Овейн поднял Бриса, отнес к священной купели и опустил в воду. Вода тут же потемнела от крови. Сын не шевелился, не боролся за глоток воздуха, не пытался вздохнуть. Но Овейн продолжал держать его тело под водой. Еще и еще. Обряд требовалось проводить в определенном, жестко установленном порядке. Тройная смерть. Чистая смерть. Почетная смерть. Хотя бы это он может сделать для своего сына.
Он не слышал тихих крадущихся шагов Гвенор. Не ощутил ее приближения, покуда она не накинулась на него сзади, как дикий зверь, расцарапывая спину, плюясь. Проклиная.
Гвенор яростно бросалась на него снова и снова. Овейн не ослабил хватку и продолжал держать Бриса в купели. Он не мог сейчас прервать священнодействие. Он должен был довести его до конца. Завершить.
Старейшины оттащили обезумевшую женщину, и Овейн остался один на один с жертвой.
Убедившись, что жизненная энергия сына иссякла, он достал мертвое тело из купели, взял на руки, вынес из святилища и направился в пещеру на берегу – к месту последнего упокоения. Он нес тело сына и, не останавливаясь, шептал его имя. Брис будет погребен в самом сокровенном месте острова, там, где хоронят только жрецов.
Этот путь верховный жрец племени должен был проделать в одиночку. Но Овейн больше не ощущал себя жрецом. Бремя оказалось слишком велико.
Он уложил сына у входа в пещеру и зажег первую свечу, а потом, проходя по коридору, остальные. Запалил пламя на погребальных кострах, которые сам приготовил еще вчера. Все они были частью ритуального погребения. Шесть костров, сложенных из высушенных веток орешника, стеблей шалфея, омелы и кусочков золотистых камней – сокровища, которым обладало племя.
Пламя бушевало, очищая воздух и наполняя его ароматом. Овейн приготовил все для приема жертвы и внес сына во внутреннее святилище. Возложил Бриса на священный очаг. Поджег от свечи сноп сухих колосьев пшеницы и поднес язычок пламени к растопке из орешника.
Огонь зашипел. Сильнее запахло горящим деревом, шалфеем, омелой и сладким ароматом золотистых камней.
И здесь, в пещере, стены которой давили на него теперь, как стены узилища, он в последний раз поднял тело сына – и водрузил его на костер. И когда первый оранжевый язычок лизнул кожу мальчика, Овейн закричал.
Обычай не требовал от него дольше оставаться в пещере. Он остался. Последняя почесть сыну. Он стоял на страже у костра, вдыхая сладковатый ужасный запах. Он смотрел, как его чудесного ребенка поедает жестокий бог огня.
Второй раз за сегодняшний день Овейн не услышал появления Гвенор. Он был захвачен врасплох и, когда она вошла в помещение, не успел ничего предпринять. А потом стало поздно.
Не видя мужа, молча, безучастно, будто погружаясь в море в ласковый теплый денек, Гвенор шагнула в огонь, который пожирал ее ребенка, и взяла сына на руки.
Сначала загорелись ее волосы, ее прекрасные волосы. Они слепящим ореолом окружали голову, ярко пылая во тьме.
Овейн спрятал лицо в ладонях, не в силах кричать. Он пытался убедить себя, что это не конец. Души возродятся; однажды они снова найдут друг друга, и там, в следующей жизни, расплатятся за ошибки этой.
На следующий день за ним пришли старейшины, но он остался в пещере. Он не спал, не ел. Двадцать долгих дней, до того, как остановилось сердце, Овейн провел у погребального костра, оплакивая жену и сына, прошлое и настоящее, страшась того, что случится в будущем с его душой. И с душами погубленных им близких.
У Тео из пореза над бровью стекала красная струйка. Следом тащился Эш, сильно хромая, держась за бок и шипя от боли. Его нос распух и тоже кровоточил. Грязные, запыхавшиеся, изодранные, они ввалились в святилище.
– Он тебя не ранил? – спросил у девушки Тео.
– Что с нею? – закричал Эш.
– Жас?
Тео позвал, и, когда она не откликнулась, продолжал звать снова и снова.
* * *
Овейн знал: его зовут не Жас, как-то иначе. Но это имя принадлежало телу, захватившему его в ловушку.
* * *
В тот же момент Жас поняла, что она вспоминает жизнь друида по имени Овейн, который когда-то лежал здесь, во внутреннем святилище, вытянув вперед руки, погрузив ладони в пепел, вцепившись пальцами в обгорелые кости.
* * *
Мысли метались и сталкивались. Два сознания боролись в попытке осознать связь времен.
* * *
Тео и Эш замерли, не отводя друг от друга глаз.
* * *
Овейн видел, что братья принадлежат тому будущему, которое он прорицал перед смертью. В одном из них жила душа самого Овейна. В другом – душа его сына. И оба мужчины из грядущего заново проживали их с Брисом кармическое противостояние. Опять.
* * *
Жас стремилась выбраться из волн памяти. Обрести свое «я». Ее разум по-прежнему находился наполовину в теле друида, наполовину в ее собственном. Она одновременно была и собою, и Овейном. Она пыталась подобрать слово, одно только слово.
И слово было произнесено.
– Брис.
* * *
Овейн смотрел на незнакомца, в котором жила душа сына. Он ощущал ауру Бриса. Его присутствие. Он произнес имя.
– Брис.
* * *
Тео склонился над ней.
– Ты и раньше называла это имя, Жас. Кто такой Брис?
Нужно ли возвращаться окончательно? Жас была в этом не особенно уверена. Все ли она выяснила? Следует ли ей остаться в прошлом с друидом, который заморил себя голодом во искупление своего греха, проклиная себя за то, что поступил, как велено, а не как подсказывало сердце?
– Жас, послушай меня. Жас, возвращайся.
Да, он прав. Тео прав.
История, которую она расскажет братьям про Овейна, Бриса и Гвенор, все разъяснит. Противостояние отца и сына повлияло на их будущее. У отца ощущение краха было таким сильным, что отравило все его последующие воплощения. А сын так тяжело переживал предательство, так винил себя за самоубийство матери, не сумевшей перенести его смерть, что это повлияло на все его дальнейшие реинкарнации.
Ей надо вернуться. Иначе эти двое, Тео и Эш, останутся врагами навеки. В ее власти это изменить.
Она так пыталась прорвать ткань времени, что ее тело выгнулось от напряжения. В голове что-то пульсировало, уши раздирала боль.
Но время возвращения пока не наступило. Еще нет.
В прошлом у нее остался еще один долг: ей нужно понять, что случилось с Овейном.
* * *
В горячей золе пальцы Овейна нащупали кусок металла. Звезда. Неровные края разрезали кожу. По рукам прокатилась боль. Эту звезду Овейн сделал для Бриса, закалил в огне и повесил над колыбелью. Звезда, похожая на родимое пятно Гвенор, унаследованное сыном. Жена, должно быть, вшила ее в венец, изготовленный для Бриса; венец, который она делала бессонными ночами, украшая его священными травами и амулетами.
