«Ты думаешь, я буду победителем, смертный. Однако чудовищно ошибаешься. Если она умрет, мы оба потеряем ее. Но если я обращу Вики, я один ее утрачу».
— Генри... Прошу вас.
«И если этот человек в состоянии пожертвовать собой ради любви к ней, — размышлял Генри Фицрой, вампир, побочный сын Генриха VIII, — разве могу я ограничиться меньшим?» Его сердце дало ему единственный ответ.
Поднеся собственное запястье ко рту, Генри прокусил себе вену.
— Это может и не подействовать, — предупредил он, прижимая окровавленное запястье к ужасной ране на ноге женщины, заставляя поток своей крови служить в качестве преграды для ее собственной. Спустя мгновение он поднял руку и бросил Селуччи обратно его рубашку, и этим движением стряхнул с руки каплю крови, сверкнувшую в задымленном воздухе, словно отброшенный в сторону рубин. — Перевяжи рану. Как можно туже.
Селуччи выполнил все, что указал соперник, и увидел, как тот вскрыл швейцарским ножом Вики вену у себя под сердцем. Даже орудуя столь прозаическим инструментом, он соблюдал нечто похожее на древний ритуал, и Майк зачарованно следил, не в силах оторвать взгляда, как кровь вампира, почти черная на фоне алебастровой кожи, медленно заполняет надрез.
Осторожно обняв Вики за плечи, Фицрой поднял ее и прижал ее рот к своей груди. Жизнь в ней иссякала, словно отдаленный шепот; еще не мертвая, но уже находящаяся в шаге от смерти.
— Пей, Вики, — вдохнув нежный запах ее волос, приказал он, вложив всю силу, которая у него оставалась, в эти слова. — Пей, чтобы жить.
На мгновение вампир опасался, что она не сможет подчиниться ему, даже если захочет; затем губы ее раздвинулись, и она сделала глотательное движение. Интенсивность ее реакции захватила Фицроя врасплох. Он мог лишь неясно вспомнить, как это было, когда Аннабель давала ему насытиться собственной кровью. Теперь его охватило чувство невероятного экстаза, никоим образом не сравнимое с тем, прежним. Он покачнулся, обеими руками обхватил ее тело и закрыл глаза. Такого восторга было недостаточно, чтобы возместить утрату любимой, но, ей-богу, это хотя бы отчасти ее оправдывало.
В этой сцене было нечто столь чувственное и одновременно столь необычайно безгрешное, что Селуччи не мог оторвать от нее взгляд, даже если бы пожелал. Дело было вовсе не в том, что он этого не желал. Просто ему хотелось запечатлеть в памяти каждую секунду с Вики перед тем, как начнется его существование без нее.
Отблески огня придали волосам женщины вид расплескавшегося меда, танцующие оранжевые вспышки пробегали по черной коже пальто вампира и отражались алыми отблесками в лужицах крови на полу.
«Господи Боже! Огонь!» И тут же, словно пламя ждало, когда о нем вспомнят, он ощутил, как жар лижет ему спину. Майк обернулся. Вся стена с заколоченными фанерой щитами окнами была охвачена огнем. Дым приобрел зеленоватый оттенок и неприятный запах, из-за горящего пластика или вследствие пролитых химикалий — в данный момент это не имело значения. Им следовало выбираться отсюда.
— Фицрой!
Казалось, голос пришел откуда-то издалека, но в нем звучала настойчивость, которую трудно было проигнорировать. Генри нехотя открыл глаза.
— Нам нужно выбраться отсюда, прежде чем все это здание взорвется к чертовой матери! Вы сможете нести ее?
Вампиру пришлось на мгновение сосредоточиться, чтобы оценить ситуацию, но спустя миг и он осознал опасность. Он посмотрел вниз, на Вики, все еще, как слепой котенок, прильнувшую к его груди, и отодвинулся, чтобы обрести голос.
— Боюсь, что нет, детектив. Это может ее убить. — У него не осталось сил для чего-либо, кроме правды, а проявления жизни в ней были все еще столь ничтожны. — Смерть отступила, но все еще стоит в двух шагах от нее.
— О Господи! Сколько еще нужно ждать?
— Сейчас я не могу этого сказать. — Генри покачнулся, и от этого движения голова Вики приподнялась и снова упала. — Я предупреждал вас, что это может не подействовать.
«Будь все проклято!» Вики все еще умирает, Фицрой выглядит — краше в гроб кладут... тьфу, что за идиотское выражение... все вокруг них охвачено огнем. Селуччи закашлялся и провел рукой по лицу. Подхватив с полу куртку и наплечную кобуру с револьвером, он встал на ноги.
— Если она все еще умирает, значит, она не умерла. Попытаемся придерживаться такой линии. Пошли отсюда!
Снова прижав к себе Вики, уложив ее на руки как ребенка, Генри попытался выпрямиться и встать. Комната вокруг него стремительно закружилась.
С глазами, слезящимися от дыма, Майк подхватил его под мышки и помог подняться с его ношей с пола.
— Сможете удержать ее?
— Да. — В действительности он думал, что мог бы позволить ей идти самой, но не имел достаточно сил для объяснения. Фицрой положился на силу более рослого мужчины, его колени дрожали и могли в любой момент подогнуться, и они рука об руку, пошатываясь, добрались до двери. Не способный видеть, куда ставит ногу, вампир споткнулся обо что-то влажное, не пытаясь даже понять, что это было, и едва не упал.
— Ну нет, вы не имеете права падать. — С вздувшимися от усилия мускулами, Селуччи, обливавшийся потом, ухитрился удержать его, и они двинулись дальше. — После всего того, что мы пережили ночью, мы, черт побери, не можем сдаться.
Сомкнув руки вокруг Вики, стараясь не дать потухнуть крохотной искорке теплившейся в ней жизни за счет своей собственной, Генри нашел силы только на что-то, отдаленно напоминающее улыбку.
— Бороться до последнего, не так ли, детектив?
Майк смахнул со лба упавшую на него прядь и захлопнул за собой дверь.
— Дьявольски верно сказано, — выдохнул он.
Как только они пересекли холл, дверь со стороны кладовой отворилась, и, откашливаясь и спотыкаясь, в лабораторию вошла доктор Брайт.
— Отвтст... венно заявляю, — произнесла она, — это был наиболее по... учительный вечер. Кто говорил, что любители под... слушивать никогда не узнают ничего хорошего? — Женщина вытерла рукавом слезящиеся глаза и принялась осторожно пробираться сквозь дым и груды валявшихся на полу обломков к двери.
Было похоже, что у дочери Марджори Нельсон и ее спутников возникли серьезные проблемы. Если бы не это, их с легкостью можно было бы убедить в том, что доктора Дженис Брайт лучше оставить в покое, а ее участие в этом отвратительном деле можно счесть, в сущности, обыкновенной случайностью.
Дональд был мертв. Она не хотела, чтобы Дональд умер, но, в сложившихся обстоятельствах, она никак не могла этого изменить. Почему, собственно, она должна страдать только из-за того, что умер Дональд?
Кэтрин умерла тоже, вот она лежит на полу, и, следовательно, теперь ее очень удобно превратить в козла отпущения.
