Зима. В декабре форменное буйство волков в Ломоносовском районе. Пять человек, скота больше, чем за все предыдущие месяцы. Первый выживший – но почти ничего не смог рассказать: что-то огромное, мохнатое набросилось в темноте, дальше ничего не помнит. Впервые на происходящее обратила внимание пресса – газеты на разные лады подняли вой о грозящем Питеру волчьем нашествии. Поползли панические слухи о виденных на юго-западных окраинах города волках. Проведены несколько больших облав силами милиции, МЧС, егерей и десятков добровольцев из охотников. Убили один выводок волков и два десятка одичавших собак и волчьих метисов; к концу декабря нападения прекратились.
(Пули! Черт побери! Непонятно откуда появившиеся старые пулевые отметины на теле Колыванолва! Похоже, в облаву угодили не только волки с собаками…)
Весна. Данных нет. Что, впрочем, ничего не значит. Не из всех мест Граев смог получить информацию; многие жертвы могли давно числиться как пропавшие без вести. Это подтверждал последний, этого лета, случай. На окраине Павловска, в руинах, известных как замок Бип, а также как Шведская крепость, вездесущие мальчишки отыскали части четырех скелетов.
Останки лежали в почти полностью засыпанном каземате, в самом дальнем углу, куда только ползком и можно было добраться. Обглоданы дочиста, выжран даже костный мозг. Все – с зимы, судя по остаткам зимней одежды. Версия следствия: сдуру или спьяну забрались, вызвали обвал, не смогли вылезти и замерзли. По весне, когда осыпавшаяся земля оттаяла и просела, – добрались и поработали клыками все те же бродячие шавки.
Во Всеволожском районе – далеком, отделенном от места действия городом, Невой и Финским заливом (он был взят Граевым как контрольная территория), – схожих случаев за год не было. Ни одного.
Вот так. На самом деле цифры больше. Гораздо больше – если учесть, что информация пришла лишь из четверти отделов милиции, расположенных на заинтересовавшей Марина территории.
Похоже, зубные протезисты к загадочным челюстям никакого отношения не имели…
Факты складывались в картину, которую мозг отказывался принимать. Твердокаменный реалист Граев пытался расставить их по-всякому, чтобы обойти это дикое предположение: трансформация нормального человека в зверя, одержимого манией убийства, – и не просто сдвиг в мозгу, а полное физическое превращение тела…
Но факты, как известно, вещь упрямая… Теперь, когда на горизонте замаячила засекреченная наука, от которой Граев инстинктивно готов был ждать любой гнусности, – только теперь он плюнул на свой рационализм и стал подставлять информацию в предложенную Мариным схему. И, при всем желании, не находил противоречий…
Он понял, где был все эти месяцы Колыванов.
И чем занимался.
Марин позвонил сам, на мобильник, – был взволнован, предложил немедленно встретиться. Граев сейчас же выехал.
Они опять сидели на лавочке, на этот раз – в самом укромном уголке Парка Победы – вокруг ни одного прохожего.
– Знаешь, Петрович, я, наверное, должен извиниться. Прости, не поверил. Ничему не поверил. Трудно верить в бабушкины сказки на тридцать девятом году жизни. Но тут такое всплыло… Здесь не сказки, здесь, мать ее, наука… Лягушек они растят. С генами фасоли. Или людей с генами волка. Наверняка суперсолдат, б…
Похоже, Марин не слышал ни одного слова из предназначенных для него извинений.
– Они забрали все образцы, – тусклым голосом сказал он, когда Граев сделал паузу.
– Кто они?
– Не знаю. Меня на следующий день после нашего разговора отправили для консультации в Лодейное Поле – якобы важнейшее дело. Оказалось – ерунда, любой мальчишка-практикант справится… Но проездил туда-обратно три дня. Вернулся – сейф вскрыт, все исчезло: все пробы, образцы, все записи и снимки по Колыванову. Абсолютно все!
– Сейф вскрыт криминально? – заинтересовался Граев.
– Какое там! Вполне законно, запасными ключами начальника. Бумага пришла сверху – якобы нашли у Колыванова малоизученную инфекцию. Опасную. Вот все и выгребли…
– Кто нашел? Где? Ты ведь полностью закончил экспертизу в Пушкине…
– Ха! Назначили повторную, дело недолгое… И что самое поразительное, знаешь где ее проводили? Вовек не догадаешься…
– Тоже мне бином Ньютона… – проворчал Граев. – Хочешь, угадаю с первого раза? В институте растениеводства, так?
– Та-а-ак… Слушай, Граев, а ты не телепат часом?
– Интуиция. Значит, ты ничего не успел выяснить?
– Практически ничего. Правда, об одной вещи они не знали: отдал образец ткани мозга знакомому цитологу – без всяких бумаг, на чисто личном уровне. Очень мне его мозг не понравился… даже чисто внешне. У друга работы навалом, быстро не обещал, но через день-другой должны быть результаты… А ты что раскопал?
Граев рассказал о лаборантке, имевшей причины ненавидеть Колыванова; о ее подозрительной смерти; о своем визите в лабораторию, охраняемую с таким тщанием. И о заключении Гольдмана, и об эксгумации Филы.
– Бывает такое… – задумчиво сказал Марин. – В какой-нибудь невинной на вид конторе отдел или лаборатория за семью печатями – и порой даже директор не знает, что там на самом деле творится… Значит, думаешь, там готовят сверхсолдат? Вервольфов? Ночных оборотней?
– Скорее уж готовили… Сейчас такие ни к чему вроде. И без них просрали все, что можно. И до конца дело не довели – ну никак не похож был Колыванов на ночного супервоина… Так, обезумевшее животное… Я ведь тебе еще про его подвиги не рассказал.
И Граев выдал доктору сводку, составленную им по разрозненным сообщениям с мест. Потом показал карту-двухверстку – все места нападений соединены тонкими линиями. И самая густая их паутина пересекалась в районе Александровской. Поселка, в котором были убиты Саша и Горянин; в котором бесследно исчез Колыванов; в окрестностях которого нашли его труп.
Но в центре паутины жертв не было.
– Типично волчья тактика… – сказал Марин, знавший толк в охоте. – Известен случай, когда логово было всего в четырехстах метрах от деревни. И ни одной собаки или телушки волки там не тронули – разбойничали в отдалении.
– Я не понимаю одного. Не все же, проводившие эти расследования, такие козлы, как Зуев. И уж наверное, могли проверить, человеческие или собачьи зубы отпечатались на жертвах…
Доктор задумался, теребя мочку уха.
– Тут может быть только один вариант, – сказал он наконец. – Мутация шла не сразу, в несколько этапов. И началось все с психики. Мальчика загрыз хищник почти с человеческими челюстями, немного удлинившимися, – кости не могут меняться так же быстро, как происходят процессы в мозгу… Физические изменения наступили позже. А серебро выступило как антидот, дало старт обратному процессу – лавинообразному и смертельному… И, как я понимаю, поначалу у него были моменты ремиссии…
