Ознакомительная версия.
Надо прекращать пить в таком количестве, Максиму не нравились эти провалы в памяти. Он не хотел думать, что не помнит того, как, возможно, вел себя свинским образом. Хорошо еще, что все произошло дома, и он не был за рулем. Интересно, знает ли Кочнев о вчерашнем?..
Максим повесил полотенце на крючок, открыл дверь и вышел. Из кухни долетал запах яичницы с колбасой. Дмитрий, не дожидаясь хозяина, решил сварганить что-нибудь на завтрак. Писатель прислушался к своему желудку и нашел, что пара кусков еды там спокойно удержится.
Еще в квартире стоял густой запах пива. Пива, стоящего в открытых банках, и перегара вперемешку с табаком.
Какой кошмар! Нет, все — дома пьянки-гулянки прекращаются, решил Максим. Ему было стыдно прежде всего перед самим собой.
Дверь на балкон была раскрыта настежь, оттуда шел прохладный утренний воздух, пока безуспешно пытающийся бороться с густым амбре. Кочнев молодец, сообразил. Максим заглянул в большую комнату, испытав легкое неприятное дежа вю. Банки стояли аккуратно возле балконной двери, пепельница вымыта, диван, кресло и все остальное в приличном состоянии, нигде нет следов от падающего с сигарет пепла. Максим вообще не помнил окончания их посиделки, но, видимо, погром они так и не учинили. И на том спасибо — не стали вспоминать на пьяную голову старые студенческие времена.
Максим поежился от прохлады, но закрывать дверь пока не стал.
— Макс, очухался?
— Ага. — Снегов остановился на пороге кухни. Здесь тоже все было нормально, как вчера. Кочнев снял с газовой плиты большую сковородку и вывалил яичницу с кусками колбасы на плоскую тарелку.
— Подкрепиться надо, — сказа Кочнев.
— А как дела?
Максим сел на табурет возле стола, внезапно размечтавшись о том, чтобы снова завалиться спать. Отключить телефон к чертовой матери, задернуть шторы, пусть все горит синим пламенем. Он будет лечиться.
Писатель протер воспаленные глаза, а когда открыл их, увидел покрытую изморозью бутылку пива, которую протягивал ему Дмитрий.
— Ты сбрендил! Не надо!
— Выпей хоть половину — сразу в норму придешь. Я знаю, я в этом специалист, — сказал Кочнев, улыбаясь. Максим присмотрелся к его улыбке, и понял, что тот опять не спал ночью. Улыбка больше смахивала на нервный тик, а глаза нездорово поблескивали.
Снова пришло дежа вю, опять промелькнуло непонятное воспоминание.
Что-то связанное с глазами Дмитрия… Да, по-моему, с ними все в порядке, только уставшие — тяжелые веки, покрасневшие белки. Да и лицо как воск, безжизненное какое-то.
Все эти детали пытались во что-то сложиться, но у них никак не получалось. Максим перевел взгляд обратно на пиво, вяло морщась.
— Пей, — сказал приятель. Приказал.
Максим взял банку кончиками пальцев, потом перехватил покрепче, чувствуя, что из-за влаги кожа скользит.
— А потом поешь немного.
— Ага, — отозвался Максим, думая, что он самый несчастный человек на свете. Он приложил холодный алюминий ко лбу и сидел так целую минуту.
— Не удалось заснуть?
— Нет, — сказал Дмитрий весело. Он сел напротив, оторвал от яичницы половину и положил на тарелку. В его стакане тоже было пиво.
— И что же ты делал?
— Читал, в основном. Потом бродил просто так по квартире.
А я придвинул тумбочку к двери, подумал Максим. Да что такого-то? Ну бродит…
— Нашел старую газету, давай кроссворд разгадывать. — По крайней мере, Кочнев ел с аппетитом, что удивительно в его состоянии.
Максим открыл свою банку, сделал глоток, заставил себя проглотить обжигающее холодом пиво. Именно с такого все вчера и началось.
— Потом пробрался в твой кабинет, ты уж извини…
— Ерунда. Если ты только не забирался в мой роман… который не отредактирован.
— Нет, туда я не смотрел — знаю ведь, что дуракам полработы не показывают. Просто, покопался в твоих запасах литературных файлов — у тебя, оказывается, недурная библиотека собрана, думал, чего-нибудь почитать из драматургии… Освежить в памяти, что и как пишется там. Какие-то штучки даже придумал для пьесы.
Максим отправил в рот кусок яичницы, понимая, что начинает тяготиться обществом приятеля. С ним уже было неприятно находиться рядом, смотреть ему в глаза, испытывая неловкость, слушая хрипловатый голос, замечать, насколько сильно он изменился. Даже в сравнении со вчерашним днем.
Писатель жевал и не чувствовал вкуса, на языке еще был осадок от зубной пасты и того, что можно назвать смесью перекисшего пива с табаком.
Максим слушал голос приятеля и не мог поверить, что слышит именно его.
Изменилась ритмика его обычно правильной поставленной речи, дикция потеряла чистоту, куда-то стали пропадать интонации. Впечатление было неприятное.
Даже сильнее — перерождалась в отвращение.
Ну почему я должен так относиться к своему старому другу, ведь, по сути, от старых времен у меня только Дима и остался… Не поднимая глаз, Снегов отпил из банки.
— В Интернет я не лез, не беспокойся, все твои мегабайты целы, — рассмеялся Кочнев, поднимая руки, точно сдаваясь.
— Ладно, не проблема, — пробормотал Максим.
— Романчики твои посмотрел на полке… Обнаружил, что не все, которые ты мне свои дарил, я прочел до конца. Прошу прощения.
— Перестань извиняться, тошно, — сказал Снегов. — …Тебе ничего не привиделось в этот раз?
— Нет, ничего такого не было. Или не помню. — Актер посмотрел на холодильник. — Наверное, организм все-таки ищет средства защиты, мозг отгораживается, стирая какие-то временные куски из памяти… Может, чтобы защитить психику… Или…
Максим бесился от того, что не мог вспомнить вчерашний вечер целиком. В то же время он по-настоящему боялся это вспомнить… Кочнев говорит о мозге, который отгораживается — а вдруг его мозг тоже пытается защищаться?..
— Или что? — Снегов надеялся, что воспоминания приятеля помогут ему воссоздать в уме то, что ускользнуло и не хотело показываться на глаза.
— Я начинаю думать, что похож на заколдованного принца. Посмотрел в твоих книги. Там же полным-полно всякого чародейства… Это может быть неплохим объяснением…
Максим рассмеялся.
— Порча? Да такого не бывает!..
— Бывает. Не так, может, вульгарно все это объясняется, но ты не отрицай…
— Да не отрицаю я, просто не в этом дело. Не хватало еще, что бы ты к экстрасенсу поперся какому-нибудь! Совсем с ума съехал?..
— Я не сказал, что собираюсь. — Дмитрий уставился на него. Взгляд красных глаз из-под припухших век был весом в несколько десятков тонн. — Но я бы многое отдал, чтобы отхватить часок-другой, понимаешь?..
Ознакомительная версия.
