Ознакомительная версия.
Минуту переждали. Дед опять захрапел. У меня в это время мелькнула мысль, что рано я, пожалуй, взбаламутилась. Вдруг не родственник того самого? Вдруг однофамилец.
Хотя в деревне все родственники.
— Он что, сын председателя?
— Угу. Плотником работал после армии. Прошлой осенью вернулся. Отец его пристроил на пока. В институт хотел подаваться. Нормальный парень, знаешь. Ни в каком насилии раньше не замечен. Не пойму, с чего это он вдруг решил на тебя напасть? И второй, говоришь, был? Кто же это — ума не приложу.
Лучшая атака — нападение. А то есть тут разные умники, которые продолговатыми извилинами шевелить любят…
— Твой ангелочек порвал мне всё внутри! Хочешь посмотреть?
— Извини… — буркнул Алёша.
Нет, не то. Заезженная пластинка. Меня не впечатлила его реакция. Надо разнообразить эмоционально-смысловую палитру. Надо брать откровенностью — а что? Тем более что у нас с Алексеем намечается интересное сотрудничество.
— Хорошо, откровенностью за откровенность, — говорю. — Дело в том, что ты тоже многого не знаешь. Дело в том, что я приехала в деревню не просто так. Дело в том, что моя мать зачала меня от одного из…
Внимай, человече, горькие истины мира. Внимай и проникайся моей скорбью. Разве сравнится она с твоей счастливой и бестолковой жизнью? Разве стоял ты у тех же шокирующих развилок откровений, как стояла у них я? Да что ты знаешь вообще, глупышка, о жизни этой? Мальчик мой, мне боязно за тебя. Ведь откровения пришли и за тобой, ведь касаются они и твоего отца…
— Так что же получается, — смотрел он на меня внимательно, и отмечала я с досадой, что выражение его глаз увидеть ожидала иное, смятенное, а тут ирония. — Значит, я могу оказаться твоим братом?
— Ага, — ответила печально. — Как и убитый кем-то сын председателя.
Церковь, я в белом свадебном платье и фате, Алёша во фраке. «Венчается раба божия…»
— Да, — отвечаю тихо и застенчиво.
— Да, — а он уверенно.
Пьяный поп размашисто крестит нас и готовится объявить мужем и женой.
— Остановитесь! — раздаётся дерзкий крик. — Это богохульство! Это преступление кровосмесительства.
«В чём дело? В чём дело?» — шепчутся озадаченные гости.
— Им нельзя вступать в брак, — выходит на середину церкви человек. Он закутан в длинный плащ, а на голове у него просторный капюшон. Лица не видно. — Они брат и сестра.
«О господи!» — выдыхают разом гости.
— Нас раскрыли, — смотрю я на возлюбленного.
— Надо бежать, — отвечает Алёша.
Я киваю, а он выхватывает из-за пояса пистолет и производит выстрел в потолок. Толпа расступается, мы выбегаем наружу, вскакиваем на лошадей и уносимся вдаль по извилистой пыльной дороге.
Человек в чёрном выходит из церкви, смотрит нам вслед и тихо произносит:
— Вам не уйти от меня…
Интересно — кто же он?
— Подожди! — остановила я Алёшу, прежде чем он ушёл через стену. Он же умеет.
Дотянулась рукой до стоявшего на столе торшера. Нажала на кнопку. Свет неяркий, но зажмурилась — после темноты полоснуло по глазам.
— Что-то ещё? — остановился он, тоже прищурившись.
— Повернись спиной.
— Зачем? — вот сейчас действительно удивлён.
— Боишься?
— Да пожалуйста.
Повернулся. Я выдержала паузу.
— Снимай штаны.
— Ты серьёзно? — спросил через плечо, чуть повернув голову.
— Э-э, а я-я. Демон ночи.
— Да мне не жалко, просто я не уверен, что ты правильно будешь это интерпретировать.
— Правильно буду. Делай, что говорю.
Снял. Рывком.
Ягодицы в целом обыкновенные. Костлявенькие. Но движение было возбуждающим. Внутри защемило.
Родимого пятна нет.
— Всё? — спросил.
Я кивком головы дала отбой.
Это хорошо, что он не брат. Значит, можно влюбляться.
Впрочем, я уже. Даже если бы и брат.
ДЕВУШКА С КОЛЮЧИМИ ГЛАЗАМИ
— Пусти меня! Пусти, козёл старый!
Голос женский. Доносился из сеней. Я мигом проснулась и переместилась в сидячее положение. Вопли не предвещали ничего хорошего. Почему-то сразу стало ясно, что они имеют ко мне самое непосредственное отношение.
— Уходи, Катя! — это дед. — Уходи, пока милицию не вызвал!
— Да не боюсь я твою милицию продажную! Всех вас Куркин купил, скоты. Все на него пашете.
— Только через мой труп, слышишь! Я не позволю девчонку ранить. Она и так пережила чёрти знает что.
— Пусти!!! Всё равно прорвусь! Всё равно ей глаза бесстыжие расцарапаю.
Последняя фраза донеслась глуше — видимо, деду удалось вытеснить незваную гостью из сеней за порог. Хлопнувшая дверь подтвердила догадку. Крики не прекратились, но разобрать слова стало труднее.
Я соскочила с кровати на пол и принялась торопливо одеваться. Вещиц немного — юбка да футболка.
— ВИА «Сябры», — зашептала, — «Ты — одна любовь». Апрелевский ордена Ленина завод грампластинок.
— Гнида! Гнида она! — это снова входную дверь открыли. Дед временно уступил оборонительные позиции. Но тут же вернул — звонко шмякнула о косяк разбаловавшаяся дверь.
— Первая сторона, — футболка уже на мне, — «Есть на свете ты», затем «Глаза любимых», затем «Васильки во ржи», затем «Я сказал своей девушке» и последняя, заглавная — «Ты — одна любовь».
И юбка уж обхватила тугие бёдра. Вот ещё молнией шмыгнуть.
— Вторая сторона: «Для двоих», за ней «Высокие звёзды», потом «Не пугайте седых журавлей», потом «Разреши тебя любить» и самая последняя — «Девушка из полесья».
Накинула на ноги сандалики и выскочила в сени. Отворила дверь. На крыльце дед бодался с растрёпанной девушкой. У той красное, то ли от слёз и сильных эмоций, то ли от недавнего загара лицо и колючие неистовые глаза. Такие и пробуравить могут насквозь.
— По просьбам трудящихся, — объявила им, — исполняется песня композитора Олега Иванова на стихи поэта Анатолия Поперечного, он у нас в лидерах по популярности, «Девушка из полесья».
Они замолчали, разжали объятия и тревожно уставились на меня.
Я запела:
— Живё-о-о-от в белорусском полесье-э-э кудесница леса-а Оле-э-ся-а-а. Считает года-а по куку-ушке-э-э, встречает меня-а на опушке-э-э.
— И-и, все вместе! — крикнула. — Камон! Останься-а со мною-у-у Олеся-а, как сказка-а, как чудо-о, как песня-а-а-а…
Всё помню, всё контролирую. Аплодисментов не надо.
— Сучка гнусная! — опомнилась наконец деваха с колючими глазами. — Тварь! Зачем брата опорочила?! Не насиловал он тебя, не мог!
Ознакомительная версия.
