Не знаю, повезло бы мне или нет, я успела стукнуть раз пять и как раз размышляла, отличался ли последний звук от предпоследнего, когда тихий стон заставил отложить карьеру лазоходца на неопределенный срок. Я едва не выронила эту тяжелую штуку на пол. Тело рядом с кроватью, или, вернее, то, что я посчитала таковым, вдруг шевельнулось и село.
Святые! Он не убил ее, не уничтожил личность!
Девушка обхватило голову руками и тихо застонала.
— Влада, — позвала я.
Девушка вздрогнула, насколько же должно быть плохо, если она не почувствовала присутствия человека, — Влада, это я, Ольга. Я…
— Я знаю, кто ты, — перебила она, от молодого задорного голоса не осталось и следа, тихий шепот смертельно больного человека — вот что я услышала. — Зачем ты здесь? Посмеяться пришла? Так давай, повеселись хорошенько и уходи.
— Не могу, в смысле уйти, да и не до смеха что-то, — я присела на край кровати.
Я смотрела на эту чужую девушку и не видела того, что должна была. Не видела виновницу своих бед, не видела выскочку, дорвавшуюся до власти и опьяневшую от безнаказанности, такой бы стала любая на ее месте. Свою жену Кирилл превратил в костюм для проклятого, лишил воли и выбора, лишил собственного тела, на мгновенье мне показалось, что простая, чистая смерть будет много лучше такого существования.
— За что он отдал тебя проклятому? Соврала о беременности?
Влада подняла голову, посмотрела на меня и захохотала. Не тем мелодичным звонким переливом, который разносился по бальному залу, а резким скрипучим вороньим карканьем. Странная пугающая женская истерика. Очень скоро смех перешел в плач, безумное карканье во всхлипы. Я налила в серебристый резной стакан воды из кувшина и, сев рядом с девушкой, попыталась напоить ее водой. Зубы громко стукались о металлический край, воды больше пролилось на платье, чем попало внутрь.
— Именно потому, что не соврала, и отдал, — прохрипела она, успокоившись. — Ты ненавидишь меня? Должна ненавидеть. Я бы ненавидела.
— За что? За твое замужество? Рано или поздно он бы все равно женился.
— Не за это. За дочь.
Руки сжались в кулаки, и я резко встала. Влада покачнулась.
— Это ее должны были положить на алтарь. Поверь, я бы радовалась этому.
Я вспомнила, чем занималась. Нужно искать выход, и по возможности держаться от Влады подальше. Не слушать, не говорить, не смотреть. Сколько осталось до рассвета? Два часа? Три? Четыре? Вряд ли больше. Оставим семейные разборки Кириллу. Наверное, так и надо было сделать, если бы не одно сказанное Владой слово, вернее, фраза, которая царапнула и наполнила первой робкой надеждой.
— Должны были?
— Точно, — она усмехнулась, гротескно и уродливо. — Он взял и все переиграл. Чем ценнее жертва, тем больше удачи и процветания роду, так? Демоны любят делать все по максимуму, он положит на алтарь наследника.
— Он еще не родился, — не поняла я.
— Это необязательно, — девушка задрожала и вдруг задрала голову к потолку и закричала. — Я же сама пошла к этим чертовым камням! Сама потребовала признания нерожденного!
— Ты хочешь сказать, что завтра…
— Он положит на алтарь жену и наследника. Разве может быть жертва выше этой? — вопрос прозвучал горько.
— Я не верю тебе.
— Зря. Будь это неправдой, с заходом солнца жертвенник ждал бы твою дочь.
Я дернулась, вскочила, поддалась эмоциям, которые требовали хоть какого-то выхода. Невозможно было удержать все в себе. Я подбежал к двери и что было силы забарабанила по гладкому дереву. Что за идиотский замок? Несколько этажей вниз — полно народу, все шутят, веселятся, оскорбляют и заводят новые знакомства. Я была даже согласна на сделку с вестником, прошло время излишней щепетильности, да и не было его, наверное, просто я отказывалась это признать.
— Бесполезно, — она подтянула колени к груди. — Она откроется перед кровью седых демонов или перед управляющим артефактом.
Я прислонилась лбом к створке, стараясь отдышаться.
— Почему проклятый в тебе?
— Кирилл попросил об услуге, я не смогла отказать.
— Я спрашивала не «как», а «почему»?
— Ты бы легла по собственной воле на алтарь? С блаженной улыбкой и светом мученицы в глазах?
— Я бы дралась до самого конца.
— Я бы тоже, но даже этого меня лишили.
Мы замолчали, больше говорить не о чем. Сами по себе мы друг другу вряд ли были интересны.
Следующий час я скрупулезно простукивала стены, так как продолжала надеяться на чудо, да и неподвижно сидеть и ждать было выше моих сил. Влада таких неудобств не испытывала, лишь иногда морщилась из-за постоянного стука.
— Ищешь тайный ход? — в конце концов не выдержала она.
Я дернула плечом, предлагая ей заниматься своими делами, если таковые, кроме неподвижного сидения на полу, имеются. Все, что она рассказала, походило на правду. Очень походило. Но когда на кону жизнь Алисы, я не могла себе позволить такую роскошь, как слепая вера. О Владе я посоветовала себе не думать, ни о ней, ни о ее судьбе. Святые, опять выбор, от которого становится тошно. Либо дочь, либо эта девушка, не так давно вышедшая из детского возраста. Все очевидно, не так ли? Противно осознавать собственную готовность пойти на жертву за счет другого.
— Если и найдешь, этот выход ничем не лучше того, — она указала на входную дверь, — он тоже не откроется перед посторонним.
— Сиди и плачь. Или молись, — зло посоветовала я и вернулась к прерванному занятию.
Наверно, можно было уже успокоиться, так как каждая стена была простукана и прощупана не по одному разу, но я еще надеялась на чудо.
— Я уже молила Высших, там, на горе правды, когда просила оставить жизнь мне и ребенку, — я развернулась на пятках и уставилась на девушку, мысль, пришедшая внезапно, была настолько простой, что я засомневалась, а не обернется ли еще одна идея жестоким разочарованием. — Они оставили, — девушка сникла.
Она сказала: «кровь седых». Мы обе с ней были носителями крови демона. Она изменила нас обеих. Но к моим попыткам дверь серой цитадели осталась глуха, хоть я и часть семьи седого, пусть он предпочел забыть об этом. А к Владиным? Ведь разница между нами заключается в том, что «кровь седых» все еще в ней.
Я покачала головой, в два шага преодолев расстояние до кровати. Схватила Владу за руку и дернула, заставляя подняться. Она покачнулась, вцепилась мне в плечо.
— Ты идиотка, — я потащила спотыкающуюся девушку к двери, — ты ведь уже сдалась и даже ни разу не попыталась бежать, когда бес оставлял твое тело? Сидела и жалела себя?
Она прикусила губу. Я едва удержалась, чтобы не стукнуть новобрачную по голове. В очередной раз дернув ее за руку, я положила худенькую дрожащую ладонь на медную ручку, зажмурилась, мысленно попросив у всех святых удачи и потянула. Дверь легко открылась. Влада изумленно охнула.
