Валентин отряхнулся, быстро ощупал себя – как ни странно, ни царапины, похоже, ребята невольно заслонили его своими телами от гранаты! – и принялся вытаскивать из-под Дмитрия винтовку. Она стала еще тяжелее, совсем неподъемная теперь! Рывок! Еще один! Нет, только не это – дуло винтовки плотно забито этой вездесущей землей, а прочищать его некогда! Где, мать их, винтовки ребят?! Проклятье, у Дмитрия нет патронов, у Славки тоже все в земле!
Выстрелы то отдалялись, то приближались. Валька осторожно выглянул из своего ненадежного укрытия. Похоже, без сознания он был совсем не долго, потому что вокруг почти ничего не изменилось. Бой все еще шел, впереди все так же тарахтел пулемет, только из соседних окопов больше не стреляли. И у Вальки не было больше оружия…
Выбрать момент и перебежать в соседний окоп? Скорее всего, там уже тоже никого нет в живых, но, может быть, у кого-нибудь еще остались патроны? Валентин прикинул расстояние до ближайшего окопа – не успеть, его подстрелят, как только он вылезет на открытое пространство! Скосил глаза на убитых товарищей – если не рискнуть, то придется провести остаток боя, затаившись рядом с ними. Снова выглянул наружу и, как только немецкий пулеметчик замолчал, подпрыгнул и выкатился из окопа.
Ему показалось, что пулемет молчал целую вечность и что сам он бесконечно долго полз эти несколько метров до соседнего окопа. Двигаться было тяжело и больно, должно быть, падая в окоп, он все-таки здорово ушибся. Но ему почти удалось перебраться в другое укрытие – фашистский пулемет «ожил», когда Валентин был уже почти у цели. Оставались какие-то полметра, но ползти их под непрерывным огнем означало почти наверняка погибнуть, и Валька, вскочив на четвереньки, рывком бросился вперед и скатился в наполовину осыпавшуюся земляную яму.
Успел! Здесь его не достанут! В глаза сразу бросились двое лежащих на земле солдат, одного Валька не знал, с другим познакомился ночью, перед боем, но не помнил, как его зовут. Звали…
Резко накатила боль в правом боку. Его все-таки задело! Вот теперь точно – конец. Валька попытался подобраться поближе к застывшим неподвижно бойцам – вдруг они все-таки живы, вдруг у них найдется перевязочный пакет? – неловко повернулся, и боль вспыхнула с такой силой, что он не смог даже закричать, только сдавленно охнул.
И опять – темнота.
В этот раз Валька не приходил в себя долго. Когда он открыл глаза, вокруг стало заметно темнее, а небо было не бледно-голубым, как днем, а более темным, сумеречным. То ли ранний вечер, то ли даже утро…
Валентин попытался пошевелиться. Бок тут же отозвался болью, но не настолько сильной, чтобы ее совсем нельзя было терпеть. Валька перевел дух и прислушался – выстрелов не было. Все закончилось – но как? Удалось отстоять Петродворец или?..
Он осторожно, еле удерживаясь, чтобы не вскрикнуть, ощупал липкую от крови гимнастерку. Намокнув, она, вместе с рубашкой, приклеилась к телу плотным комком, сыгравшим роль повязки, – кровь благодаря этому остановилась. Похоже, потому Валька и жив до сих пор. И если не делать резких движений, он, наверное, сможет протянуть еще какое-то время.
Вдалеке послышался какой-то странный шум. Не стрельба, не взрывы – что-то другое, как будто шум мотора. Автомобиль? Валька стиснул зубы и попробовал приподняться, опираясь на винтовку одного из убитых. Боль снова усилилась, он едва слышно застонал, но все же сумел выпрямиться и выглянуть наружу. Бой действительно кончился, пулеметчик, которого Вальке так и не удалось убить, куда-то исчез вместе с пулеметом – в первый момент ему показалось, что вокруг вообще нет ни одного живого человека. Но потом стало ясно, что он ошибся – как минимум кто-то живой находился в медленно ползущим в его сторону «тигре».
Проверить чужие винтовки! Боль вспыхивает при каждом движении, дрожащие руки отказываются слушаться… Проклятье, нигде нет патронов! Да и толку от них против танка? Гранату бы сюда! А вдруг у ребят еще остались?! Нет, нигде, ничего… Уже ни на что не надеясь и почти ничего не видя в сгустившемся вечернем сумраке, Валентин принялся шарить руками под дну окопа и внезапно нащупал что-то твердое и округлое. Только бы это был не камень! Граната, «ворошиловский килограмм»! Одна-единственная… Теперь надо только подпустить танк как можно ближе, далеко бросить тяжеленную гранату Валька уже не сможет. И высовываться пока нельзя, чтобы из танка его не заметили раньше времени…
– Они тебя не заметят, – громко произнес у него за спиной чей-то спокойный голос. Валька вздрогнул и обернулся. В глазах снова начало темнеть, но он все же увидел сидящего на краю окопа мужчину. Самого обычного, неопределенного возраста, с совершенно не запоминающимся лицом. Одет он был в какой-то неприметный темный костюм. Даже с галстуком… И смотрел на Вальку совершенно спокойно и невозмутимо, несмотря на приближающийся немецкий танк. Хотя сам на немца вроде не похож…
– Я не немец, – ответил на его невысказанный вопрос незнакомец. – Впрочем, я и не русский. И не стоит тратить на меня гранату – она мне ничего не сделает.
Пожалуй, в этом непонятно откуда взявшийся человек был прав, «ворошиловку» лучше потратить на танк, в нем врагов больше. Впрочем, если он сейчас не убежит, взрыв накроет и танк, и его. А если он – наш?..
– Не спеши, может, ты вообще не станешь этого делать, – все тем же невыразительным голосом проговорил его странный собеседник.
– Это еще почему? – прохрипел Валька и прислушался – шум мотора как будто бы стих. Выходит, танк остановился? Надо бы посмотреть, но если он хотя бы шевельнется сейчас, у него вряд ли хватит сил высунуться из окопа и бросить гранату потом. И просто ждать нельзя, ему чем дальше, тем хуже, вот-вот снова сознание потеряет, а «тигр», может быть, где-то близко остановился!
– Не спеши, – повторил незнакомец. – Сейчас у тебя есть сколько угодно времени.
Валентин не понял, что тот имеет в виду, но внезапно почувствовал, что боль ушла и что ему снова легко дышать. Как-то даже слишком легко. А еще вокруг совсем тихо, не слышно не только танка, а вообще никаких звуков, даже ветер стих.
– Кто ты? И что… происходит? – с трудом выдавил из себя Валька.
– Кто я – не важно. Ты все равно не поймешь. А происходит то, что у тебя есть шанс остаться в живых. Если передумаешь взрывать себя вместе с танком.
Валентин покачал головой:
– Я должен сделать хоть что-то… против них. А больше ничего сейчас все равно не могу.
– То, что ты собираешься сделать – бесполезно.
– То есть как это? Я в него не попаду?
– Попадешь. Бесполезно это будет с точки зрения истории.
– Значит… мы проиграем?
