Тот покачал головой и бросил взгляд на обгоревшие развалины Колдуэллской академии боевых искусств.
— Никогда не видел ничего подобного. Будто бы атомной бомбой разнесло. Честно говоря, не знаю, что приобщить к делу.
Следователь уселся в свой фургон и вырулил на дорогу. Хосе проводил его взглядом.
Рики подошел к патрульной машине.
— Ну что? Поехали в участок?
— Не сейчас. У меня еще дела в городе.
Оставшись на месте преступления в гордом одиночестве, Хосе глубоко вздохнул. Острый запах гари не выветрился и за четыре дня.
Пока детектив шагал к своей машине, ботинки покрылись толстым слоем пепла. Как будто на этом месте был не пожар, а извержение вулкана. Развалины здания тоже выглядели странновато. Обычно в пламени железобетонные конструкции не страдают. Но тут не уцелело ничего. Все — дотла.
Ничего подобного и он раньше не видел.
Хосе уселся за руль, повернул ключ зажигания и тронулся с места. Проехав на восток восемь миль, он оказался в занюханном пригороде. Вдоль дороги тянулись обшарпанные многоэтажки, пробившиеся из-под асфальта, как поганки после дождя.
У одного из таких домов детектив остановил машину.
Набравшись мужества, он подошел к подъезду. Дверь распахнулась. Супружеская пара посторонилась, дав ему пройти. На третьем этаже Хосе перевел дух. В коридоре лежал затоптанный ковролин, а дверь в квартиру была столько раз перекрашена, что декоративные панели сливались с рамой.
Детектив постучал, но никто не ответил.
Отжать замок было делом одной минуты. Хосе распахнул дверь.
Зажмурив глаза, он потянул носом. Четырехдневный покойник должен бы уже к этому времени начать подванивать.
Но запаха не было.
— Буч? — позвал коп.
Он прикрыл за собой дверь. На диване валялись спортивные приложения «Колдуэллского курьера» и «Нью-Йорк пост» за прошлую неделю. Стол заставлен пивными банками. В кухне — немытая посуда и пустые бутылки.
Заглянув в спальную и обнаружив там неубранную постель и ворох одежды на полу, Хосе остановился возле закрытой ванной.
Сердце в груди тревожно заколотилось.
Когда от удара ногой дверь распахнулась, коп был готов увидеть труп, висящий на крюке душа.
Но внутри было пусто.
Детектив убойного отдела Буч О'Нил бесследно исчез.
Дариус посмотрел вокруг. Туман Забвения рассеялся, и проступили очертания белых мраморных стен. Посередине дворика бил фонтан, превращая лучи света в миллионы разноцветных брызг. Певчие птицы своими трелями приветствовали гостя и оповещали весь мир о его визите.
«Так это место на самом деле существует».
— Привет тебе, Дариус, сын Марклона.
Вампир повалился на колени и уткнулся головой в землю.
— Дева- Законоучительница, вы удостоили меня аудиенции.
Она тихо рассмеялась и подошла ближе. Черный подол всколыхнулся, и Дариус увидел, как из-под него пробиваются лучи света. Яркие, как солнце.
— Как же я могла отказаться? За все это время ты впервые попросил о встрече.
Он почувствовал, как что-то коснулось плеча, и волосы на затылке встали дыбом.
— Поднимись, я хочу видеть твое лицо.
Вампир встал на ноги и сложил перед грудью ладони.
— Тебе не нравится в Забвении, принцепс? — продолжала она. — Хочешь, чтобы я отправила тебя обратно?
— Смиренно прошу о такой возможности, если это не нарушает здешних устоев. Я отбыл назначенный срок и теперь хочу увидеть свою дочь. Только один раз. Если это разрешено.
Дева снова рассмеялась.
— Должна сказать, что ты говоришь благороднее, чем твой король. Откуда такое красноречие у воина?
Ее собеседник не торопился с ответом. Он соскучился по братьям. Особенно по Рэту. Но увидеться хотел только с Бэт.
— Твоя дочь вышла замуж, — неожиданно сказала Дева, — и у нее очень достойный супруг.
Вампир закрыл глаза, следуя правилу не задавать вопросов, а только слушать. Он так хотел, чтобы Элизабет была счастлива со своим избранником.
Дева-Законоучительница наслаждалась его молчанием.
— Вы только взгляните на него: ни капельки любопытства. Какое самообладание! Принимая во внимание твои манеры, я пойду навстречу и открою тебе его имя. Это Рэт. И он вернулся на трон. Твоя дочь стала королевой.
Дариус низко опустил голову, пытаясь скрыть переполнявшие его чувства и набежавшие слезы. Не хватало еще показать свою слабость.
— Ох, принцепс, откуда в твоей груди столько грусти? И одновременно радости. Неужели тебе мало сыновей, чтобы заполнить сердце?
— Я бросил ее там одну.
— Она больше не одна.
— Это хорошо.
Дева помолчала.
— И ты все равно хочешь ее увидеть?
Он кивнул.
Дева скользнула к дереву, где на белых ветвях, среди белых цветов, щебетали яркие птички.
— А как именно, принцепс? Разовое посещение? Короткий визит? Явишься ей во сне?
— Как предусмотрено правилами.
Он говорил официальным языком и чтобы подчеркнуть свое почтение, и — надеясь тронуть ее сердце.
Черные складки раздвинулись, и Дева поднесла сияющую руку к дереву. На ее палец тут же вспрыгнула птичка.
— Тебя бесчестно убили.
Она погладила крохотную птичью грудку.
— Тебя, благородного принцепса, служившего народу верой и правдой сотни лет, лишили возможности погибнуть с честью.
— Ваша похвала — самая высокая для меня награда.
— И кроме того… — Она посвистела пташке, и та залилась в ответ рассыпчатой трелью. — Что скажешь, если я предложу тебе больше, чем ты ожидаешь?
— Я отвечу — да.
— Не зная, о чем идет речь? А может, я попрошу тебя принести жертву?
— Я доверяю вам во всем.
— Нет бы тебе королем родиться!
Она посадила птичку на ветку.
— Я предлагаю тебе новую жизнь, в которой ты встретишься с дочерью и снова сможешь сражаться.
— Дева-Законоучительница… — Он снова упал на колени. — Я с благодарностью принимаю милости, которых не заслужил.
— Ловлю тебя на слове. А теперь переходим к жертвенной части. Ты станешь другим и не узнаешь свою дочь. И — мне нужен один из символов власти.
Дариус не понял, о каком символе идет речь, но предпочел не спрашивать.
— Я принимаю.
— Так сразу? И даже не хочешь обдумать?
— Спасибо, Дева-Законоучительница. Я принял решение.
— Так тому и быть.
Она подошла ближе и выпростала обе руки из-под покрывала. В этот момент вуаль приподнялась, открыв сияющее лицо. Свет был таким ярким, что Дариус не мог разглядеть ее черты.
Когда она обхватила его голову, он задрожал, напуганный ее силой. Эти хрупкие пальцы могли шутя свернуть ему шею.
