Сжав кулаки, Пятый посмотрел на Тринадцатого и попытался понять, чего стоит ожидать от двойника.
Черт! Ведь «копия» — его проекция. По другую сторону ствола от него ждал помощи он сам. Тринадцатый чувствовал то же, что и он, прожил ту же жизнь. Соответственно, и вести себя двойник будет также…
Стоп.
Пятый нахмурился. Какого черта он решил, что видит двойника? Лишь из-за того, что его посетило некое мистическое чувство, рискнет собственной жизнью… Глупо. Необходимо оперировать логикой и здравым смыслом. А они подсказывали, что спасать человекоподобную тварь — глупо.
Тринадцатый сделал несколько шагов назад по ветви, разбежался и прыгнул. Пятый на мгновение увидел, как сверкнули звезды в глубоких провалах глаз инвалида. Хватило одной миллионной секунды, чтобы принять решение. Пятый лег грудью на ствол дерева и протянул руку, пытаясь схватить липкую ладонь Тринадцатого.
В прыжке двойник изменился: тело уменьшилось, превратилось в бесформенный кожаный мешок, голова сдулась, как воздушный шар. Послышался хруст костей, в ноздри ударил сладковатый запах ацетона. Пятый хотел было убрать руку, однако инвалид уже ухватился за него. Жужжащая кожа Тринадцатого задымилась на его ладони.
«Тяни его! Быстрее!» — надрывался внутренний голос.
Пятый затащил инвалида на ветвь и с отвращением отпустил руку. Казалось, у урода не было костей. Вообще! Тринадцатый лежал кожаной простыней, и ветер играл его складками.
«Скинь его. Пока еще можно».
Однако Пятый сидел, прислонившись спиной к стволу, и смотрел за превращениями своей копии. За несколько мгновений Тринадцатый вновь превратился в подобие человека. Инвалид начал лопотать слова благодарности, но Пятый его не слушал.
— Спасибо-спасибо-спасибо…
«Надо идти», — подумал Коля, затем понял, что не может говорить, и кивком показал Тринадцатому наверх.
Двойника вырвало: изо рта начали вытекать комки зеленой слизи и нити засохшей крови. Вся эта каша из желудка инвалида, попадая на поверхность ветви, тут же сворачивалась и покрывалась алой коркой. Пятый скривился от отвращения. Он разглядел, как в блевотине копошились то ли сороконожки, то ли мохнатые черви. Проклятые твари пищали и лихорадочно извивались.
Пятый не стал дожидаться Тринадцатого: подпрыгнул к новой ветви, подтянулся и без труда вскарабкался. Из-за холодного ветра тело потеряло чувствительность.
Ублюдочный Кивир! Неужели не мог выбрать место теплее?
Дойдя до кишки, болтающейся из переплетений ветвей, Пятый дернул «веревку».
Вроде крепко. Должна выдержать.
— Подожди меня! — закричал Тринадцатый.
После прыжка он выглядел еще хуже: кожа на руках свисала и волочилась по ветви, лицо так сильно распухло, что за складками плоти исчезли провалы глаз. Удивительно, как Тринадцатый умудрялся что-то видеть.
Послышалось хрюканье. Коля бросил взгляд вниз, и его глаза полез на лоб от ужаса. Пока он прохлаждался, хряки поднялись к нему совсем близко. Какие-то пять метров отделяли его от острых лезвий и кривых зубов.
Твою мать!
Не мешкая, Пятый вцепился в кишку и пополз наверх. Он старался не смотреть на Тринадцатого, потому что жить инвалиду, судя по всему, оставалось недолго.
— Подожди меня! — надрывался двойник. — Пожалуйста! Я не могу идти.
Каждое слово Тринадцатого гвоздями впивалось в уши Коле.
Инвалид ненастоящий! Всего лишь копия. У него нет ни чувств, ни эмоций…
Вранье. Зачем обманывать самого себя?
«Просто лезь! Не думай ни о чем. Ты уже помог ему тем, что дал возможность спастись. Тринадцатый никогда бы не смог перелезть на другую сторону ствола. Ты не обязан спасать каждого встречного. Вспомни: много ли тебе помогали в Городе? Времени мало. Добро не окупится добром. Ты еще должен найти Машу».
Пятый почувствовал, как затряслась «веревка», бросил взгляд вниз. Тринадцатый таки добрался до кишки и теперь болтался на ветру. Карабкался он быстрее, чем можно было подумать. Видимо, двойника тоже подпитывала некая сила. Хряков отделяло от кишки несколько метров. Пройдет немного времени, и уроды… Нет, лучше не думать об этом.
Однако что-то со свиноподобными существами было не так. Приложив огромные усилия, Пятый сумел повернуть голову настолько, чтобы получше разглядеть хряков. На секунду он подумал, что его подводят глаза. Свиноподобные существа прилипали друг к другу. Вот один уродец коснулся спины другого, и его рука растворилась в плоти, словно сквозь воду прошла. Вот хряк поскользнулся и рухнул прямо на своих собратьев, через несколько секунд его голова исчезла в животе одной из тварей.
Пятый оторвал взгляд от свиноподобных существ и с новыми силами принялся карабкаться по кишке.
— Смотри! — закричал Тринадцатый дрожащим голосом.
Пятый даже представить не мог того, что через несколько минут кишка порвется, и он угодит прямо к свиноподобным существам…
Тропов не мог поверить, что полз по костяным отросткам в ране какой-то твари вместе с живым мертвецом. Уму непостижимо. Еще несколько часов назад он бродил в тумане, звал чертову суку Анжелу, а сейчас голый карабкался по дереву.
Мышцы рук сводило от боли, а из-за собачьего холода хотелось только одного: спрятаться да сдохнуть. Сергей из последних сил двигался за Седьмым в надежде отдохнуть. Но, похоже, мертвяку было абсолютно насрать на его страдания.
Ничего-ничего… Как только Седьмой приведет его к Кивиру или к Человеку-мотыльку, так сразу он избавится от ходячего куска плоти.
Чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о холоде, Сергей еще раз прокрутил в голове то, как попал на дерево.
Он плелся в тумане, особо не рассчитывая отыскать Анжелу. Смирившись, что конец близок, он прокручивал в голове картинки из прошлого. Память услужливо подсовывала образы из мира, который тогда еще не успел слететь с катушек. Подумать только: у него, Тропова, были жена и дочка. Жена и дочка. Зря он их бросил. Может, сейчас бы не оказался в тумане — забытый и грязный.
Под ногами хрустели ветки и шуршали листья. Изредка в тумане появлялись складчатые комки лучей. Однако он не спешил идти на их свет. Он отлично знал, что могло прятаться во мгле. Часы сменялись часами, а он продолжал брести, не разбирая дороги.
Нестерпимо хотелось курить и пить. Последняя бутылка с водой закончилась, еще когда он и Анжела ломились через бурьяны.
Кожа в тусклом свете приобрела тот же тусклый цвет, что и одежда, и казалась такой же дряблой и обвисшей.
Тропов не останавливался потому, что знал: стоит лишь сесть, как оставшиеся крохи сил уйдут из тела, словно последние листья на ноябрьском ветру. Появится страх. Ведь в тумане прятались самые разнообразные уродливые твари…
