— Надо вернуться в дом, Гарри.
— Что?!
— Мы должны завладеть телом Сванна до того, как это сделает Баттерфилд.
— Хватит с меня на сегодня. И с этим делом покончено.
— Значит, бросаете Сванна? — спросил Валентин.
— Если ей плевать, то мне — тем более.
— Вы о Доротее? Да она понятия не имеет, во что вовлечен Сванн. Вот почему она так доверчива. Может, у нее есть кое-какие подозрения, но она так невинна… Насколько это возможно в ее ситуации. — Валентин сделал паузу, поудобнее пристраивая раненую руку. — Видите ли, до свадьбы Доротея была проституткой. Не думаю, что она сообщила вам об этом. Сванн однажды сказал мне: он женился на ней потому, что только проститутки знают истинную цену любви.
Гарри не стал скрывать удивления.
— Почему же она не ушла от него? Он, по-моему, изменял ей.
— Любила, — ответил Валентин. — Только и всего…
— А вы?
— И я любил Сванна Несмотря на его глупое упрямство. Вот поэтому мы и должны ему помочь. Если останки Сванна попадут в руки Баттерфилда и его союзников — быть беде.
— Догадываюсь. Я мельком видел лицо Бернштейн.
— Что именно видели?
— Кое-что и ничего конкретного, — пожал, плечами Гарри. — Показалось — видел тигра, а потом выяснилось, что — нет…
— Старые шуточки.
— А Баттерфилд был в компании с чем-то — разглядеть мне не удалось, — что испускало сильный свет.
— Кастрат, — в замешательстве пробормотал Валентин. — Нам надо быть очень осторожными. — Он поднялся, поморщившись от боли, и повторил: — Пора, Гарри, идем.
— Мои труды будут оплачены, — осведомился Д’Амур, — или мне делать это по любви?
— Вы будете трудиться из-за того, что случилось на Уикофф-стрит, — последовал тихий ответ. — Из-за того, что бездна отняла у вас бедняжку Мими Ломакс, и во имя того, чтобы не позволить ей отнять Сванна. Вот так.
На Мэдисон-авеню они поймали такси и отправились назад к Шестьдесят первой улице, ни слова не проронив по дороге. Гарри накопил уже с полсотни вопросов к Валентину. Кто такой Баттерфилд, например, и какое злодеяние на совести Сванна, что его так преследуют до и после смерти? Сплошные загадки. Однако Валентин выглядел слишком слабым и больным, чтобы засыпать его вопросами. Кроме того, Гарри чувствовал: чем больше ему откроется, тем меньше ему захочется продолжать путь.
— Пожалуй, у нас есть одно небольшое преимущество, — нарушил молчание Валентин, когда они подъезжали к Шестьдесят первой улице. — Чего-чего, а лобовой атаки они от нас не ожидают. Баттерфилд полагает, что я погиб, а вы в смертельном ужасе где-то прячетесь.
— Хотел бы я спрятаться.
— Лично вам опасность не грозит, — сказал Валентин. — Во всяком случае, не та, что грозила Сванну. Если бы они собрались разорвать ваше тело на части, это ни в какое сравнение не идет с пытками, уготованными магу.
— Иллюзионисту, — поправил Гарри, но Валентин покачал головой.
— Магу. Он всегда был и останется магом.
Гарри хотел процитировать Доротею, но его прервал водитель:
— Какой номер дома?
— Можно прямо здесь, — ответил Валентин. — И подождите нас, поняли?
— Понял.
Валентин повернулся к Гарри:
— Дайте водителю пятьдесят долларов.
— Пятьдесят?!
— Вы хотите, чтоб он нас дождался?
Гарри отсчитал таксисту четыре десятки и десять бумажек по одному доллару и попросил:
— Двигатель не глушите.
— Слушаю и повинуюсь, — осклабился водитель.
Выбравшись из машины, Гарри подошел к уже стоявшему на тротуаре Валентину, и они вместе преодолели двадцать пять ярдов до дома. Несмотря на ночной час, улица не спала: вечеринка, приготовление к которой наблюдал Гарри, была в самом разгаре. Однако за темными окнами резиденции Сваннов жизнь признаков не подавала.
Возможно, они нас не ждут, размышлял Гарри. Похоже, наша лобовая атака столь безрассудна и тактически невообразима, что способна застать неприятеля врасплох. Но можно ли застать врасплох подобные силы? Бывает ли в причудливо-мерзостной жизни этих тварей минутка, когда веки их опускаются и сон ненадолго укрощает зло? Нет. Опыт подсказывал Гарри: лишь добро нуждается во сне и отдохновении; беззаконие и его практики ежесекундно начеку, они планируют новые злодеяния.
— Как мы войдем? — спросил он, когда они остановились перед домом.
— У меня ключ. — Валентин шагнул к двери.
Отступление отрезано. Ключ повернулся, дверь открыта, относительная безопасность улицы кончилась. Наполненный безмолвием, дом внутри оставался таким же темным, каким казался снаружи. Неужели защита, выставленная Сванном вокруг своего тела, дала отпор Баттерфилду и отбросила его войско? Но Валентин подавил неуместный оптимизм Гарри. Он взял его за руку и прошептал:
— Они здесь!
«Как вы догадались?» — хотел спросить Д’Амур, но момент для вопросов был неподходящий.
Гарри пообещал себе расспросить обо всем потом — когда (если это «когда» наступит) они покинут гостеприимный дом, сохранив головы на плечах.
Валентин уже был внутри. Слабый уличный свет прокрался за ними в прихожую, а когда угас — глаза Гарри не сразу привыкли к наступившей темноте. Вслед за Валентином он пересек прихожую, с радостью подметив уверенность, с какой слуга двигался во мраке: подергивая за рукав пиджака, он направлял Гарри и уберег от верного падения на площадке между двумя пролетами лестницы.
Вопреки утверждению Валентина, ни звука, ни видимого признака вторжения внизу не наблюдалось. Когда они подходили к спальне Сванна, нездоровый зуб в нижней челюсти Гарри, до недавних пор не беспокоивший его, вдруг запульсировал болью, а желудок опять сжался от ужаса. Предчувствие и ожидание были мучительны. С трудом он подавил огромное желание закричать и тем заставить врага вытянуть руку; если, конечно, у такого врага есть руки.
Валентин дошел до двери, обернулся — и словно гулкий удар колокола донесся в темноте до Гарри, настолько явным был страх Валентина Кожа на лице слуги блестела, от него пахло свежим потом.
Валентин указал на дверь. Гарри кивнул. Он сконцентрировался, как только мог. Валентин потянулся к дверной ручке. Щелчок замка показался оглушительно громким, но ни единая душа в доме не отреагировала на звук. Дверь распахнулась, и их встретил опьяняющий запах цветов: в духоте они начали вянуть, и за сильным ароматом явственно угадывалось гниение. Освещение комнаты оказалось более отрадным, чем запах. Шторы спальни были задернуты не полностью, и в свете уличных фонарей вокруг гроба клубились похожие на облака холмы венков и цветов; темнело кресло, где сидел Гарри; бутылка кальвадоса по-прежнему стояла около него, и зеркало над камином отражало сумрачную загадочность комнаты.
