Логика Максимилиана неоспорима, но только не для тех, кто с этим понятием не знаком. Пятёрка зашаталась, лошади нервно потоптались в грязи. К несчастью, ни один ствол не опустился.
Я успел сменить мишень три раза: сложно понять, кто здесь самый опасный противник.
— Не замечаете, офицер, что мы попусту тратим время?
— Замечаю. Но никто из вас так и не рискнёт выстрелить первым, поэтому лучше поступите по уму: оружие на землю!
— Макси, — ехидно пропищала некая мразь, — мы теперь уже не можем отпустить тебя…
Он продолжил болтать, но мы все трое его уже не слушаем: куда интереснее фигура ещё одного всадника, осторожно приближающегося сзади к лесорубам. Он вынырнул из-за поворота несколько секунд назад, принялся оценивать ситуацию. Понимая, что всё плохо, он полез за оружием.
Полицейский быстро узнал своего коллегу:
— Сэм! Скачи в Гавару, перескажи всё Тиму!
Молодой парень опешил, на него обернулись пять немытых морд, что прыти изрядно добавило. Он развернул лошадь и бросился прочь, непрестанно оглядываясь. Центровой тут же огласил дорогу грохотом мимо пущенной дроби и хриплым ором:
— Догнать!
Не сообразив, кому именно следует пускаться в погоню, лошадей развернули сразу все, за что Максимилиан их моментально покарал. Рванув на таран, он на ходу выстрелил и выбил из седла усатого. Долетев до неприятелей, он ловко вмазал локтем в лицо центрового.
Поняв замысел стража порядка обойтись без убийств, я прострелил давно примеченному всаднику ногу, а пока тот вопил, согнувшись, от боли, подскочил и столкнул пинком на землю.
За спиной просвистело облако картечи — косой стрелок разнёс лошади только что отработанного противника голову, я пригнулся и рванул по дуге. У меня на глазах Юрико подняла свою кобылу на дыбы, и та приняла на себя пули, пущенные в японку.
К палящему выродку подскочил Максимилиан и прыгнул на неприятеля. Оба грохнулись в грязь, лесоруб оказался сверху и задушил бы полицейского, если бы я не рухнул сверху.
Распластался на дороге, обхватил руками и ногами последнего боеспособного гада, и сверкающий нимбом кулак отправил того отдыхать. Я выбрался из-под тела в тот момент, когда Юрико гуманно добила корчащуюся лошадь контрольным выстрелом.
Вокруг пританцовывают ошарашенные кобылы, выпучивают глаза совсем по-рачьи, в грязи валяются тела разной степени искалеченности: кто-то без сознания распластался в мягкой жиже, кто-то тихо стонет, сжимая кровавые раны, а один медленно остывает, схватив сразу четыре пули в грудь. Даже не буду сомневаться, чьих женских рук это дело.
Японка оказалась между нами, тяжело дышащими мужиками, и нацелилась на вырубленного противника. Максимилиан молнией вскочил и отвёл дуло в сторону со словами:
— Мы их не будем убивать!
— За то, что они нас чуть не порешили, вы их прощаете? — сурово вопросила Юрико.
— Нет, но такого наказания они не заслуживают.
— Не до ваших религиозных предрассудков.
— Называйте как хотите, но сейчас это указание полицейского Гавары. Мы заберём у них оружие и лошадей, с них хватит.
Не будь я таким трусом, тоже бы захотел всех расстрелять. Но, коль уж я трус, у меня дилеммы не возникает. Странно, что напарница совладала с собой и уступила.
Максимилиан проследил, как японка пошла собирать стволы и отлавливать лошадей, после чего пробормотал что-то невнятное, словно бы молитву. Человек, от которого меньше всего ожидаешь самой большой на Европе терпимости.
Отряхнув чёрную кожу рукавов, он подошёл ко мне:
— Господин Праусен, у вас же ведь остались ещё бинты?
— Остались, вы ранены?
— Нет, нужно оставить этим людям — некоторым они очень нужны.
Пора было уезжать. В очередной раз я отметил, как Юрико намеренно наступает на полуживые тела, прежде чем вскочить в седло. Максимилиан целых десять минут надрывал голос, силясь докричаться до скрывшегося за горизонтом напарника.
22:05 Марк
— Уже недалеко, — Барлог в который уже раз улыбается из-за плеча стилизованной под шахматы улыбкой.
Прилетел с крупным мешком в участок, прохрипел, что мне должно немедленно идти за ним. Непроглядная темень, а он заводит меня всё глубже в лес, но ничего толком не объясняет. Убью плешивого, если то, что я должен непременно увидеть, окажется жутко здоровым лосем!
Или Душегуб решил расправиться со мной без лишней заумности? Если так, умирая буду громко смеяться: как я мог не заподозрить такого отморозка, как Барлог?
Тонюсенькие хлёсткие веточки лезут в лицо кривыми когтями, мою физиономию должно уже покрыть вычурной паутиной царапин. Я ещё не сделал ни шагу, не спотыкаясь.
Вскоре охотник останавливается, подзывает меня подближе и отбрасывает в стороны крупные ветки. Под ними спит скелет, обглоданный улыбаяющийся остов среднего роста мужчины. Довольный алкоголик кивает на находку, упирая руки в бока:
— За последнее время не так много людей пропало.
— Это я и без тебя знаю! — с досадой выпалил я. — Это Васкер Чеф.
— Звери до него добрались. Я проверил, левой ноги нет.
— Ты за этим мешок приволок? — я присел повнимательнее осмотреть останки.
— Ну, это… не знаю я, как ещё скелеты таскать… Ты бы сказал.
— Ты бы сказал, что там скелет! — огрызнулся я крайне грубо. — Мешок сгодится. У него ещё правой кисти не хватает. Ты вокруг смотрел?
— Порыскал немного, но нашёл только тряпки, ну… одежда егонная.
— Всё собрал?
— В торбе у меня тряпки-то, — похлопал охотник по своей сумке. — Кости вот они все, что нашёл.
Что я вижу? Ничего, если быть честным. Обглоданные костяшки-черепушки ни о чём не говорят, кроме того, что кого-то убили. А это не та улика, которая двигает меня вперёд.
Вскоре Харон покажет лицо Душегуба, но тогда мои старания окажутся ничем. И безработица так и останется моим клеймом. Алиес — не тот кандидат, что будет висеть в петле, в этом я не сомневаюсь.
Так, а это что? Пуговица, Барлог пропустил.
— Я тут пуговицу ещё нашёл, — одновременно выпустил двойника чуть-чуть полазить по округе, — забери.
Охотник взял кругляш, но почти тут же похлопал по плечу и снова сунул под нос:
— Не та пуговица, — поковырялся в бездонной сумке и извлёк пару лоскутов. — Смотри: эта от рубашки — белая, а эта от пальто — чёрная, но с двумя дырочками. Эта не его.
— Могла оторваться, и он пришил первую попавшуюся.
— А-а-а, — с сожалением протянул Барлог, грустнея, — тут ты прав.
Находка затерялась в куче прочих вещей Васкера, а меня торкнула мысль, что так ли уж я прав… Улика?
