Ознакомительная версия.
Мимо, подскакивая и подергиваясь, промелькивали пары. Виталий перестал понимать, что нужно делать и зачем. Такты утекали катастрофически быстро; секунды – гораздо медленнее! Лера заглянула ему в лицо, ее глаза выражали поддержку и желание помочь. Виталий не ждал помощи и не нуждался в ней. В голове проносились пустые мысли, бесхозные наблюдения.
Вот партнер ближайшей пары в повороте толкнул Леру плечом. Не сильно, она даже не качнулась. Вот рядом оказались Наташа с Романом – теперь Виталий без напряжения вспомнил имя толстого танго-фаната с хвостиком – нового Наташиного любимца. Они приостановились на месте: Рома довольно умело побуждал Наташу крутить болео, из которых ее нога с легкостью улетала в ганчо. Целая серия глубоких красивых волькад. Молодые люди громко разговаривали, чтобы перекрыть голосами музыку.
– Золушке пора покинуть бал: через полчаса закроют метро на вход.
– А пересадка?
– Я по прямой. Только до дому идти дворами страшно. Но я привыкла… А тебе далеко добираться?
– Далеко, за город. Но у меня есть машинка!..
Рома стремительно повел Наташу вперед. Виталий качнулся в том же направлении – Лера неуверенно сделала короткий отшаг назад, но ее партнер вновь стоял как вкопанный.
Вновь – по касательной к сознанию – образы, ощущения, звуки.
Из двери зала несет ледяным сквозняком – прямиком в поясницу – верный радикулит. Правым глазом видно: в зале темно и горят свечи. Знакомый силуэт вырос на пороге.
Теперь остро захотелось уйти. Любым шагом – не обязательно танговским. Лишь бы оказаться в другом месте, подальше. Но ноги намертво прилипли к полу. Сострадание победило желание бежать немедленно от печального и пугающего зрелища, неуместного здесь, среди беззаботности танцевальной вечеринки. Виталий открыл рот, чтобы спросить Лео, что с ним случилось и не нужна ли помощь, но слова не шли: горло перехватило, будто от порыва стужи.
– Что с тобой? – Уравновешенная и не склонная к панике Лера теперь смотрела на Виталия с откровенной тревогой. – Нехорошо?
– Кому? – упрямо уточнил Виталий, отказываясь верить, что вопрос обращен к нему. При чем тут он?! Горло все еще плохо повиновалось, и он выразительно закивал в сторону медленно бредшего вдоль стеночки Коренева.
– Он!.. Посмотри!.. – наконец удалось ему выдавить из себя.
Лера послушно обернулась, но Лео уже скрылся в коридоре, ведшем к раздевалкам и выходу. Она с еще большей тревогой воззрилась на Виталия, вцепилась в его плечи с явным намерением удержать большое тело от падения.
– Подожди. Извини! Я сейчас…
Оцепенение уходило медленно, постепенно. Он шел к раздевалкам, искренно желая поторопиться, но ускорение не давалось ему так же фатально, как удвоения и утроения коварной милонги. Впрочем, куда Лео денется в таком состоянии? Вот уж подходящее к случаю выражение: краше в гроб кладут! Он в раздевалке или в туалете.
Коренев не обнаружился ни по первому адресу, ни по второму, ни за дверями гостеприимного подвала, куда Виталий выскочил, едва накинув куртку. Рвануть по морозу к автостоянке? А если Лео оставил машину за углом? Или прибыл сегодня пешком и теперь ловит такси на другой стороне улицы? Мелкие колючие снежинки впились в кожу лица и не защищенной ни шарфом, ни воротником шеи. Виталий ретировался в подвал; постукивая зубами, достал мобильный телефон.
Вздрогнул от незнакомого низкого женского голоса, нежного и чувственного, пожелавшего ему спокойной ночи. Обернулся. Наташа! Об руку с тем толстым парнем, бывшим десантником, – опять забыл, как его зовут! Не только голос – Наташа и внешне преобразилась: и без того прямые от хореографических занятий плечи гордо расправлены, пышная грудь вздымается, на щеках играет румянец, темные глаза весело блестят. Хорошенькая! Можно бы и наплевать, что брюнетка, только поздно: девушка плавится от удовольствия, заполучив кавалера! Виталий тепло распрощался с молодыми людьми – безо всяких двусмысленных взглядов и намеков: зачем их смущать? Еще спугнешь ненароком едва нарождающийся роман! Пусть хоть кому-то хоть однажды по-настоящему повезет в этом подвале!
– Рома, я так рада, что ты меня подвезешь!
Наташа с кавалером чинно поднимались по крутой лестнице.
– Правда, не представляю, каким образом теперь проникнуть в дом! – Помощница Коренева мелодично рассмеялась.
– Как ты это делаешь обычно? – невозмутимо уточнил мужчина.
– Обычно я не забываю ключи! Родные уже глубоко спят; совестно их будить. А твоего возвращения кто-нибудь ждет по вечерам?
– Моя мама живет в Дубне…
В трубку, по-прежнему прижатую к уху Виталия, наконец, ворвался уличный шум и гул ветра, перекрывая знакомый голос.
– Ну, ты пошел спать? – осведомился Виталий нарочито бодро. С трудом расслышал утвердительный ответ. – Что же ты, мимо идешь и даже не прощаешься?!
Сквозь шорохи донеслось обрывочное:
– Извини… Тебя не заметить… Больше никогда…
Показалось, в заглушенном шумами голосе прозвучала привычная ирония.
Виталий наскоро попрощался и дал отбой. О помощи его никто не просит – вот и ладно! Почудилось что-то, все в порядке!
Вторник.
Две ночи Милонгеро
В этот рай, где было больше слез, чем смеха,
Где гостит так часто слово «грусть»,
В этот рай, где было больше тьмы, чем света,
Милый друг, никогда я не вернусь.
И. Богушевская. Прощай!
– Ну, выходи! Боишься, сука?!! Е… т… м…! Всех из калаша положу!
Между пьяным матерщинником и двумя обнаженными телами не было преграды. Газовое отопление работало на совесть, и окно было приоткрыто, а дебошир стоял прямо под ним. К счастью, на окне поставлена крепкая решетка. Но голосу решетка не помеха!
Пришелец то орал, то лупил в дверь. Дверь тоже очень крепкая, в железной раме, да еще двойная, и заперта на ночь на два замка. Но от звука ударов казалось, что обе двери легко проломятся, слетят с петель. Еще точнее: казалось, что лупят по двери не снаружи дома, а изнутри и что крик раздается прямо здесь, в маленькой, аккуратненькой комнате загородного дома.
На улице царила пасмурная, беззвездная ночь, обильно подсвеченная уличными фонарями, высветленная, насколько возможно, не слишком обильным снегом, но все же темная и по-сельски глухая. Роман припал к окну, высунувшись между плотными шторами и без стеснения предоставив Наташе созерцать свой несколько раскормленный тыл. Тут уж не до стеснения, разумеется… Наташа села на кровати, лишь до пояса прикрытая одеялом. Ей и вовсе смущаться не приходилось: Рома ее сейчас не видит. Они не зажигали света, не разговаривали и старались двигаться бесшумно. Наташе хотелось, чтобы Рома хоть что-нибудь шепотом, жестами ей объяснил, распорядился, как действовать. Но тот не двигался, не отлипал от окна.
Ознакомительная версия.
