Все вернулось. Изнасилования. Унижения. Вечные мучения, лишавшие его представления о времени и пространстве, пока он не превратился в ничто – мертвое существо с бьющимся сердцем.
Он услышал странный звук. Понял, что застонал.
О… Бэлла.
Он потер свое предплечье. Бэлла. Господи, она заставляла его стыдиться шрамов и уродства, разрушенного тела и темной, отвратительной натуры.
На вечеринке она свободно общалась с его братьями и женщинами, улыбалась, смеялась. Она обладала шармом и простотой, которые говорили о том, какую комфортную жизнь она вела. Вероятно, она никогда не знала оскорбительного слова или недоброго действия. И уж конечно, не сталкивалась с жестокостью и грубостью. Она была достойной женщиной, в отличие от тех дрянных, злобных шлюх, из которых он пил.
Он не поверил, когда она сказала, что хочет быть вместе с ним в постели, но она хотела. Именно об этом сказала ее шелковистая влажность. Женщины могли врать о чем угодно, кроме этого. Об этом – никогда.
Зейдист содрогнулся. Когда он наклонил ее вперед и трогал ее грудь, он не планировал заходить дальше этого, несмотря на то, что говорил. Он подумал, что напугает ее, чтобы она ушла из его комнаты, шокирует прежде, чем она уйдет от него.
Но она действительно хотела его.
Он вспомнил то чувство, которое он испытал, прикоснувшись к ней между бедер. Она была такой… мягкой. Такой поразительно теплой, гладкой и шелковой. Первой, кто был таким для него. Он не имел не малейшего понятия, что ему делать дальше, но тут за ним пришла Госпожа. Он снова видел ее лицо, чувствовал вес ее тела.
Приходя к нему, Госпожа всегда была возбуждена и прилагала много усилий, чтобы удостовериться, что знает об этом. Хотя она никогда не позволяла ему прикасаться к ней. Она была умна. После всего, что она сделала с ним, получи он возможность дотронуться до нее, он бы разорвал ее на кусочки как дикое животное. И они оба знали это. Он был закованной в кандалы угрозой, и это возбуждало ее.
Он подумал о том, что в нем привлекало Бэллу. То же самое, так ведь? Особенный секс. Закованный дикарь для вашего удовольствия.
Или, в случае с Бэллой, опасный мужчина как приключение.
Его снова замутило, и он нагнулся над унитазом.
– Я думала, ты просто жесток со мной, – голос Бэллы раздался позади него. – Не знала, что тебя действительно тошнит от меня.
Твою мать. Он не запер дверь.
Ему и в голову не могло прийти, что она вернется.
* * *
Бэлла обхватила себя руками. То, что происходило сейчас, выходило за грань возможного. Полуголый Зейдист лежал на полу, наклонившись над унитазом, с рукой, обмотанной рубашкой. Тело сотрясали спазмы.
Он выругался, а она посмотрела на его тело. Боже правый, его спина. Она во всю ширь была покрыта шрамами от хлыста, и раны, как и та, что на лице, не затянулись так, как было положено. Она не могла понять, как такое могло случиться.
– Почему ты снова в моей комнате? – Спросил он, голос отзывался эхом от фарфорового обода.
– Я, э-э-э, я хотела накричать на тебя.
– Не возражаешь, если я сначала закончу с рвотой? – Вода зажурчала, когда он нажал на кнопку смыва.
– С тобой все хорошо?
– Да это же сплошное веселье.
Она вошла в ванную. Неожиданно ей в голову пришло, что она очень чистая, очень белая, абсолютно обезличенная.
В одно мгновение Зейдист был уже на ногах, стоял к ней лицом.
Ей стало трудно дышать.
Его мощные мускулы образовывали выпуклый рельеф, но можно было увидеть отдельные волокна под кожей. Для воина, для мужчины он был очень худым, слишком худым. Он откровенно голодал. Спереди тоже были шрамы, правда, всего два: на правом плече и левой стороне груди. Оба соска были проколоты: два колечка с маленькими шариками ловили отблески света на вдохе и выдохе.
Но не это так сильно поразило ее. Шокировали ее вытатуированные у основания его шеи и на запястьях ремни.
– Почему на тебе отметки раба крови? – Прошептала она.
– Догадайся.
– Но это же…
– Не должно было случиться с кем-то, вроде меня?
– Ну, да. Ты воин. Ты благородный.
– Судьба – коварная стерва.
Ее сердце открылось для него еще шире, и все, что она думала о нем до этого момента, изменилось. Он больше не вызывал в ней трепет, но она хотела облегчить его страдания. Утешить его. Импульсивно она сделала шаг навстречу.
Его черные глаза сузились. Она подходила к нему все ближе, он пятился назад, пока не попал в ловушку между душевой кабиной и стеной.
– Какого черта ты делаешь?
Она не ответила, потому что не знала ответа на этот вопрос.
– Отвали, – отрезал он. Он открыл рот, и его клыки удлинились до размера тигриных.
Это остановило ее на какое-то время.
– Но может быть, я смогу…
– Спасти меня? Или еще какое-нибудь дерьмо в том же роде? О, ну конечно. В твоих фантазиях в этот момент я должен быть поражен красотой твоих глаз. Звериное нутро должно переродиться в руках девственницы.
– Я не девственница.
– Ну, рад за тебя.
Она подняла руку, желая дотронуться до его груди в том месте, где бьется сердце.
Он сильнее вжался в стенку, распластавшись на белом мраморе. Его прошиб пот, и он отвернул голову в сторону, сморщившись. Его грудь тяжело вздымалась, кольца в сосках отливали серебром.
Его голос слабел, с трудом можно было услышать хоть какие-то звуки:
– Не прикасайся ко мне. Я не могу… не могу выносить прикосновений. Хорошо? Мне больно.
Бэлла остановилась.
– Почему? – Мягко спросила она. – Почему это…
– Просто убирайся отсюда, мать твою, пожалуйста. – Он с трудом выговаривал слова. – Сейчас я хочу лишь уничтожить что-нибудь. Я и не хочу, чтобы этим стала ты.
– Ты не причинишь мне зла.
Он закрыл глаза.
– Черт возьми. Да что с тобой такое? Ты что заводишься от чужих мучений?
– Боже мой, нет. Я просто хочу помочь тебе.
– Лгунья, – бросил он, его глаза распахнулись. – Ты такая лгунья. Ты не хочешь помогать мне, ты хочешь лишь потыкать гремучую змею прутиком и посмотреть, что из этого выйдет.
– Это не правда… По крайней мере, сейчас.
Его взгляд стал холодным, бездушным. Голос потерял выразительность.
– Ты хочешь меня? Хорошо. Ты, мать твою, получишь меня.
Зейдист рванулся к ней. Стащил на пол, перевернул на живот и стянул ее руки за спиной. Ее лицо прижималось к холодному мрамору, пока его колени раздвигали ее бедра. Послышался рвущийся звук. Ее стринги.
Она оцепенела. Ее мысли и ощущения не успевали угнаться за его действиями, но тело знало, чего хочет. Злого или не злого, оно хотело его.
