Брайан Стэблфорд - Империя страха

“Кокатрис” медленно поворачивался в воде, когда капитан и рулевой уступали место кораблям, подходившим с кормы. Большинство весел были неподвижны, оставшиеся медленно подгребали. Дракула приказал солдатам стрелять, чтобы увидеть реакцию на берегу. Корабль онеидал других, чтобы флот мог высадить максимум солдат одновременно, не отправлять их группами против укрепившегося противника. Галерам надо было сохранять свободу маневра, чтобы затонувшее судно не заперло проход остальным. Дракула знал цену терпению, но не осмеливался выжидать слишком долго, он весь сжался от напряжения.

Огонь был спорадическим, так как люди на кораблях и на берегу берегли порох и пули для изнурительной ночи, не торопились. Рыцари Святого Иоанна лишь изредка отвечали на выстрелы, хотя могли выиграть больше, нанеся потери врагу еще до начала высадки. Воевода наблюдал, как командиры на берегу размещали солдат для того, чтобы рассеять нападавших в случае серьезного штурма. Он видел перед собой опытных солдат, а не сброд, который обращал в бегство с легкостью.

Другие галеры эскадры проходили по одному между фортами, в обломках и пробоинах, но не разбитые до конца. Катастрофы, которой действительно боялся Дракула —уничтожение корабля, раскалывающего его силы надвое, удалось избежать. Несмотря на пушечный огонь и град ядер, на взбучку, полученную от галионов Валетты, корабли, прошедшие сквозь строй, продолжали подходить по одному. Пришло время начинать высадку. Каждый корабль, входивший в бухту и присоединявшийся к эскадре, был гвоздем в гроб мятежников. Дракула усмехался, зная — на берегу чувствуют то же самое.

Галеры, собравшиеся у северного берега, готовые высадить людей, приближались к пирсам, где раньше швартовались пираты и торговые суда. Усталые гребцы напрягли последние силы. Дракула побежал к мосткам, где уже собирались люди.

Солдаты на берегу отходили назад со своих позиций, слишком близких к мушкетерам на кораблях. Их было мало, чтобы атаковать корабли, и они предпочли стрелять из домов.

Это пришлось совсем не по вкусу воеводе. Он не любил атаковать рассредоточенного и укрывшегося за каменными стенами врага, но ждал этого. Его капитаны знали, что их ждет и как сражаться с врагом, когда размещали войска на берегу.

Дракула задержался, помогая людям, сдерживающим лошадей, пробиваясь среди животных, рискуя получить удар копытом. Он выкрикивал приказания, направляясь к своему скакуну, черному коню, заметившему его и успокоившемуся. Конь был не очень быстрым, но спокойным под огнем. Дракула перевел его на берег по узким деревянным сходням. Он видел: почти все корабли были в тихой воде, кони успокаивались, и знал: в нужный момент у него будет кавалерия.

“Кокатрис” все ближе подходил к берегу под огнем из десятков окон прибрежных домов. Хотя мушкетеры воеводы стреляли сейчас чаще, он знал, что открыт пулям и несколько следующих минут будут отчаянно опасными. Медлить больше нельзя. Весла правого борта убрали при подходе корабля к причалу, Дракула смотрел, как постепенно приближается пирс.

Осмотревшись, увидел, что по меньшей мере половина его людей была верхом, хотя некоторые не могли обуздать своих коней и были неспособны полностью использовать свое оружие. Тем не менее воевода, зная, что ничего нет страшнее кавалерийской атаки, вытащил меч и приготовился. Он спросил наблюдателей на реях о других судах и услышал, что те в целости подходят к берегу, хотя не у всех удачные причалы. Если повезет, Дракула мог за несколько минут высадить двести лошадей и большую часть из тысячи пехотинцев — достаточно, как он надеялся, чтобы ошеломить обороняющихся на берегу.

Как только борта стали царапать о камень, моряки начали набрасывать причальные концы на шпили, свешиваясь вниз, чтобы закрепить их, другие спускали сходни. Дракула скомандовал: “В атаку!” И они ринулись вперед, стремясь достичь домов, укрыться от огня с чердаков и мансард.

Дракула пришпорил коня, въехал на деревянную мостовую, свернул влево, остановился, придерживаясь за стену и ожидая других. В суматохе было сложно определить обстановку. Дракула был готов ускакать от Тинье, но не знал, сколько воинов последуют за ним.

Стрельба теряла смысл, канониры не могли заряжать пушки так быстро, чтобы выстрелы задержали людскую массу, хлынувшую с палуб армады. Дракула знал — в рубке валахских конников с защитниками решающее слово останется за пиками и мечами, после того как прозвучали залпы. Он оставил мушкет в кобуре седла, рубя направо и налево людей на причале, которые, в свою очередь, пытались сдернуть его с лошади.

В лязге битвы Дракула все же увидел, насколько непрочна вражеская оборона. Кавалерия на южном берегу бухты, без сомнения, поспешит на помощь, чтобы остановить нападавших, но они опоздают и умрут так же, как умирают обычные смертные.

Воевода, продолжая рубить, приостановил лошадь и послал свои войска вдоль дороги, на которой защитники соорудили баррикаду между причалом и складом, скрываясь за ней и стреляя из мушкетов. Но их огонь был беспорядочным, и всадники прошли вперед, не понеся заметного урона. Защитники баррикады разбежались в стороны, безуспешно пытаясь найти укрытие.

Дракула устремился вперед, лошадь легко перепрыгнула баррикаду, и меч снес головы двух солдат, не успевших убежать. Лезвие сабли скользнуло по его ноге, не причинив вреда; он продолжал скакать, рубя направо и налево, когда раздался оглушительный выстрел мушкета, разнесший головегр коня, рухнувшего на скаку.

Левая нога воеводы застряла в стремени, и круп придавил ее, но не сломал. Он с трудом высвободился, пронзенный волной боли. Если бы рядом оказался кто-нибудь из защитников острова, один удар мог бы изменить ход войны, но друзья уже окружили воеводу, защищая от врага.

Когда боль отпустила, Дракула уже знал, что битва наполовину выиграна и ночью никто не сможет помешать тысячам воинов высадиться на берег. Люди на берегу не смогут помешать продвижению и жажде крови рода Аттилы. Когда конница по южному берегу обойдет бухту, чтобы оказать помощь защитникам, она встретит всю мощь и ярость валашских легионов, ее атаки будут напрасны.

Дракула отошел в сторону, пропуская валашских всадников по булыжной набережной. Он воспользовался паузой, чтобы поднести острие меча к губам и слизать кровь с лезвия. Ее вкус вернул возбуждение, приглушенное болью.

Для Дракулы питье крови никогда не было связано с псевдосексуальными ощущениями, потаканием своим слабостям. В случае необходимости он пил кровь слуг, но всегда предпочитал кровь врага. Он был убежден: первые вампиры Европы были такими яростными и неукротимыми воинами, потому что их влекла в бой жажда крови. Он презирал вампиров Галлии, превративших этот внутренний зов в подобие желания, часть грубых мифов о придворной любви. В его понимании вампир должен быть хищником, орлом, питающимся человеческой падалью, а не любовником, ласкающим тех, кого природа приказала использовать.