Ингрем с жаром проговорил:
— Есть один способ, он отвратителен, но я знаю случаи, когда он помогал, — отслужить здесь службу по изгнанию духов.
— Нет, это невозможно, — ответил я. — Если только сегодняшний сеанс не принесет ничего нового, Стелла ни за что на это не пойдет. Вы понимаете, она боготворит свою мать.
Ингрем помрачнел:
— Но тогда действительно выхода нет. Вы ничего не сможете сделать.
— Мы можем отказаться от «Утеса», — сказала Памела.
Наступило молчание. Казалось, Памела совсем пала духом. Вид у нее был потерянный, совсем ей не свойственный.
— Уже поздно, — проговорила она. — Давайте начинать.
Мне было крайне досадно, что сеанс приходится проводить в детской и нарушать очарование этой комнаты с ее желтыми, как нарциссы, занавесками, зелеными ковриками и абажурами, с белыми и желтыми фарфоровыми безделушками. Казалось, вот сейчас маленькая Стелла и ее гости усядутся на низкие стулья за круглый стол пить чай.
В маленьком камине ярко пылал огонь, в комнате было тепло. Мне почудилось, будто я улавливаю слабый аромат мимозы, но я ничего не сказал Ингрему. При одном только взгляде на детскую у меня сжалось сердце.
Карточки с буквами были разложены на столе. Я счел необходимым предупредить Ингрема, что мы с Памелой слишком много ждем от сеанса и жаждем получить ответ на самый важный для нас вопрос. Поэтому кому-то из нас — либо ей, либо мне — лучше остаться в стороне, и, если можно, я предпочел бы наблюдать и делать заметки. Ингрем согласился. Все, кроме меня, положили пальцы на донышко стакана. Долгое время он оставался неподвижным, но потом вдруг заскользил по столу.
Обойдя все буквы, стакан, как и в прошлый раз, остановился и закачался, тогда Ингрем кивнул Памеле, что можно начинать.
— Кто вы? — спросила Памела.
— МЕРИ, — сразу же написал стакан.
— Это вас мы видели прошлой ночью?
— ДА.
— Вы хотели нас напугать?
Стакан двинулся к букве «Н», потом к «Е» и написал: «НЕ ВАС».
— Вы хотели напугать кого-то другого?
— Кого же?
— КАРМЕЛ.
Стакан двигался ровно и неторопливо, ни разу не заколебался, не остановился в нерешительности перед какой-либо из букв. Памела продолжала:
— Вы хотите, чтобы ее не было в «Утесе»?
— Мы можем что-то сделать для этого?
Памела посмотрела на меня, лицо ее напряглось, и она задала решающий вопрос:
— Следует ли нам прибегнуть к экзорсизму?
Стакан немедленно написал: «НЕТ».
Вот мы и получили долгожданный ответ! Пораженный и разочарованный, я словно на секунду погрузился под воду, но тут же испытал облегчение. Теперь все ясно. Все решено. Не надо больше сомневаться, терзаться, избегать правды, сопоставлять, что для меня важнее — Стелла или дом. Все это длилось слишком долго, а теперь кончилось. И слава Богу.
Я посмотрел на Памелу, она ответила мне твердым взглядом, чуть улыбаясь.
Ингрем удивился. Он спросил сестру:
— Это не тот ответ, на который вы надеялись?
— Не тот, — ответила она. — Но лучше такой, чем никакого.
— Это значит, что… — Он осекся, но Памела сразу ответила:
— Да, это значит, что мы уедем из «Утеса».
— Такой чудесный дом! — Ингрем был расстроен и сразу растерял всю свою выдержку и деловитость.
— Нет, нет! — запротестовал Макс. — Нельзя так легко сдаваться! Давайте спросим еще раз.
— Бесполезно, — бросил я, но Макс настаивал.
Памела вздохнула, она устала.
— Тогда попробуем без Памелы, — сказал я, чтобы сделать Максу приятное, и положил пальцы на стакан, а Памела откинулась на спинку кресла. По-видимому, сеанс больше не интересовал ее, она положила голову на подушку, и у нее на лице появилось отсутствующее выражение, как у меломанов, когда они всем своим существом уходят в музыку.
Долгое время стакан не двигался. Когда же он слегка качнулся, Макс поспешил спросить:
— Мери, не намекнете ли вы нам, что мы должны сделать?
Последовал ответ:
— УЙТИ.
Я спросил:
— Вы хотите сказать, уйти из «Утеса»?
Стакан трижды написал: «УЙТИ», «УЙТИ», «УЙТИ».
— Но почему?
— «ОПАСНОСТЬ», — написал стакан.
— От кого она исходит? Какая опасность?
Стакан быстро обежал буквы «КАРМ», но перед «Е» замешкался и упал набок. Когда мы начали снова, стакан заметался, как на предыдущем сеансе между буквами «Л» и «О» и опять опрокинулся. Макс воскликнул:
— Это неспроста!
Ингрем, нахмурясь, поддержал его:
— Да, вряд ли можно считать это совпадением.
Макс снова поставил стакан и снова задал вопрос:
— Не следует ли нам пригласить священника?
Стакан пришел в смятение. Он крутился среди карточек с буквами, скидывал их со стола налево и направо, потом свалился на пол и разбился.
— Священник явно не пользуется признанием, — заметил Макс, наклоняясь поднять с полу карточки, пока мы с Ингремом при свете карманного фонарика подбирали осколки. Памела не обратила на переполох никакого внимания. Поднявшись из-под стола с осколками в руках, я увидел, что она откинулась в кресле и спит.
— Памела! — резко окликнул я ее. — Проснись!
Ингрем быстро схватил меня за руку.
— Не надо! — предостерег он.
Макс обнял Памелу за плечи и попытался ее приподнять. Голова сестры упала на грудь, но она не проснулась. Макс со страхом посмотрел на Ингрема. Меня била дрожь.
— Ингрем, Бога ради! — взмолился я. — Разбудите ее.
Ингрем побледнел, но твердо ответил:
— Лучше не дотрагиваться до нее. Мы можем ей повредить. Она в трансе. Это пройдет.
— Памела, — опять громко позвал я.
Макс снова опустил ее на подушку.
— По-моему, надо послушаться Ингрема, — сказал он.
Я видел, в каком состоянии Ингрем, хотя он изо всех сил старался сохранять спокойствие.
— Мне часто случалось наблюдать, как люди впадают в транс. Это проходит бесследно.
— Надо разбудить ее! — настаивал я.
— Умоляю вас…
Памела застонала, она дышала медленно и тяжело, как в беспокойном сне, но лицо ее было не бледнее, чем всегда. Макс сел рядом с ней и пощупал пульс. Он кивнул мне:
— С ней все в порядке.
Дыхание Памелы сделалось глубже, губы раздвинулись, казалось, она улыбается. Немного погодя она приоткрыла глаза. Сердце у меня замерло, но я не двинулся с места. Вдруг Памела заговорила.
Произносимые ею слова были мне так же незнакомы, как и голос — высокий, ласковый, игривый, ничуть не похожий на голос сестры.
— Не понимаю, какой это язык, — прошептал Ингрем. — А вы?
