Но Чесбро снова принялся молиться, готовый вот-вот расплакаться.
— Тяжело было с самого начала, — сказал Гослинг. Он смотрел на Полларда с сочувствием, что было сложно не заметить. — Тяжело для всех.
— Именно, — сказал Маркс. — Каждый справляется по-своему. Но я так вижу, дел у нас невпроворот, если не будем держаться вместе и не соберемся с силами, тогда можно смело снимать штаны и прыгать за борт, кормить первую же попавшуюся тварь нашими голыми задницами.
— Истинно говоришь, — согласился Кушинг.
Джордж никак не мог понять, что за человек этот Маркс. Да, это был жесткий сукин сын, не сказать, чтобы симпатичный, но что-то подсказывало ему, что старший механик — человек неплохой. В глубине души, во всяком случае… если не обращать внимания на едкий язык.
Маркс словно прочитал его мысли, потому что посмотрел на Джорджа, улыбнулся, и погладил испещренные сединой усы.
— Не обращайте на меня внимания, парни, просто иногда меня заносит. Я не настолько плох, как кажется. Но нам нужно собраться с силами. Я так понимаю. «Каждый стирает свои трусы сам» здесь не прокатит. Мы должны сплотиться и держаться вместе. Я прав, Первый?
— Как никто, — ответил Гослинг. — Как всегда.
Кушинг прочистил горло.
— Но вы же понимаете, что Поллард прав.
— В чем это? — спросил Маркс.
— В том, что нам нужно быть осторожными с задней дверью. В этом месте нам с каждой дверью нужно быть осторожными. Теперь все внимание было приковано к нему, чего он и хотел. — Как я понимаю, мы проскользнули сюда через своего рода дверь, через какое-то искривление пространства, если хотите. Через воронку. Пространственно-временное искажение. Через «кротовину». Называйте это, как хотите. Если есть дверь в наш мир, то должны быть двери и в иные миры. Нам нужно быть осторожнее, чтобы не ошибиться с дверью.
Его слова дали всем пищу для размышления.
— Имею в виду, те твари, которых мы здесь видели… кто знает, откуда они родом? Может быть, их затянуло сюда из другого места. Может быть.
Джордж подумал, что смысл в этих словах есть. Большинство этих тварей, возможно, местные, но некоторые, наверняка были такими же чужаками, как и они. Возможно. Это была всего лишь теория, но при внимательном рассмотрении логика в ней присутствовала. И Джордж тоже думал на эту тему.
— Хорошая мысль, Кушинг, — сказал он. — Кто его знает? Может, все эти безумные, рассказываемые моряками истории про морских чудовищ, это как раз про тех тварей, которых исторгло из этого мира в наш.
— Конечно, — кивнул Маркс, — Почему бы нет? — Я плавал с одним котельщиком из Батон-Руж, когда был еще матросом. Он утверждал, что видел у Кот-д'Ивуара нечто, похожее на доисторического зверя, с длинной шеей, как у Лох-несского чудовища. Сказал, что оно было ярко-зеленого цвета, с похожими на ножи зубами. Оно ушло под воду, прежде чем его усели сфотографировать. Может, тот говнюк приплыл отсюда.
— По описанию похоже на плезиозавра, — сказал Кушинг.
— Ладно, пусть так, — сказал Маркс. — Для меня это просто гребаное морское чудовище. А ты, вижу, сечешь в этом, сынок. Ты ученый или типа того?
— Нет, Я просто интересуюсь естественной историей. Хобби, можно сказать.
Джордж знал, что Кушинг скромничает. Он был кладезью информации. И насколько Джорджу было известно, большинство любителей разбиралось в избранных областях лучше профессионалов. Если что-то для вас является и кровью и душой, а не просто источником заработка, значит вы живете этим. Поглощаете это, дышите этим, даже спите с этим. Он знал, что Кушинг именно такой.
— Мы обязательно воспользуемся твоими мозгами, — сказал Маркс. — Если найдем выход, позволим выбрать тебе номер двери.
Джордж подумал, что нельзя было не восхищаться энергетическим уровнем Маркса. Он был всегда на ногах, всегда был готов исполнить танго. Для такого парня пессимизм был немыслим. Ему было не место в его природном ритме. Если б вы спросили его, Маркс сказал бы, что пессимисты это всего лишь философствующие нытики с хорошей дикцией.
— Давайте привяжем плот к вашей шлюпке и возьмемся за весла, — сказал Гослинг. У меня такое чувство, будто эти каналы, проделанные в зарослях водорослей, случайно или преднамеренно, куда-то ведут. И я хочу знать, куда именно.
— Здесь есть течение, — сказал Маркс. — И оно тянет нас в том направлении. Рано или поздно мы окажемся там, можно конечно убиться греблей и увидеть это прежде, чем оно увидит нас.
Чесбро открыл, было рот, чтобы что-то сказать, но потом передумал.
И Джордж понял, что, возможно, это к лучшему.
Маркс объяснил им, что все, выплюнутое в это место, похоже, плывет в том же направлении. Поэтому, если есть еще выжившие, они окажутся там.
— И кто знает? Если это то же самое место, которое засасывает корабли и самолеты из Треугольника и Саргасс с незапамятных времен, то они, возможно, тоже здесь. Господи, хоть бы мы нашли хорошую лодку… я занялся бы двигателями и топливом… черт, я бы вернул нас домой, или хотя бы попытался.
А это, как понимал Джордж, было почти то же самое, как свыкнуться с мыслью жить в этом месте.
Надежды здесь было мало… но лучше, чем плыть по течению и грустить. Джордж испытывал странное чувство, что они стоят на пороге открытия. Он лишь надеялся, что оно будет не с большими зубами и пустым брюхом.
Проснувшись, Менхаус инстинктивно понял, что что-то не так.
Его веки, затрепетав, открылись. Он не мог описать это, но чувствовал, так же как чувствуешь кого-то, находящегося рядом с тобой в темноте. Не нужно видеть, или слышать, можно просто чувствовать. Навязчивое ощущение присутствия… не менее заметное, чем прикосновение чьих-то ногтей к твоей спине.
Сакс слегка похрапывал.
Чокнутого Слима Менхаус не видел. В каюте было слишком темно. Тени гнездились, как змеи, находили друг друга, сливались воедино, и спаривались, порождая ползучий выводок вьющейся тьмы.
Менхаус попытался сморгнуть наваждение, ибо было что-то определенно противоестественное в этой темноте.
Он прислушался. Да, теперь он слышал это. Он слышал тьму.
Едва уловимый шелест, но он почувствовал его. А еще он услышал какой-то влажный звук волочения. Как будто мокрое, изъеденное молью одеяло тащили по полу. Он сглотнул, приподнялся на локтях, вытянул шею, прислушался. Вот. Он снова это услышал. Осторожный шорох. Такой звук могли издавать в темноте змеи… но это были не змеи. Менхаус хорошо это знал. Не здесь. Не на этом мертвом корабле посреди бескрайнего кладбищенского моря. Нет, это было намеренно осторожное перемещение. Нечто, старающееся не шуметь. Нечто, знающее, что его слушают, и пытающееся быть незамеченным.
