И день пролетел в тревожном ожидании.
Майкл
Все внутри меня болело из-за охватившего меня гнева, особенно клыки; я редко испытывал желание укусить кого-нибудь в приступе ярости, но, черт побери, сейчас я хотел глубоко вонзить в кого-нибудь клыки. Рой Фармер, этот маленький сукин сын для начала, а затем и остальную часть кровожадной маленькой шайки.
Ева выглядела настолько разбитой, лежа в той кровати. Так не похожая на ту себя, полную сил и энергии, которую я любил. В глубине души я действительно не знал, как много она значила для меня, пока я не увидел ее такой и понял, действительно понял, что я мог ее потерять.
Никому не сойдет с рук то, что они сделали с ней.
Шейн тоже был зол, но — и это наша обычная дружеская смена ролей — был осторожен, был тем, кто говорил мне, что нужно умно играть и не поддаваться гневу. Он был, конечно, прав, но что правильно сейчас было неважно. Я хотел крови, я хотел попробовать и почувствовать, как страх придает пикантность словно перец. Я хотел, чтобы они знали, что она чувствовала, беспомощная, испуганная, одинокая.
И да, это, вероятно, несправедливо, но я был зол на Клэр, что она оставила ее даже на мгновение. Я знал, что она поступила правильно, отвлекая толпу, но она оставила Еву истекающей кровью на тротуаре. Одну. И я не мог выкинуть этот образ из головы. Она могла умереть в одиночестве.
Я понял, что чувствовал Шейн, когда тот врезал кулаком в стену. Некоторые вещи могло стереть только насилие.
— Рой живет на Колледж-Стрит, — сказал Шейн, — но его там не будет. Он живет с родителями. Он сопляк, но не настолько, чтобы побежать домой к мамочке.
— Тогда где? — Мы находились в катафалке Евы, Шейн за рулем; я сидел сзади в затемненном месте. Шейн устно надрал мне задницу о риске ожогов, когда я хотел идти, он заставил меня остановиться и захватить длинное пальто, шляпу и перчатки, на всякий случай. — Ты знаешь парня, не так ли?
— Вроде того, — сказал он. — Рой один из подражателей на охотников за вампирами, приходил ко мне пару раз, чтобы показать кое-какие вещи, которые использовал в качестве оружия. Он героически поклонялся моему отцу, что немного говорит о том, насколько он повёрнутый. Хотя я никогда не думал, что он вытворит подобное. Не выступит против Евы или кого-нибудь из нас. Не думал, что ему хватит мужества.
— Не нужно много мужества, чтобы избить девушку до полусмерти, — сказал я. Шейн ничего не ответил, но посмотрел на меня через зеркало заднего вида и крепче сжал руль. — Где он может быть?
— Возможно в "Стро", — сказал Шейн. — У него есть Кадиллак ручной сборки, которым он любит хвастаться там. Он, наверное, получает от своих приятелей похлопывания по плечу из-за того, какой он удивительный.
Астро — заброшенный кинотеатр на открытом воздухе на окраине Морганвилля, едва ли не на границе; там был серый киноэкран, который с каждым годом всё больше наклонялся к пустынному дну, тротуар раскололся и потрескался под солнцем пустыни, позволяя шалфею и кустарникам Джошуа прорастать сквозь трещины. Торговая палатка завалилась уже пару лет назад, и кто-то развел там костер на окончание средней школы.
Само собой, это было любимое место несовершеннолетних для пива и наркотиков.
Шейн ехал туда. Близились сумерки, закат проложил цветные полосы на горизонте; наклоняющийся деревянный экран Астро маячил на равнине, он был выше всего остального там, Шейн объезжал оловянный забор, пока не добрался до входа. Полицейские периодически прилагали усилия и закрывали его цепью, но она оставалась там до тех пор, пока кто-нибудь не срезал замок — у большинства из тех, кто зависал здесь, в грузовиках постоянно был набор инструментов.
Конечно же, у входа стоял лист, скрипящий от свирепого, постоянного ветра. Песок застучал о лобовое стекло, когда Шейн развернулся, а затем замедлился:
— Нужно осмотреться, нет ли баллонов снаружи, — сказал он. — Место может быть заминировано ими.
Он был прав. Мои глаза в темноте видели лучше, и я мог разглядеть дрейфующие темно-коричневые флаконы, некоторые были нетронутыми, большинство разбиты на осколки. На линии забора были следы от выстрелов из ружей, и у меня возникло чувство, что много стеклотары было использовано в качестве мишени. Стандартное поведение местных пьяных подростков; я не мог сказать, что не делал подобного прежде, чем мне пришлось приспосабливаться к чему-то другому.
Но я не скучал по этому.
Фары Шейна ярко осветили зеленый, пыльный шалфей, шипы на кончиках мескитового дерева, выросшего из разбитого тротуара, а в дальнем углу сверкнул металл. Шесть машин. Большинство из них — пикапы, предпочтительное транспортное средство здесь в Нигде, штат Техас, но среди них резко выделялся блестящий Кадиллак, окрашенный в цвет электрик, с мерцающими хромированными дисками. Шейн был прав. Это был автомобиль больного.
Куча детей — около двадцати — сидели на капотах автомобилей, передавая бутылки, сигареты, таблетки, все, что они могли разделить.
Они следили за медленно приближающимся катафалком с осторожностью людей, которым в любой момент придется бежать. Единственной причиной, по которой они еще не свалили, было то, что это не стандартный вампирский седан или полицейская машина.
Рой Фармер сидел на капоте своего Кадиллака, обняв пухлую блондинку. На них обоих были ковбойские шляпы и сапоги. Должно быть, ей было холодно в майке и рваных джинсовых шортах, но, судя по всему, она была слишком пьяна, чтобы беспокоиться об этом. Рой наблюдал, как остановился катафалк, он сделал большой глоток из коричневой бутылки.
— Майки, — сказал Шейн, когда я потянулся к двери. — Серьёзно, мужик, притормози. Он бы не сидел там так просто, если бы не имел туза в рукаве. Он знал, что ты приедешь за ним. Позволь сначала я проверю.
Я не потрудился ответить. Я не позволю Шейну или кому-либо еще сделать это. Если Рой пришел за Евой, он пришел и за мной, я не мог позволить ему увидеть это по-другому. Возможно, это была преданность; а возможно — собственничество. Я не знал; Евы не было здесь, чтобы помочь понять разницу. Но я знал, что заставить Роя пожалеть было моей работой, а не Шейна.
Может, это являлось частью женитьбы. Или, может, это просто был я, впервые открывший для себя настоящее желание, чтобы Ева увидела, что я по-настоящему хотел — и мог — защитить её. Она, вероятно, посмеется и назовёт меня неандертальцем, но тайно, в глубине души, она будет рада.
Я вышел из катафалка и подошел к другим автомобилям. Подростки замолкли, глядя на меня. Никто не побежал, никто в открытую не отреагировал, но все они были готовы, я видел напряжение их тел. Даже стонеры отложили свои наркотики и обратили внимание.
