— Давай-давай, ешь. «Хей-хо, а ну пошли», так ведь?
Как только кот повернулся, Луис схватил его поперек туловища и глубоко всадил шприц в заднюю ногу.
Черч взвился в его руках, извиваясь и царапаясь, но Луис крепко держал его, пока весь запас морфия не вошел в тело кота. Только после этого он отпустил его. Черч скатился с крыши машины, шипя, как змея. Шприц еще торчал из его ноги, потом сломался. Луис был спокоен. Он сделал все, что нужно.
Кот кинулся к дороге, потом вернулся к дому, будто что-то припоминая. На полпути он начал шататься, как пьяный. Вскарабкиваясь на первую ступеньку, он упал. Он лежал у крыльца на боку, дыша все тише.
Луис поглядел на «чиветт». Если бы камень не заменил ему сердца, он давно бы увидел то, что увидел сейчас: кошелек Рэчел на сиденье, ее шарф и билеты на самолет компании «Дельта».
Когда он снова повернулся к крыльцу, тело Черча пронизала быстрая, последняя судорога. Черч умер. Еще раз.
Луис стал подниматься по ступенькам.
— Гэдж?
В холле было холодно. Холодно и темно. Слово упало в эту темноту, как камень в бездонный колодец. Следом еще один.
— Гэдж!
Молчание. Даже часы в гостиной не тикали. Никто не завел их этим утром.
Но на полу были следы.
Луис прошел в комнату. Там было накурено, но запах уже успел выветриться. Стул Джуда стоял у окна как-то косо, будто хозяин вскочил с него в спешке. На подоконнике была пепельница с аккуратной горсткой табачного пепла.
«Джуд сидел здесь, ожидая. Чего? Меня, может быть. Ждал, когда я вернусь домой. Но не увидел. Почему-то не увидел».
Луис увидел пять пустых банок из-под пива, выстроенных в ряд. Этого было мало, чтобы усыпить Джуда, но может быть, он пошел в ванную и там что-то случилось?
Грязные следы доходили до стула. Рядом с человеческими были другие, похожие на кошачьи. Как будто Черч разносил могильную грязь, оставленную ботинками Гэджа. Потом следы уходили к двери, ведущей на кухню.
С бьющимся сердцем Луис последовал за ними.
Он толкнул дверь и тут же увидел ноги Джуда, его старые зеленые штаны и заплатанную фланелевую рубашку. Старик лежал в большой луже засохшей крови.
Луис поднес руку к его лицу, как бы не доверяя своим глазам. Тут он увидел глаза Джуда, широко открытые, смотрящие с осуждением… его, Луиса, а, может быть, и себя?
«Неужели это он? — подумал Луис. — Неужели он сделал это?»
Стэнни Б. сказал Джуду, а Стэнни Б. сказал его отец, а тому — его отец, француз с севера, торговавший с индейцами, еще когда президентом был Франклин Пирс.
— О, Джуд, мне так жаль, — прошептал он.
Невидящие глаза Джуда смотрели на него.
— Так жаль, — повторил он.
Ноги его двигались сами по себе, и он внезапно вспомнил последний День Благодарения, не ту ночь, когда они с Джудом отнесли кота на Кладбище, но индейку, которую приготовила Норма, и как они сидели за столом, они с банками пива, и Норма со стаканом белого вина, и как она накрыла стол белоснежной скатертью, извлеченной из нижнего ящика буфета, как он сделает это сейчас, но тогда она постелила скатерть на стол, а он…
Луис накрыл скатертью лицо Джуда, как парашютом, скрыв его укоризненный взгляд. Почти сразу же белая ткань начала пропитываться багровыми пятнами.
— Мне жаль, — опять повторил он, — очень жа…
Звук замер на его губах. Что-то сдвинулось в глубине дома, что-то скрипнуло… что-то живое. Он был уверен в этом.
