– Вот и не так, дорогая. Я думаю, что к ванильной коке идеально бы подошло большое кремовое пирожное.
– Мне нравится ход ваших мыслей, миссис Ди, даже если ваш мозг слишком сложен, чтобы считывать с него информацию.
– Лайлани, ты хотела бы съесть большое кремовое пирожное?
– Да, благодарю.
– Я бы тоже. Очень хотела. К сожалению, у нас их нет. Но с ванильной кокой хорошо бы пошли и хрустящие булочки с корицей. Как насчет хрустящих булочек с корицей?
– Вы меня уговорили.
– Боюсь, их тоже нет. – Дженева, глубоко задумавшись, маленькими глотками пила коку. – А как насчет того, чтобы добавить к ванильной коке шоколадно-миндальные пирожные?
– Что-то мне не хочется высказывать свое мнение, миссис Ди.
– Правда? А почему, дорогая?
– Потому что особого смысла в этом нет.
– Это плохо. Не хочу хвалиться, но мои шоколадно-миндальные пирожные очень вкусные.
– А они у вас есть?
– Шесть десятков.
– Более чем достаточно, благодарю.
Дженева поставила на стол тарелку с пирожными.
Лайлани попробовала.
– Феноменально. И они отлично сочетаются с ванильной кокой. Только это не миндаль. Пекан.
– Да, я знаю. Я не очень люблю миндаль, поэтому, когда пеку шоколадно-миндальные пирожные, заменяю его пеканом.
– Мне ужасно хочется задать вам один вопрос, миссис Ди, но боюсь, вы подумаете, что я не проявляю к вам должного уважения.
Глаза Дженевы округлились.
– Такого просто не может произойти. Ты же абсолютный, не вызывающий ни малейших сомнений… – Дженева нахмурилась. – Как ты там себя называла?
– Абсолютный, не вызывающий ни малейших сомнений, отличный юный мутант.
– Раз ты так говоришь, дорогая.
– Я вас очень люблю, миссис Ди, но все равно не могу не спросить: вы пытаетесь держаться в образе очаровательной ку-ку или это выходит само собой?
Дженева просияла.
– Я – очаровательная ку-ку?
– По моему разумению, да.
– Моя милая девочка, мне так приятно слышать твои слова! Что же касается вопроса… дай подумать. Если говорить об очаровательной ку-ку, я не уверена, что была такой всегда, наверное, стала после того, как мне прострелили голову. Так или иначе, я не пытаюсь держаться в этом образе. Просто не знаю как.
– Доктор Дум собирается отвезти нас в Айдахо, – набив полный рот, сообщила Лайлани.
На только что улыбающемся лице Дженевы отразилась тревога.
– В Айдахо? Когда?
– Я не знаю. Когда механики закончат ремонт дома на колесах. Полагаю, на следующей неделе.
– Почему в Айдахо? То есть, я понимаю, в Айдахо живут очень милые люди, со всей их картошкой, но туда очень уж дальний путь.
– Какой-то парень, который живет в Нанз-Лейк в Айдахо, заявляет, что инопланетяне забирали его на борт своего корабля, чтобы излечить.
– Излечить от чего?
– От желания жить в Нанз-Лейк. Это моя догадка. Парень, возможно, рассчитывает, что дикая выдумка сослужит ему хорошую службу, принесет договор на книгу, возможно, на сценарий телефильма, за которые он получит достаточно денег, чтобы жить в Малибу.
– Мы не можем отпустить тебя в Айдахо.
– Да ладно, миссис Ди, я побывала и в Северной Дакоте[66].
– Мы оставим тебя здесь, спрячем в комнате Микки.
– Это похищение ребенка.
– Нет, если на то будет твое согласие.
– Да, даже с моим согласием. Таков закон.
– Тогда это глупый закон.
– В суде ссылки на глупость закона не проходят, миссис Ди. Так что закончится все тем, что вам придется вволю надышаться смертельным газом, приобретенным на деньги налогоплательщиков штата Калифорния. Могу я взять второе пирожное?
– Разумеется, дорогая. Но эта история с Айдахо очень печалит.
– А вы ешьте, ешьте, – посоветовала Лайлани. – Ваши пирожные такие вкусные, что, попробовав их, заключенные в пыточных камерах Торквемады начали бы танцевать.
– Тогда я спеку новые и отошлю им.
– Торквемада жил во времена испанской инквизиции, миссис Ди, в четырнадцатом веке[67].
– Тогда я пирожные не пекла. Но я всегда радуюсь, если людям нравятся приготовленные мною блюда. Когда у меня был ресторан, все особенно нахваливали мою выпечку.
– У вас был ресторан?
– Сначала я работала официанткой, потом у меня появился свой ресторан и наконец небольшая процветающая сеть. Да, и еще я встретила этого очаровательного мужчину, Захари Скотта. Успех, страсть… И все было бы прекрасно, если бы моя дочь не увлеклась им.
– Я впервые слышу о вашей дочери, миссис Ди.
Дженева задумчиво ела пирожное.
– В действительности она была дочерью Джоан Кроуфорд.
– Дочь Джоан Кроуфорд увлеклась вашим бойфрендом?
– Знаешь, рестораны тоже принадлежали Джоан Кроуфорд. Полагаю, все это случилось в фильме «Милдред Пирс», а не в моей жизни… но в любом случае Захари Скотт – очаровательный мужчина.
– Может, завтра я снова смогу прийти, и мы вместе испечем пирожные для узников Торквемады.
Дженева рассмеялась.
– И я готова спорить, что Джордж Вашингтон и его парни в Вэлли-Фордж[68] тоже от них не отказались бы. Ты просто прелесть, Лайлани. Мне так хочется посмотреть, какой ты станешь, когда вырастешь.
– Прежде всего так или иначе у меня будут большие буфера. Если их у меня не будет, нечего и вырастать.
– Мне особенно нравилась моя грудь, когда я была Софи Лорен.
– Вы такая веселая, миссис Ди, пусть и взрослая. По собственному опыту я знаю, что среди взрослых очень мало весельчаков.
– Почему бы тебе не называть меня тетя Джен, как зовет Микки?
Столь открытое проявление любви потрясло Лайлани. Она попыталась скрыть потерю дара речи взмахом руки, в которой держала стакан с ванильной кокой.
Но Дженева поняла, что стоит за взмахом руки, и ее глаза тоже затуманились. Она схватила пирожное, но не нашла способа прикрыть им свои подозрительно заблестевшие глаза.
С точки зрения Лайлани, самым худшим был бы следующий вариант развития событий: они бы разрыдались, словно в эпизоде из передачи Опры, озаглавленном: «Маленькие девочки-калеки, приговоренные к смерти, и очаровательные ку-ку, суррогатные тетушки с простреленной головой, которые их любят». Как путь ниндзя не был путем Клонк, так и путь слез не был путем Клонк, по крайней мере, этой Клонк.
Пришло время пингвина.
Лайлани выудила его из кармана шорт и поставила на стол, между подсвечниками, которые остались там с прошлого вечера.
– Я вот подумала: не могли бы вы оказать мне услугу и помочь передать эту статуэтку хозяйке?
– Какая милая! – Дженева отложила пирожное, которое не хотела есть, старалась лишь прикрыть им глаза. Взяла со стола статуэтку. – Прелесть, не так ли?
