Ознакомительная версия.
Вечером 2 апреля 1755 года с лордом Ставеллом, сидевшим в одиночестве в маленькой гостиной Хинтона, сделался эпилептический припадок. Он смог произнести внятно лишь одно предложение, лишился чувств и скончался следующим утром, не приходя в сознание. Его прислуга на то время была следующей: Исаак Макрел, дворецкий и управляющий имением, Сара Парфит, экономка, которая прожила в семье около сорока лет, Томас Парфит, кучер, муж Сары, Элизабет Бэнкс, горничная, давно служившая в доме, Джейн Дэвис, работавшая на ферме, Мэри Баррас, кухарка, Джозеф Сибли, лакей, Джозеф, конюх, Ричард Тернер, садовник. У лорда Ставелла был один сын, который умер в Вестминстерской школе в возрасте шестнадцати лет.
Томас Парфит, его жена и Элизабет Бэнкс продолжали вести хозяйство в доме, пока был жив мистер Легг, который приезжал туда ежегодно на месяц, чтобы поохотиться. После его смерти в августе 1764 года леди Ставелл вновь вступила во владение поместьем и, собираясь замуж за графа Хиллсборо, решила продать Хинтон. Мистер Рико с приобрел его в следующем декабре. Томас Парфит к тому времени скончался, и его жена вместе с Элизабет Бэнкс взяли расчет, когда дом перешел к нам в январе 1765 года.
Мы переехали туда из города и взяли с собой собственную прислугу. Так что какое-то время мы не нанимали местных жителей. Вскоре после того, как мы поселились в Хинтоне, я стала часто слышать шум, словно кто-то закрывает или, скорее, захлопывает двери. Мистер Рикетс неоднократно обходил дом, полагая, что кто-то проник внутрь, или слуги забыли свои обязанности. Во время этих обходов он ни разу никого не обнаружил. Слуги оказывались на своих местах, и везде сохранялся порядок.
Но шум не прекращался, и мы заключили, что у некоторых жителей деревни имеются ключи и они могут входить и выходить из дому, когда им вздумается. Оставалось только сменить замки, что и было сделано незамедлительно, однако не произвело ожидаемого результата.
Через шесть месяцев после переезда Элизабет Брелсфорд, няня нашего старшего сына Генри, которому было тогда восемь месяцев, сидела с ним, пока он спал в детской, располагавшейся над буфетной. Был жаркий летний вечер, и она открыла дверь, что находилась напротив входа в Желтую спальню, которую вместе с примыкавшей гардеробной обычно занимала хозяйка дома. Няня сидела напротив двери и ясно увидела, как потом рассказывала, джентльмена в выцветшем костюме, направлявшегося в Желтую комнату. В тот момент она совсем не удивилась, но, когда горничная Молли Ньюмэн принесла наверх ужин, поинтересовалась, что это за странный джентльмен пожаловал в гости. Услышав, что никто не приезжал, она рассказала о том, что видела, другим слугам, попросив вместе с ней обыскать комнату. Что они незамедлительно сделали, но не нашли ничьих следов.
Элизабет была обеспокоена и встревожена и, тем не менее, уверена, что не ошиблась, было еще достаточно светло. Когда через некоторое время ее рассказ дошел до меня, я решила, что это следствие суеверных страхов, которым столь подвержен низший класс. Этот случай совершенно изгладился из моей памяти, пока другие поразительные происшествия не напомнили о нем.
Осенью того же года сын садовника, Джордж Тернер, который служил тогда конюхом, проходил через главный зал, направляясь в свою спальню, и в другом конце увидел человека в грязно-коричневом сюртуке. Он решил, что это недавно поступивший на службу лакей, которому не успели сшить ливрею, но когда он поднялся наверх и вошел в комнату, где ночевали слуги, был очень удивлен, застав всех, в том числе и лакея, в постелях. Таким образом, человек, которого он видел в зале, как и описанный няней, остался неузнанным. Джордж Тернер, который жив до сих пор, по-прежнему описывает все в тех же подробностях, как излагал нам.
В июле 1767 года около семи часов вечера Томас Вилер, форейтор, Энн Холл, моя личная служанка, Сара, горничная миссис Мэри Поинтс, и Дэйм Лэйси сидели в кухне. Остальных слуг в доме не было, за исключением кухарки, которая стирала в судомойне. Все сидевшие в кухне услышали шаги женщины, спускавшейся по лестнице и направлявшейся по коридору в их сторону. Видели ее не очень ясно, но все различили высокую фигуру в темных одеждах. Дэйм Бракн, кухарка, вошедшая в этот момент, видела, как она продефилировала совсем близко и затем исчезла. Кухарка описала женщину и ее одежду точно так же, и, пока все они обсуждали это явление, через двор в дом вошел мужчина, через те же двери, в которые должна была выйти женщина. Когда его стали расспрашивать, он объявил, что никого не видел.
Тем временем шум продолжался, горничная мисс Паркер, Сьюзан Мэдстоун, была напугана жуткими стонами и шорохом вокруг ее кровати. И большинство слуг в разное время слышали всякие странные звуки.
В самом конце 1769 года мистер Рикетс уехал на Ямайку, а я с маленькими детьми и восемью слугами оставалась в Хинтоне. Прислуга, за исключением управляющего, швейцарца, была набрана из невежественных деревенских жителей.
В продолжение некоторого времени после отъезда мистера Рикетса я, ночуя в спальне над кухней, слышала, как в комнате за стеной кто-то ходит. Шорох, похожий на шуршание шелкового платья, за дверью был порой таким громким и продолжительным, что мешал отдыхать. И хотя мы постоянно занимались поисками, нам ни разу не удалось обнаружить следов присутствия ни человека, ни животного. Из-за этих неприятностей я взяла в привычку постоянно обыскивать комнату и шкафы и оставлять открытой лишь одну дверь, чтобы никто не мог войти внутрь иначе как через мои покои. Но, несмотря на эти предосторожности, неприятные случаи регулярно повторялись.
Как-то раз один старик, живший в лачуге в Вест-Меоне, пришел поговорить со мной. Он сказал, что не будет ему покоя, пока он не поведает мне историю, которую часто повторяла его жена. В дни ее юности один знакомый плотник рассказывал, что однажды за ним послал сэр Хью Стьюкели и велел вынуть несколько паркетин из пола гостиной, где теперь была приемная. Плотник полагал, что сэр Хью собирался что-то спрятать там, вероятно сокровища. Позже ему было приказано снова поставить паркетины на прежнее место. Я передала эту историю мистеру Сансбери, поверенному леди Хиллсборо, предложив ему вскрыть пол и проверить тайник.
В феврале 1770 года двое моих слуг взяли расчет и на их место поступили другие люди. Немного позже уволился дворецкий, и я наняла нового человека. В течение моего семилетнего пребывания в Хинтоне слуги менялись неоднократно, так что ко времени нашего отъезда штат полностью обновился. Я упомянула этот факт, чтобы доказать невозможность сговора между прислугой.
Летом 1770 года, лежа в Желтой спальне, я отчетливо услышала шаги, приближавшиеся к изножью постели. Я подумала, что опасность слишком близко и звонить в колокольчик не имеет смысла, и, мигом вскочив с постели, побежала в детскую, находившуюся напротив. Я вернулась со служанкой и свечой, чтобы обыскать спальню, но ничего не обнаружила. В гардеробной, как всегда, горел свет, а из комнаты не было другого выхода, кроме двери в детскую. В то время, когда раздались шаги, я бодрствовала и была вполне спокойна.
Ознакомительная версия.
