и даже будто ощутила, как цепь электроножа вгрызается в шейные позвонки. Решение пришло неожиданно: «Стилет», забытый, болтался на запястье. Марьям перехватила рукоять, размахнулась и вонзила со всей силы в сервер – туда, где у тени Магницкого должно было находиться сердце.
– Обдумай это, обмудок!
«Стилет» вошел в металл.
– Есть!
От куража закружилась голова. Впервые в жизни Марьям почувствовала себя победительницей. Не понукаемой сиротой, не рыночной воровкой, не динамщицей, разводящей лохов на дорогие подарки. Спасительницей, избавительницей; едва ли не мессией, что вывела из цифрового ада души праведников. Она могла почти видеть, как из искрящего сервера, освобожденные, выходят пленники Магне.
– Свободны! Вы свободны! – орала она, а глаза застили слезы. Справилась! Выжила! Победила!
В воздух взвилась электрическая дуга; что-то хлопнуло, голову прорезало болью до затылка. Свет вырубило так внезапно, что Марьям подумала, будто у нее лопнули глаза. Она зажмурилась, но не почувствовала разницы. Не почувствовала ничего. Попыталась провести рукой перед лицом, но… руки тоже не было. Она завизжала… и не издала ни звука.
– Magnifique, не пг’авда ли? – Густой бархатный голос, похожий на ворчание тигра, звучал отовсюду и ниоткуда, точно проходил сквозь нее, как сквозь полую трубку, отражаясь от стенок черепа. – Это быть славная охота. Ты снова добг’аться до сег’вег’а. Я знать! Я говог’ить этим encule из комиссии, вы учиться! Deja vu! Вы пг’огг’ессиг’овать!
