«Моя сестра боялась оврага, — прозвучали у него в голове слова мальчика, который вырос в Оскаленного, — моя сестра никогда бы не спустилась в овраг».
Машина выехала на мост. Внезапно отец Андрея ударил рукой по ручному тормозу. Завизжали покрышки. «Хаммер» занесло немного в сторону, и он остановился.
Что-то стояло впереди, посреди моста, всего в двух метрах от капота. Что-то блестящее и полужидкое, при этом похожее на зверя.
Корби не мог понять, что это такое, пока оно не двинулось с места. Это был волк или здоровый сильный пес. Ничего ни осталось ни от его ушей, ни от глаз. Его тело было равномерно покрыто сочащимися ранами, и шерсть вся насквозь пропиталась кровью, будто он потел ею. Непонятно было, как он еще жив, но он двигался, медленно шел вперед, оставляя кровавые следы. Он слепо ударился о бампер остановившейся машины и прошел мимо. Свет фары, перемазанной в крови, померк.
Волк поравнялся с окном Ары и ушел во тьму. Корби повернулся и посмотрел на спутников. Лицо Токомина было покрыто потом. Ару бил озноб. Ник внезапно открыл свою дверцу и высунулся из машины. Его стошнило на асфальт.
«Тот, кто приходит из долин, — вдруг подумал Корби. — Теперь я, кажется, знаю, что это за долины. Это долины крови».
Отец Андрея трясущейся рукой открыл бардачок. Револьвер выпал наружу, ударил Корби по колену и исчез где-то на полу под сидением.
— Что вы делаете? — спросил Корби.
— Хочу пристрелить это, — ответил Токомин. — Убери ноги.
Он полез под сидение. Корби схватил его за плечи. Отец Андрея оказался удивительно слаб, и подростку не составило особого труда остановить его: Токомин перестал шарить руками по полу и обессилено откинулся на спинку своего сидения. В салоне «хаммера» повисла тишина. Ник вытирал рот бумажной салфеткой.
— Будет только хуже, — бледным голосом сказал Корби. — Это лишь его жертва, а там, впереди — оно само.
— Сколько осталось? — еле слышно спросил Ара.
— Километра два, — ответил отец Андрея.
Корби вдруг захотелось его убить. За прежнюю жестокость, за нынешнюю слабость, за то, что он возит с собой это оружие. Он наклонился и посмотрел вниз, под свое сиденье. Там поблескивал пистолет. Корби почувствовал, как тянет руку вниз, а потом замер.
В его руке все еще была карточка. Андрей. Корби вспомнил, что Андрей останавливал того, кто приходит из долин. Он вспомнил, что Андрей ему сопротивлялся. Медленно, словно в кошмарном сне, подросток заставил себя разогнуть спину и сесть ровно.
— Что? — спросил Токомин. — Не нашел?
— Давайте все выйдем из машины и подышим свежим воздухом, — заторможено, еле слышно попросил Корби.
— А оно там ходит? — поинтересовался Ара.
— Ходит, — сказал Корби, — но это неважно, потому что оно у нас у всех в голове.
— Да, — согласился Ник.
Он первым выбрался из машины, Ара — за ним.
— Вылезайте, — сказал Корби Токомину. — Я не могу Вас оставить в салоне с револьвером.
В лице отца Андрея что-то дрогнуло. Мгновение он выглядел ужасно, как маньяк, который не может скрыть ни одной эмоции, но все равно пытается хитрить.
— Вылезайте, — повторил Корби. — Так нужно.
Токомин открыл дверцу и вышел из машины. Корби еще несколько секунд сидел на своем месте. Он уперся руками в бардачок и попытался сосредоточиться.
— Ни одного лишнего движения, — тихо приказал он самому себе. Наклонился. Нащупал оружие, убедился, что держит его не за рукоятку, а за дуло, и медленно вылез из машины. Было прохладно. Воздух пах ночью и лесом. От машины несло жаром перегретого мотора. Корби стоял и сжимал револьвер в одной руке, а карточку Андрея в другой.
Оранжевые перила моста казались белыми. На асфальте — россыпь битого стекла и темный силуэт растрепанной кем-то веточки. Мимо ничтожных предметов шли кровавые волчьи следы. Корби услышал мерный шум воды. Он посмотрел вниз.
Вода была почти черной. Мост стоял на дамбе, грубо сложенной из источенных рекой и временем бетонных блоков. Полуметровым водопадом река переваливала через них, шумела и мощными суженными потоками уходила под сваи.
Корби оглянулся на своих спутников и увидел, как хищно они смотрят на оружие в его руках. «Этого не будет, — подумал подросток, — как и Андрей, я не ты». Он изо всех сил швырнул пистолет с моста. В темной воде раздался громкий всплеск.
Корби стоял, задыхаясь, и чувствовал, что его всего трясет. «Еще немного, — осознал он, — и я бы сам убил их всех, а потом себя». Он положил руки на заграждение. Металл показался ему ледяным.
Внезапно одно из бревен мусорной кучи переломилось и ушло в воду. Плотина сдвинулась. За секунду она вся изменила свою форму. Какие-то ветки, дрожа и щелкая, будто неведомое чудище, выдавились на поверхность бетонных свай, перевернулись и полетели вниз, под мост. Корби обдало тучей мелких брызг. Он не шелохнулся, но ему окончательно стало холодно. Его бил озноб.
Трое подростков и мужчина с покалеченным лицом молча смотрели вниз. Над водой медленно начали формироваться нити тумана, тонкие и белые, как волосы старика. Корби подумал, что к утру они поднимутся отсюда единой серой пеленой. Он различал темные силуэты ив, разорванные погруженной в реку пустотой неба. В зарослях осоки громко плеснулась вода, а потом снова раздался призрачный ночной крик, исполненный сводящей с ума тоски. Он длился несколько секунд, протяжный, исступленный — и все же холодный, а потом резко и безвозвратно оборвался. Где-то рядом был космос, и в нем скиталась черная душа, которой остался только этот нечеловеческий крик.
Корби понял, что еще немного, и ему уже будет все равно. Он перестанет различать жизнь и смерть, воду и воздух. Он сам прыгнет в черный водопад. Его разрубят стальные прутья, изрежут утонувшие осколки стекла, и тварь с тоскливым голосом попирует в последний раз, разматывая по заросшему берегу лабиринт из его внутренностей.
— Дальше я пойду один, — сказал он.
— Ни за что, — пробормотал Токомин.
— Сосредоточьтесь, — приказал Корби ему и своим друзьям. Он увидел, как в их глазах стало на капельку больше жизни и смысла. — Если пойдем вместе дальше, мы все поубиваем друг друга.
— А если ты пойдешь один, то покончишь с собой, — возразил Ник.
— Нет, — сказал Корби. — Я уже не сделал этого. Кто еще из вас мог бы сейчас взять этот пистолет и выбросить в воду?
Он не бравировал. Он чувствовал, что это глубокая правда. И они все тоже это чувствовали, и поэтому молчали.
— Я пойду один, — сказал Корби. — Я должен один. У меня долг перед человеком, который там.
Он говорил без всякой надежды. Он знал, что там, в темноте, его ждет кошмар и боль. Но теперь, после всего, что случилось и не случилось, он не мог бросить Андрея, даже если это означало, что они вместе умрут.
