Он снова посмотрел на девушку. Хорошенькая, маленькая, но он ее не может узнать, что-то отдаленно знакомое, как будто он ее где-то видел. Одна из девушек, живущих в коммуне, наверно. Он еще раз затянулся, почувствовал горечь во рту и загасил сигарету в пепельнице, стоящей у постели. Голова болела меньше, он стал получше себя чувствовать. В полутьме он перевел взгляд с девушки на себя и улыбнулся тому, что увидел. У него этого не случалось уже несколько недель.
Медленно он протянул руку, коснулся плоского живота девушки, пальцы его опустились ниже, нащупали резинку трусиков, замерли. Он хотел бы вспомнить, кто она такая. Но разве это так важно? Ее бы не было здесь в постели с ним, если бы она не хотела.
Она пошевелилась, он почувствовал, как задвигались и напряглись ее ноги. Она открыла глаза и уставилась на него, встретилась с ним взглядом, и на ее лице отразилось удивление. Она принужденно улыбнулась, схватила своими крошечными пальчиками его руку и убрала ее с трусиков — мягко, но твердо.
— Всему свое время, но ты кое о чем забыл, — сказала она.
Он открыл рот от удивления. В одну секунду она стала совершенно чужой. Он, должно быть, ошибся, что видел ее где-то раньше, так какого ж хрена она здесь делает?
— Ты кто? — его голос звучал глухо, это был хриплый, неуверенный шепот.
— Я… Синди, — пауза, как будто ей пришлось выдумывать псевдоним, как будто даже сейчас она не уверена. Девушка с усилием села, осмотрелась вокруг. — Это, наверно, твоя комната, потому что я здесь точно не живу.
— Да, моя, — ответил Алан, потому что так было проще всего. Она не знала, и он не знал, так что отныне это его дыра, это решает все проблемы. — Ты пришла сюда со мной, ты была такая усталая, что сразу заснула, — это прозвучало правдоподобно.
— Наверно, — голос ее слегка дрожал. — Я и вправду иду иногда домой к клиенту, если он хочет.
— О чем ты говоришь? — он всмотрелся в нее. Это или шутка, или зловещая уловка. — Что ты хочешь этим сказать… какие еще клиенты?
— Посетители, — на этот раз ответ прозвучал резко. — Мужчины, как и ты. Ты все еще пьян?
— Нет, — он покачал головой, на похмелье это не походило, более одуряющее чувство, притупляющее мысли. — Мы… мы пошли в ресторан, так? — слабые воспоминания о том, как они сидели в каком-то переполненном зале с девушкой, ели, а потом его сознание снова затуманилось. Ладно, какой-то ресторан, они вместе поели, может быть, даже встретились там, — потом вернулись сюда.
— Я… думаю, что мы должны были где-то есть, — она тоже не была уверена. — Ты, наверно, что-то подсыпал мне в бокал? — на этот раз в голосе ее прозвучала злость, прямое обвинение. Она посмотрела на стул, где была разбросана ее одежда. — Я не люблю подобные штучки, мистер, я ухожу!
— Погоди! — он схватил ее за руку, притянул обратно, почувствовал, как она начала сопротивляться. — Никуда ты не пойдешь. Я хочу знать, что происходит!
— Дурак, — резко ответила она. — Ты думал, что можешь получить желаемое задаром, за цену еды и сонную таблетку! Полиция придет, и тебя обвинят в изнасиловании. Ясно?
Алана слегка замутило, снова сильно заболела голова, в висках у него стучало, возбуждение пропало.
— Только скажи мне, что происходит, — вздохнул он. — Что ты хочешь?
— А что ты хочешь? — она повысила голос. — Что ж, я могу назвать по буквам для тебя, мистер. Поиграем в эту игру. Я — проститутка, если до тебя еще не дошло. Моя цена — тридцать фунтов, и при этом ты должен кое-что надеть! Таковы правила. Понял? Решай, а не то я уйду. Ты отнял у меня время зря.
У него все поплыло перед глазами, комната накренилась, потом снова все встало на свои места. Что-то подсказывало ему, что она не шутила, говорила правду. У нее не было причин врать.
— Понял, — сказал он, закрыл глаза, открыл их снова. Она все еще сидела на постели, вцепившись свободной рукой в трусики. За тридцатку она их снимет… Он отпустил ее, слез с постели.
— Ну?
Он пошел к двери. Ключ все еще торчал в замке, болталась его оранжевая бирка с номером «24». Он мог бы отпереть дверь, велеть ей убираться отсюда к чертовой матери. И через пять минут она вернется сюда с полицией. Тут была какая-то ловушка, он не понимал этой игры, да и не пытался понять. Ему было ясно лишь одно: нельзя ее отпускать. Замок щелкнул, ключ заскрипел, когда он его вытаскивал.
— Эй, ты чего? — девушка, назвавшаяся Синди, вскочила на ноги. Она была явно напугана, оперлась о стену, придерживая трусики, словно опасалась, что он стянет их силой. — Не смей меня трогать, я кричать буду!
— Кричи, сколько влезет! — он указал на окно. — В этом бедламе тебя никто не услышит, а если и услышит, то подумает, что ты визжишь по той же причине, по которой верещит десяток других птичек, у которых дух перехватило на этом чертовом колесе, или как оно там называется. Давай, покричи, сама убедишься!
Господи, он мог бы расквасить ее глупую рожу, вытрясти из нее все внутренности. Она что-то замышляла, а теперь ей же боком вышло. Глупая интриганка, она за это поплатится! Ведь она как-то оказалась здесь, пусть и остается.
— Слушай, вот что я тебе скажу, — она вся дрожала, ее охватила паника. — Можешь переспать со мной бесплатно, если отпустишь. Пожалуйста!
— Не выйдет, — усмехнулся он, подняв кверху ключ и поболтав им, звеня. — Я не уверен, хочу я этого или нет. Подумаю. А тем временем ты никуда отсюда не уйдешь. Ясно?
Она кивнула и заревела.
— Великолепно, просто великолепно, — профессор Мортон быстро просмотрел записи, сидя за письменным столом, отпил тепловатого кофе из автомата, нащупал трубку в кармане.
По этим признакам Энн Стэкхауз определила, что он крайне удовлетворен прочитанным.
— Значит, получается? — она вертела в руках блокнот для стенографии, сидя напротив, загибала страницу и распрямляла ее, неотрывно глядя на чистый лист.
— Совершенно, — он сделал паузу, чтобы зажечь трубку из верескового дерева на длинном черенке, выпустил облачко душистого табачного дыма и заговорил, не выпуская трубку изо рта. — Эвансы все еще обсуждают свои планы отправиться на юг. Они потеют в зимней одежде, но им страшно холодно! — он невесело засмеялся. — Но пока еще они не набрались храбрости и не осмеливаются выйти из шале. Мы за ними наблюдаем. Точно так же мы держим под контролем этого хиппи и его девицу.
— А что они собираются делать?
Ей не очень-то хотелось это знать, ей было их жалко, несмотря на то, что ей пришлось вытерпеть в их обществе. От парня несло, как из свинарника, оба они были законченными наркоманами. Может быть, на них подействовали собственные наркотики. Она хотела так успокоить свою совесть, но ей это никак не удавалось. Господи, да это все равно что работать в нацистском концлагере, проводить жуткие эксперименты на людях. В чем разница? Да ни в чем, только этот эксперимент считается безвредным. Если бы это было не так, ее бы до конца жизни стала мучить совесть.
