Доктор задумался, теребя мочку уха.
– Тут может быть только один вариант, – сказал он наконец. – Мутация шла не сразу, в несколько этапов. И началось все с психики. Мальчика загрыз хищник почти с человеческими челюстями, немного удлинившимися, – кости не могут меняться так же быстро, как происходят процессы в мозгу… Физические изменения наступили позже. А серебро выступило как антидот, дало старт обратному процессу – лавинообразному и смертельному… И, как я понимаю, поначалу у него были моменты ремиссии…
– Один-то момент точно. Очухался, увидел дело своих рук (в смысле зубов) и подумал на собаку Горянина. И уложил их обоих…
Они замолчали. Граев сам все разложил по полочкам, так что каждый факт встал на свое место, – и все равно не верил до конца в это безумное объяснение безумных событий. Не мог поверить. Хотел найти последнее, самое веское и не известное раньше доказательство.
– Как такое могло произойти? – спросил он доктора. – Что наука думает? Нечто вроде генетически измененных продуктов, про которые все уши прожужжали? Фасоль с геном лягушки?
– Не похоже… Фасоль, даже с геном лягушки, по болоту скакать не сможет. Тут что-то другое… Не знаю, даже боюсь гадать. Кто-то и когда-то поставил перед собой тот же вопрос, что и я: почему предания всех народов кишат историями о боящихся серебра оборотнях? И дал приказ искать в этом направлении. А кто-то другой нашел ответ и способ сделать стихийную мутацию управляемой… Ну, почти управляемой… Слушай, а ведь это никакой не способ лепить неуязвимых солдат. Это же оружие массового поражения! Представь достаточное количество активатора мутации… ну, скажем, на водонасосной станции Нью-Йорка! Через месяц город обезлюдеет. Просто, со вкусом, экологически чисто – потенциальный противник жрет сам себя, – и никаких концов!
Они помолчали, представив апокалиптическую картину, причем печальная судьба нью-йоркцев Граева не взволновала.
– И что теперь нам делать, Граев?
– Тебе – ничего. Сделай вид, что поверил истории с редкой инфекцией. Концы они зачистили вполне грамотно, если не будешь поднимать волну, то все обойдется. А я попробую с этим немного поработать – без шума, пыли и общественной огласки. Исключительно в интересах вдовы… оборотня.
– Ну уж нет! – вскипел Марин. – Не выйдет! Чтобы это могло повториться? Чтобы моих внуков когда-нибудь сожрали? Еще не все потеряно, если выцарапать у них труп… Ну что ты кривишься? Сам знаю, что скорей всего уже сожгли и пепел размешали… Но остался же один образец – какое-никакое, а доказательство. Да и пройти по их следам не мешает. Ни одна лаборатория, хоть она семь раз секретная, не может работать в полном отрыве от научного мира: пользуются открытыми источниками, да и наружу пробивается кое-что: обрывки технологий, побочные несекретные результаты исследований… Засяду в библиотеке – кого удивит, что старый Марин сел наконец за докторскую? Просмотрю все материалы, исходившие из ВИРа, лет за двадцать. Да и в других пороюсь – могли ведь и не сразу засекретить, пока не поняли, с чем столкнулись. Когда знаешь, что искать, – ищется легче. Найду что-нибудь – позвоню. Мы должны взять их за глотку, Граев! Обязаны!
Граев подумал, что гораздо проще взять за глотку их с Мариным. Даже не обязательно убирать – записать этот разговор и подшить в историю болезни. И рассказывай потом в психушке дюжим санитарам о бродившем вокруг города оборотне. Они, санитары, всяких историй наслушались…
– Об одном прошу, Петрович. Никому и нигде ни слова.
– Не бойся, Граев. Пресс-конференцию созывать не стану… Без железных доказательств только хуже будет. Пройдет как утка – потом вообще ничему на эту тему не поверят…
…Граев смотрел вслед удаляющемуся доктору и немного ему завидовал. Марину не надо было приходить к вдове и заявлять ей: «Вы уж извините, но ваш муж стал оборотнем, животным, хищником, потерявшим последние остатки человечности. И вашего сына убил он. Зубами. И еще многих убил. И пристреливший его человек сделал доброе дело». Не поверит…
Косвенные факты, пусть и идеально ложащиеся в схему; доказательства, наверняка бесследно канувшие за бронированной дверью лаборатории; эмоциональные выкладки Марина – мало, слишком мало, чтобы убедить любящую женщину. Больше года она не верила, что ее муж – убийца… Не поверит и теперь. Ладно, найдем ей доказательства… Граев понял, как и почему убили тварь, когда-то бывшую Колывановым.
Оставалось узнать кто.
Смущало быстрое и решительное устранение Костиковой.
Надо понимать, убрали ее сразу, как поняли, во что превратился экс-бизнесмен, и установили, какую роль тут сыграла лаборантка. Убрали те, кому эта тема давно и хорошо знакома. И начали охоту на Колыванова.
Но серьезные конторы уже не те, что прежде, и такая торопливая и безжалостная рубка хвостов для нашего времени никак не характерна… Самодеятельность низов?
И еще: эти люди уж смогли бы изыскать возможность и отлить настоящие серебряные пули к серьезному оружию, а не заряжать дробовик тем дурацким припоем…
Похоже, Граев, ты опять пытаешься втиснуть один икс в две разные формулы…
Позвонив майору Мельничуку, Граев уже примерно знал, что услышит. Но хотел узнать подробности. И то, как к этому отнесся майор.
Мельничук говорил с ним сухо, без комментариев: повторное вскрытие нашло у Колыванова весьма редкую инфекционную болезнь, нарушающую функции мозга; гибель его – самоубийство, никто другой застрелить его под подобным углом не мог; дело закрыто, тело Колыванова кремировано – завтра можно забрать прах для погребения…
– Ты сам в это веришь? – выслушав, спросил Граев. Майор ничего не ответил – молчал в трубку. Не мог он в это верить, слишком хорошим был профессионалом, чтобы проглотить такую шитую белыми нитками версию.
– Откуда пришло указание о закрытии дела? – спросил Граев, не уверенный, что услышит ответ.
– С Литейного… – ответил майор коротко. – И прямое предписание: никакого содействия тебе или «Бейкер-стриту», если будете продолжать попытки копать в этом направлении…
А ведь это хорошо, если вдуматься. Если бы собрались жестко зачистить и Граева, не стали бы возиться и ставить такие препоны.
Уверены в себе, гады…
– Ты не в курсе, Дима, случайно, какой был у Колыванова газовик?
– Случайно в курсе. Три дня назад достал из сейфа и сдал в милицию, в связи со смертью владельца. Ружье-то, как вещдок, давно забрали… Пистолет у него был. Отечественный, ижевский, модель…
– Подожди, подожди, Дима! Дай попробую угадать… Та самая, одна из первых, которые клепали из боевых ПМ. Загоняли в ствол латунную трубку-вставку с перегородками, в ручку – новую обойму на 7 мм, и пожалуйста – готов газовый пистолет… Угадал?
