Юджин велел конвою остановиться, выбрался из машины и пошел к Аарону.
— Спасибо, малый, — сказал он. — Иди сюда, теперь мы присмотрим за тобой. Мы достали их. Ты в безопасности.
Аарон, не понимая, смотрел на отца.
Вслед за Юджином из грузовиков выгружалась армия с оружием наготове — базуки, винтовки, гранаты.
— Иди к папе, малый, — настойчиво повторил Юджин.
Аарон не двигался, и Юджин спустился к нему — еще на несколько ярдов вниз. Дэвидсон тоже вылез из машины, его трясло.
— Вы положили бы винтовку… Может, он напуган, — предложил он.
Юджин хмыкнул и опустил оружие.
— Ты в безопасности, — обратился к Аарону Дэвидсон. — Все в порядке.
— Иди к нам парень. Медленно.
Лицо Аарона вспыхнуло. Даже в слабом свете фонариков на касках было видно, как оно меняет цвет. Его щеки вздулись, как воздушные шары, кожа на лбу задвигалась, словно под ней шевелились личинки. Голова его, казалось, потеряла твердые очертания и стала растекаться, расцветая и опадая. Человеческая личина сползала, а взамен проступали невообразимые формы отцов.
И в тот момент, когда Аарон принял облик сына своих отцов, почва на склоне начала размягчаться. Первым это почувствовал Дэвидсон — легкое изменение текстуры песка: медленно, но непреклонно песок приобретал новые свойства.
Юджину оставалось только наблюдать за превращением Аарона. Теперь все его тело колебалось. Живот увеличился, оттуда вытянулись иглы, немедленно образовавшие дюжину суставчатых ног. Изменения были потрясающими в своей сложности: сквозь облик ребенка проступило иное великолепие.
Без предупреждения Юджин поднял винтовку и выстрелил в своего сына.
Пуля поразила мальчика-демона прямо в лицо. Аарон упал на спину, но превращение шло своим чередом даже в его крови: ее поток был частично алым, частично серебряным Он изливался из ран на полужидкую землю.
Геометрические формы выдвинулись из своих темных укрытий, чтобы помочь ребенку. Их завершенные тела были сглажены светом налобных фонарей, но как только демоны поднялись на поверхность, они вновь начали меняться: вытянулись в своей скорби, а из глоток вырвался траурный вопль.
Юджин снова поднял винтовку.
Он поимел их… О боже, он поимел их! Грязные, вонючие, безликие мудаки.
Но грязь у него под ногами была как расплавленный асфальт: она охватила его ступни, и он потерял равновесие. Он звал на помощь, но Дэвидсон уже пятился назад, скользя по склону и проигрывая битву с песком Оставшаяся армия тоже попала в ловушку, когда песок вокруг них стал растекаться, и липкая грязь поволокла их вниз по склону.
Демоны ушли, пропали во тьме. Их стенания смолкли.
Юджин упал, на спину в зыбучий песок, сделав два бесполезных выстрела в сторону Ааронова тела. Он извивался, как кабанчик с перерезанным горлом, и при каждой судороге его тело погружалось все глубже.
Когда его лицо уже исчезало в грязи, он наткнулся взглядом на Люси. Она стояла на краю воронки и глядела на тело Аарона. Потом песок заслонил ее лицо, поглощая Юджина.
Пустыня пожирала их со скоростью молнии.
Два или три автомобиля уже полностью увязли, а прилив зыбучих песков поднимался вверх по склону и накрывал беглецов. Крики о помощи превратились в задавленный кашель, потом захлебнулись, и настало молчание — пустыня закрыла их рты. Кто-то стрелял, в истерической попытке пытаясь остановить этот поток, но он быстро захлестнул оставшихся. Даже Элеоноре Кукер не удалось уйти: она боролась, опираясь на тело одного из полицейских, погружая его все глубже в песок в отчаянной попытке вырваться из всепожирающей глотки.
Теперь вокруг стоял вой, и мужчины цеплялись друг за друга в поисках поддержки, отчаянно пытаясь удержать головы на поверхности.
Дэвидсона затянуло по пояс. Земля, поглотившая его нижнюю половину, была горячей и странно влекущей. Это интимное прикосновение вызвало у него эрекцию. В нескольких ярдах за его спиной полицейский выкрикивал проклятия небесам по мере того, как пустыня поглощала его. Еще дальше виднелось лицо, выступающее из песка, точно живая маска, припорошенная землей. Рядом высовывалась рука, она тонула, но еще шевелилась. Пара толстых ягодиц торчала из волн песчаного моря, подобно двум арбузам: прощай, полицейский.
Люси сделала шаг назад, когда зыбучий песок приподнялся над краями воронки, но не коснулся ее ног и не ушел обратно, как это сделал бы морской прилив.
Нет, он застывал и сковывал свои трофеи, точно попавших в янтарь мух. С губ каждого, кто еще мог дышать, сорвался вопль ужаса — они почувствовали, как полужидкая земля твердеет вокруг их дергающихся конечностей.
Дэвидсон увидел зарытую по грудь Элеонору Кукер. Слезы текли у нее по щекам. Она плакала, как маленькая девочка. Он испуганно подумал о себе. О доме, о Барбаре и о детях он не вспомнил.
Люди, чьи лица ушли в песок, хотя их конечности или части тел торчали на поверхности, уже умерли от удушья. Выжили лишь Элеонора Кукер, Дэвидсон и еще двое. Один был замкнут в земле по подбородок. Элеонора застыла так;, что ее грудь лежала на песке, а руки бессильно колотили по песку, который крепко удерживал ее. Самого Дэвидсона сковало по пояс. У последней жертвы на поверхности остались лишь нос и рот. Голова человека была запрокинута, глаза засыпаны песком, но он все еще дышал, все еще кричал.
Элеонора Кукер скребла по земле обломанными ногтями, но песок был неподатлив.
— Помоги мне, — потребовала она у Люси; ее руки кровоточили.
Две женщины смотрели друг на друга.
— Господи боже! — вопил Рот.
Голова молчал по его мутному взгляду было ясно, что он потерял рассудок.
— Пожалуйста, помоги! — молил торс Дэвидсона — Приведи помощь!
Люси кивнула.
— Иди! — потребовала Элеонора. — Иди!
Люси покорно подчинилась. На востоке уже начинало светать. Воздух скоро накалится. В Уэлкаме, через три часа пешей ходьбы, она найдет лишь стариков, перепуганных женщин и детей. Раздобыть помощь можно только миль за пятьдесят отсюда. Даже если предположить, что она найдет дорогу обратно. Даже если предположить, что она не ляжет на песок и не умрет от истощения.
Когда она приведет помощь к женщине, Торсу, Голове и Рту, настанет полдень. К тому времени природа справится с ними. Солнце испечет их мозги, в волосах поселятся змеи, личинки будут выглядывать из беспомощных глаз.
Она вновь оглянулась на банальные формы их тел, таких маленьких под огромным рассветным небом. Словно точки и запятые человеческой боли на белой простыне песка Ей не хотелось думать о том, кто написал здесь эти знаки. Оставим это на завтра.