Руки его начали трястись, но он подавил дрожь. Он подошел к кухонному столу, вынул из кармана три новых шприца, снял с них упаковку и уложил в ряд. Затем он достал три ампулы и зарядил каждый шприц дозой морфия, достаточной, чтобы убить лошадь, — или быка Хэнрэтти, если это окажется он. Он снова спрятал все это в карман.
Он вышел из кухни, прошел через комнату и встал у лестницы.
— Гэдж!
Откуда-то из тени донесся смешок — холодный и безжизненный, заставивший кожу Луиса покрыться мурашками.
Он начал подниматься.
Путь наверх был долог. Луис походил на осужденного, подходящего к эшафоту таким же долгим (и таким же ужасающе коротким) путем.
Наконец, он достиг вершины, держа одну руку в кармане. Как долго он стоял там, он не знал. Он только чувствовал, что душевное здоровье начинает покидать его. Это было неожиданное, но интересное открытие. Он представлял себе, что чувствует дерево — если деревья что-нибудь чувствуют, — поваленное ураганом, перед тем, как упасть. Это было очень занятно.
— Гэдж, поедешь со мной во Флориду?
Новый смешок.
Луис повернулся и увидел свою жену, лежащую мертвой посреди холла. Ноги ее были раскинуты так же, как и у Джуда. Ее голова и спина располагались под углом к стене, словно у женщины, которая заснула, читая.
Он подошел к ней.
«Здравствуй, дорогая, — подумал он, — вот ты и дома».
Кровь оставила на обоях причудливые пятна. Она лилась из дюжины ран — или из двух дюжин? Его скальпель сделал свое дело.
Вдруг он осознал случившееся и закричал.
Его крик дико метался по пустому дому, отражаясь от стен. Глаза его были выпучены, волосы стояли дыбом, ом кричал; из его пересохшего горла исходили адские, ужасные звуки, означавшие конец не только всего, что он любил, но и его собственного здоровья. Все чудовищные образы поднялись внезапно из глубин его памяти. Виктор Паскоу, умирающий на ковре лазарета; Черч, вернувшийся с зеленой глиной в усах; бейсбольная кепка Гэджа, лежавшая на дороге, вся в крови; но больше всего то, что он видел у Чертова болота, то, что повалило дерево, существо с желтыми глазами, Вендиго, тварь с севера, мертвую тварь, пробуждающую ужасающие желания.
Рэчел не просто убили.
С ней было что-то еще… что-то не то.
КЛИК!
Звук раздался в его мозгу. Это был звук открываемой двери.
Он посмотрел вверх, и крик застыл у него в горле. Это был Гэдж. Рот его был запачкан кровью, стекающей с подбородка; губы скривились в отвратительной усмешке. В руке он держал скальпель Луиса.
Когда он начал подходить ближе, Луис отскочил, уже ни о чем не думая. Скальпель чиркнул возле его лица, и Гэдж зашатался. «Он такой же неуклюжий, как Черч», — подумал Луис. Он пнул Гэджа ногой, и тот упал. Мгновенно Луис прижал его к полу, коленом придавил руку, держащую скальпель.
— Не-е-ет! — завизжало то, что было под ним. Его лицо сморщилось. В выпученных глазах горела неугасимая злоба. — Нет, нет, не-е-ет!
Луис достал первый шприц. Нужно было действовать быстро. Оно было скользким, как рыба, и не выпускало скальпеля, как бы сильно он ни сжимал запястья. Лицо его, казалось, менялось, пока Луис смотрел на него. Вот это было лицо Джуда, укоризненно глядящее на него; вот искореженное лицо Виктора Паскоу с безумно вращающимися глазами; вот собственное лицо его, Луиса, так ужасно бледное. Вот оно изменилось снова, сделавшись лицом той твари в лесу — низкий лоб, мертвые желтые глаза, длинный пятнистый язык. Оно ухмылялось и шипело, как змея.
