Остановился у двери в ванной, включил свет, заглянул внутрь. Белые стены. Затир на полу, там, где стояла камера. Звук доносился не отсюда. Тони оставил свет включенным.
Уже у двери на заднюю лестницу он вспомнил, что это за звук.
Скрип-скрип. Скрип-скрип.
Когда он открыл дверь, Люси Льюис сидела на нижней ступеньке пролета, ведущего на третий этаж. Петля по-прежнему оставалась на ее шее. Конец веревки, которую он обрубил невидимым топором, болтался у нагрудника ее фартука.
Тони нахмурился. Секунду подумал.
— Ты умерла до Ричарда.
Она кивнула, играясь концом веревки.
Уровень света был не одинаковым во всех проигрышах. На задней лестнице он был тусклее.
— Ты столкнула того парня не потому, что тебя контролировало это существо, да?
— Нет. — Теперь, когда на горло ничего не давило, ее голос был разборчивее. Больше смахивал на мотор старого грузовика, чем на работающую бетономешалку. — Он сказал, что любит меня, а потом познакомился с одной девицей из города…
Самая старая сказка.
— Это ты подсказала существу связку убийство-самоубийство. Двое покойников по цене одного.
Она пожала плечами.
Тони посмотрел вниз, где был только кухонный пол. И черный кот.
— Значит, его больше нет?
Кивок и одергивание, которое напомнило ему Стивена. Их не было всего десять минут, а он уже по ним скучал. Стивен и Кэсси отправились к свету вместе с остальными, в этом он не сомневался. Они не были виноваты в том, что сделали в последний день своих жизней. И даже если были, они за это уже расплатились. Тони спросил, но Люси пожала плечами:
— Это не моя история.
Да, это ему сильно помогло.
— Ладно. Значит, твоя история все еще… продолжается? Почему?
Она сжала болтающуюся веревку.
— Мне надо расплатиться.
— Ты спасла мою задницу. Едва ли бы я добрался до подвала, если бы ты не отвела боль. А если бы я не добрался до подвала, мы бы все еще сидели здесь. Как по мне, это достаточная расплата.
— Тебя мне мало.
— Вот никто никогда не потешит самолюбие.
— Что?
— Неважно. Думаешь, бог…
— Не бог. Дело во мне. Я должна расплатиться.
А, это было другое дело.
Она махнула в его сторону обрубленной веревкой.
— Это мне поможет. Спасибо. Я смогу сделать гораздо больше, когда не болтаюсь тут.
Она шутила? Тони не знал, Люси казалась совершенно серьезной.
— Но если веревка обрублена, почему я до сих пор слышу скрип?
— Дом помнит.
Прежде чем он смог определиться, паниковать ли ему или еще рано, ступеньки опустели.
— Ну, может, еще увидимся?
— Ты знаешь, где меня найти.
Это справедливо.
Прошедшая ночь наконец наверстала свое, когда он начал спускаться вниз. Когда Тони, пошатываясь, прошел мимо кота, все, что сегодня свалилось ему на плечи, начало там подпрыгивать, пытаясь заставить его рухнуть на колени. Он ухватился за край кухонного стола. Услышал крики. Возможно, услышал свое имя. Уши начинали его подводить. Или они как-то отсоединились от его мозга. Снаружи, кажется, раздавались какие-то пронзительные завывания. Он добрался до задней двери. Та была открыта сантиметров на десять — в дом вела связка проводов.
— Ха, — сказал он в пустоту, ухватился за край двери и распахнул ее.
Шаг навстречу свежему воздуху.
Еще один шаг.
Голоса стали громче.
Еще один шаг, и он начал падать.
«Или крыльцо накренилось, или я».
Как ни странно, удара о землю не последовало.
— Я тебя держу.
Тони не ждал этого голоса. Он моргнул, и мир внезапно встал на место — будто он был Самантой Стивенс,[29] и его моргание хоть что-то значило. У человека, подхватившего его, волосы были светлее, чем у Генри. Да и сам он был крупнее. И пах как залежавшаяся пицца и… как защитник правопорядка.
— Констебль Элсон.
— Значит, ты можешь говорить.
— Да, уже много лет. — Он как-то на удивление удобно устроился на коленях офицера полиции. Но не собирался об этом задумываться.
— Слушай, я только что не дал тебе расквасить подбородок о гравий. Может, хоть на минутку перестанешь умничать?
Это казалось справедливым.
— Конечно.
— Какого черта здесь произошло?
Углубляться в детали не стоило.
— Двери не открывались.
— Эта дверь была открыта.
Тони слегка повернул голову, чтобы посмотреть на провода, пересекающие крыльцо и ведущие на кухню. Потом он повернул ее обратно. У констебля Элсона были ярко-голубые глаза, и он не отводил их от Тони. Было совсем не сложно догадаться, чего он хочет.
— Вы хотите правду.
Учитывая степень его усталости, Тони не смог заставить губы не дергаться.
— Только не говори мне, что я не потяну правду, — огрызнулся Элсон.
К счастью, у него было сил долго смеяться. Еще к большему счастью, у него не было сил смеяться истерически, хотя очень хотелось. Он почти был готов, что констебль сбросит его на землю, но тот этого не сделал. Наконец, Тони долго прерывисто вздохнул.
— Сейчас правду не потяну я. Можно, я расскажу позже?
Голубые глаза прищурились.
Тони постарался выглядеть поубедительнее, но оставил бесполезные попытки через пару секунд.
— Зависит от того, что значит «позже».
— Не сейчас?
Через несколько секунд узкие губы изогнулись. Светлая щетина блеснула в свете фонаря.
Что-то зарычало.
Нет. Тони знал этот звук. Кто-то зарычал.
— Генри.
— Вас зовет ваша напарница, констебль Элсон.
Знакомая бледная ладонь опустилась вниз, ухватила Тони и поставила его на ноги. Потом рука, присоединенная к этой ладони, обняла его за талию, без всяких усилий помогая держать равновесие. Констебль Элсон поднялся сам, не отводя взгляда от лица Генри. Судя по его реакции, Тони не сомневался, что на лице Генри маска принца, и через пару секунд она сменится на маску принца тьмы. Неудачная идея. Не сегодня. Не здесь. Он был к этому не готов. Поэтому сказал:
— Позвоните мне. Мой номер у вас есть.
Долгий взгляд, кивок, и Элсон рысью понесся к констеблю Дэнверс, управляющей толпой полицейских и врачей скорой помощи.
А. Не визг. Сирены.
Порадовавшись, что хоть это прояснилось, он повернулся в объятии Генри.
— Значит, ты все еще здесь.
— Разумеется.
— Наверно, уже почти рассвет.
— Почти. У меня еще сорок минут.
У Тони екнуло сердце.
— Ты не успеешь…
— Все в порядке. Я завернусь в светонепроницаемую занавеску у себя в багажнике.
— В багажнике?
— Он большой, светонепроницаемый, и когда я в нем запрусь, его можно будет открыть только изнутри. Я его немного усовершенствовал.
