– Расставание не будет резким, – сказал я, перебивая ее, – ты обо всем будешь знать заранее. Но это не может продолжаться, Меррик. Если мы только попробуем и дальше встречаться, то ты потеряешь веру в себя и во все, что имеет для тебя значение. Я знаю, что говорю.
– Но с тобой ведь этого не случилось, дорогой. – Она говорила с такой уверенностью, словно тщательно все обдумала заранее. – Ты был счастлив и независим, когда вампир Лестат сделал тебя бессмертным. Ты сам мне рассказывал. Неужели у меня тоже так не получится, Дэвид? Я ведь не такая, как другие.
– Знай, что я тебя люблю, Меррик, – со вздохом откликнулся я.
– Не пытайся расстаться со мной, Дэвид. Иди сюда, поцелуй меня и возвращайся завтра вечером.
Я подошел к кровати, обнял свою дорогую девочку, поцеловал ее в обе щеки, а потом, как последний грешник, – в мягкие груди, в оба соска, после чего отстранился, опьяненный ее ароматом и полный ярости на самого себя.
– До свидания, любовь моя.
Я вышел из дома и отправился к себе на Рю-Рояль.
Когда я добрался до квартиры, Луи был там. Я почувствовал его присутствие, еще поднимаясь по ступеням В нашем распоряжении оставалось еще несколько ночных часов, но я так был рад его видеть, что сразу отправился в гостиную.
Луи стоял у окна, глядя на Рю-Рояль.
В комнате горели все лампы, отчего краски на полотнах Матисса и Моне заиграли в полную силу. Луи успел переодеться, сменив испачканную кровью одежду на черные брюки и простой черный свитер из хлопка. На ногах у него были старые, поношенные туфли, некогда отличавшиеся изяществом.
Он обернулся при моем появлении, и я заключил его в объятия. Наедине с Луи я мог дать волю чувствам, которые приходилось сдерживать в присутствии Меррик Я прижал его к себе и поцеловал, как целует один мужчина другого без свидетелей. Я дотронулся губами до его темных волос, потом поцеловал его веки и наконец губы.
Впервые за все то время, что мы провели вместе, я почувствовал, что и он проникся ко мне глубоким чувством, хотя неожиданно что-то заставило его резко напрячься – это дала о себе знать рана в груди.
– Мне следовало пойти с тобой, – признался я. – Нельзя было тебя отпускать, но я чувствовал, что нужен Меррик. Поэтому остался с ней. Это был мой долг.
– Разумеется, – сказал он, – я бы и не позволил тебе покинуть ее. Меррик нуждалась в тебе гораздо больше, чем я. Не обращай внимания на рану, она уже заживает. Я столько десятилетий провел в родстве с дьяволом, что она затянется за несколько ночей.
– Не так быстро, и ты это знаешь, – возразил я. – Возьми мою кровь, она гораздо сильнее. Не отворачивайся, друг, послушай меня. Если не хочешь насытиться моей кровью, то позволь хотя бы смазать ею твою рану.
Луи был сражен горем. Он сел на стул и уперся локтями в колени.
Я не видел его лица. Опустившись на соседний стул, я принялся ждать.
– Рана затянется, не сомневайся, – негромко произнес он.
Я больше об этом не заговаривал. Что еще мне оставалось делать? Хотя я видел, что рана причиняет ему сильную боль. Это угадывалось по малейшим жестам – он начинал двигаться вроде бы плавно, но потом резко останавливался.
– Что ты думаешь о призраке? – спросил я. – Я бы хотел услышать это из твоих уст, прежде чем расскажу, что почувствовала Меррик и что видел сам.
– Я знаю, о чем вы оба думаете.
Наконец Луи поднял на меня взгляд и откинулся на спинку стула. Только тут я заметил темное пятно крови на его свитере. Рана все-таки оказалась серьезной. Мне это не понравилось. Мне было невыносимо видеть на нем кровь, как и на Меррик. Меня поразило, как сильно я люблю их обоих.
– Вы уверены, что призрак воспользовался моими страхами, – спокойно заявил он. – Я знал, что вы это скажете еще до того, как все началось. Но, видишь ли, я прекрасно помню Клодию. Я помню ее французский, помню каждую интонацию, ритм речи. Это была действительно Клодия, и пришла она из темноты – из какого-то жуткого места, где ей не найти покоя.
– Тебе известны мои аргументы. – Я покачал головой. – Что ты теперь будешь делать? Каким бы ни был твой план, не смей что-либо предпринимать, не поделившись со мной.
– Знаю, mon ami, я прекрасно это сознаю, – ответил он. – Но и ты должен знать, что нам теперь недолго осталось быть вместе.
– Луи, умоляю...
– Дэвид, я устал и хочу просто сменить одну боль на другую. Клодия произнесла нечто, что я никак не могу забыть. Она спросила, готов ли я отказаться ради нее от комфорта и благополучия. Помнишь?
– Нет, старина, ты все перепутал. Она спросила, готов ли ты отказаться от комфорта ради смерти, но она не обещала, что встретит тебя там! В том-то все и дело. Ее там не будет. Боже мой, сколько лет в Таламаске я изучал истории призраков и их послания, сколько лет я корпел над рассказами тех, кто общался с фантомами и потом делился своим опытом. Ты можешь думать что угодно о загробной жизни. Это не важно. Но если ты выберешь смерть, Луи, то не сможешь потом снова вернуться к жизни. Вера закончится. Умоляю, не делай этого выбора. Останься ради меня, если не ради чего-нибудь другого. Останься ради меня, потому что ты мне нужен. И останься ради Лестата, потому что он тоже в тебе нуждается.
Конечно, мои слова его не удивили. Он поднес левую руку к груди и слегка нажал на рану. Лицо исказила гримаса боли, но уже через секунду оно разгладилось. Луи покачал головой.
– Да, я думал, что ради тебя и Лестата нужно остаться жить. Но как же тогда она? Как же наша прелестная Меррик? Что ей понадобится от меня?
Казалось, Луи еще много о чем мог сказать, но внезапно замолк и нахмурился, потом быстро повернул голову.
– Дэвид, ты слышишь? – взволнованно спросил он. – Дэвид, прислушайся!
Я ничего не услышал, кроме городского шума.
– Что это, дружище? – спросил я.
– Дэвид, послушай. Это вокруг нас. – Он поднялся, не отнимая левой руки от болезненной раны. – Дэвид, это Клодия – ее музыка, ее клавесин. Я слышу его повсюду. Дэвид, она хочет, чтобы я пришел. Я знаю.
Я порывисто вскочил и обнял его.
– Ты не сделаешь этого, друг, ты не можешь так поступить, не сказав слова прощания Меррик и Лестату, а оставшихся часов до рассвета на это не хватит.
Он смотрел куда-то вдаль как зачарованный, глаза блестели, выражение лица смягчилось.
– Я знаю эту сонату. Я ее помню. Клодия любила это произведение, потому что Моцарт, когда его написал, был еще совсем ребенком. Неужели ты ничего не слышишь? Но ведь как-то раз ты слышал, вспомни. Прелестная музыка. Как прекрасно играет моя Клодия.
Луи рассмеялся каким-то неестественным смехом, и на глаза ему навернулись кровавые слезы.
– До меня доносится пение птиц. Прислушайся. Они поют в клетке. Все наши соплеменники, кто были с ней знакомы, считают Клодию бессердечной, но она такой не была. Просто она знала то, что я понял лишь спустя много десятилетий. Она владела тайнами, которые могут научить только страданиям...
