— Ты все сделала верно. — Эшер погладил щеку жены. — Иначе и быть не могло…
Лидия хотела возразить, но он закрыл ей рот поцелуем. Кто-то постучал в дверь, и мужской голос позвал на плохом французском:
— Мсье Эш? Мадам? Тут за вами пришли из Британского посольства сэр Бернуэлл Клэпхэм и его леди…
Когда Эшер и Лидия вышли из посольской кареты, дом на рю Абидос встретил их темными окнами.
— Полагаю, бедная мисс Поттон еще разыскивает вас, — заметила леди Клэпхэм, пока Лидия отмыкала ворота. — Сами мы не рискнули вчера отправиться сюда до рассвета, иначе наш экипаж был бы атакован мятежниками. Но около девяти мы послали сюда человека, и он сказал, что дом заперт. Наверное, мисс Поттон начала поиски с того же, с чего и мы: проверила все городские больницы. В полицейские участки мы обратились лишь к вечеру.
— Стало быть, вы не получили послания? — спросила Лидия. В местном национальном платье и с непокрытой головой она напоминала явившуюся на маскарад школьницу. Эшер в форме цвета хаки и с правой рукою на перевязи смахивал на раненого фронтовика.
— Господи, а вы что-то посылали? — Жена атташе покачала головой. — Нас не было весь день, дитя. Видимо, мы найдем письмо под дверью, если эти мужланы из префектуры вообще удосужились отнести его по адресу.
Гремя колесами, экипаж канул во тьму. Лидия вздрогнула. Дом выглядел неприветливо. Сначала она решила, что мадам Потонерос с дочерьми отбыли отсюда утром, как только Маргарет их отпустила, однако плита в кухне была холодна. Стало быть, ушли они еще раньше. Лидия чиркнула спичкой и зажгла лампу на маленьком столе, пытаясь сообразить, где проживает их хозяйка: в Пера или в Стамбуле, по ту сторону Рога. Мятеж начался с Галаты, где солдаты убили почти дюжину армян. По дороге сюда Лидия видела патрули на каждом перекрестке.
Черный ход кухни был не заперт. Хозяйка с дочерьми вполне могла бежать этим путем, услыхав шум схватки у подножия холма.
— Я надеюсь, Маргарет не учинила какую-нибудь очередную глупость. — Вернувшись в зал, Лидия подняла лампу повыше. — Мне жутко представить, как она пытается торговаться с турецким возницей или…
Эшер, разглядывавший что-то лежащее на столе, выпрямился. В руке у него была связка чеснока.
— Тут их штук пять, — сказал он. — И ни одного на окне.
— Их могла снять мадам Потонерос, — сказала Лидия, но внутри у нее все похолодело.
— Может быть. — Они взглянули друг на друга и поднялись по лестнице.
Замерев на пороге спальни, Лидия вскинула лампу, осветив открытые решетки окон, брошенные в угол обереги и недвижное тело в постели.
Эшер тут же снял руку с плеча жены, подошел поближе. Лидия поставила лампу и с помощью провощенного фитилька зажгла оба ночника. Света стало больше, но в углах комнаты по-прежнему таилась тьма.
Женщина, лежащая на кровати, была Маргарет. Была…
Эшер дотронулся до ее шеи. Всего несколько пятнышек крови запеклось вокруг рваных белых ран. Лидия немедленно отметила восковую бледность лица, а также синеватый оттенок губ, пальцев и голых ног, выглядывающих из-под фланелевой ночной рубашки. Поставила лампу на столик рядом с пенсне Маргарет и склонилась над телом.
Оно еще было каменно-твердым. Если бы мисс Поттон умерла сразу после наступления темноты, трупное окоченение должно было уже пройти.
— Она сама сняла травы и чеснок с окна, — тихо сказала Лидия. — Исидро говорил… если вампир хоть раз встретился с тобой взглядом, ты в его власти…
Что-то заставило ее обернуться. Возможно, какой-то шум за дверью, хотя вроде бы она ничего не слышала…
В золотистом полусвете лампы Исидро выглядел как прежде: лицо его теперь гораздо меньше походило на череп; глазницы уже не так провалены; глубокие порезы, оставленные когтями Гелге Курта на лбу и горле, белы и чисты. Словно скульптор, достигший совершенства и возненавидевший вдруг лучшую свою работу, несколько раз перечеркнул восковой бюст стекой.
Он сыт, — подумала Лидия. — Она ему стала не нужна…
В нахлынувшей ярости слилось все: ужас прошедшей ночи и ненависть к Исидро за дурацкие романтические сны, которые он навевал этой глупышке. Лидия вне себя кинулась на вампира, изо всех сил нанося удары кулачками по его груди и плечам.
Спустя секунду вампир взял ее за запястья и слегка отстранил. Перечеркнутое бескровными порезами лицо было бесстрастно.
— Принимайте нас такими, как есть, сударыня, — сказал он с выражением, понятным ей одной. — И живых, и мертвых.
Затем он исчез. Очутившийся рядом Джеймс заключил Лидию в объятие своих надежных рук — и она припала к плечу мужа, всхлипывая от изнеможения, горя и смутного чувства какой-то огромной утраты.
* * *
Я найду вас, — сказал когда-то Исидро. — Для тех, кто охотится в ночи, это не сложно.
В высоте над провисшими цепями, путаницей противовесов и множеством позолоченных и посеребренных висячих ламп проглядывала обветшалая крашеная штукатурка купола Айя-Софии. Эхо тихих шагов Эшера шуршало в углах мечети, словно выбалтывая шепотом какие-то мышиные тайны. Горело всего несколько ламп, подсвечивая выдыхаемый Джеймсом пар.
Он пришел сюда из Пера, через Новый Мост.
Это строение воздвиг римский император, вернее, человек, полагавший себя римским императором, — он и его прекрасная взбалмошная рыжеволосая жена. Их имена еще звучали в немой музыке колонн и в неслышной басовой ноте куполов. Эшер прогуливался здесь, как прогуливался недавно по кладбищу под присмотром птенцов Олюмсиз-бея. Он снова был наживкой, но на этот раз по своей воле.
Если Исидро хочет его найти, он найдет его здесь.
Когда-то здесь прогуливался и Чарльз Фаррен, третий граф Эрнчестерский, еще будучи живым, два с половиной столетия назад — в парике и кружевах, — тоскуя об оставленной в Англии женщине.
Все, что я хотел… и все, что у меня было…
Как жаль, что вы не знали нас тогда.
Он закрыл глаза, а когда открыл их снова, то уловил некое легкое движение в темноте между колоннами; свет лампы на миг коснулся дымчатой паутины волос.
Эшер замер. Шаги приближающегося вампира были неслышны.
— Я не уверен, что это подходящее место для встречи. — Голос Эшера гулко отдался в рукотворной каменной пещере. — Но на улицах я не чувствую себя в безопасности. Я надеюсь, выводок Олюмсиз-бея вряд ли заглядывает в это святое для них место.
— Они не заглядывают сюда по другой причине. — Исидро двигался несколько скованно, словно преодолевая боль. Эшер знал, что по сравнению с другими, более молодыми вампирами дон Симон переносит ожоги от серебра менее болезненно, и все же огнестрельное ранение (пусть даже пуля Кароли прошла навылет) должно было причинять Исидро адские страдания.
