Ознакомительная версия.
В определенном смысле компьютерная программа Гюнтера, фактически, становится частью сознания Эрика. Она снимает заряд возбужденных нейронов непосредственно в двигательной зоне коры, она озвучивает фонемы, произнося их вслух, и она же обеспечивает парню прямую обратную связь. То есть делает последнюю постоянно действующей – точно таким же образом, как и обычное человеческое тело.
Но если взглянуть на дело с другой точки зрения, мы не можем считать такую программу частью сознания Эрика, поскольку по каналам обратной связи он не получает никакой двигательной информации. ПО не в состоянии посылать в соответствующую зону его мозга сигналы, связанные с теми ощущениями, которые возникают у человека при изменении положения языка или челюсти. Блок соматосенсорного статуса (somatosensory state map) показан на диаграмме справа. Конечно, эти ощущения остаются за скобками происходящего, потому что речевой аппарат человека заменен динамиком компьютера. Однако все же принципиальная возможность активировать нейроны в соматосенсорной зоне – как если бы язык и челюсть действительно совершали артикулирующие движения – сохраняется.
Модель, предложенная Гюнтером для исследования работы речевых центров, помогает декодировать сигналы, вызывающие возбуждение группы нейронов в головном мозге Эрика. По отношению к методике сканирования на основе магнитно-ядерного резонанса, позволяющей только соотносить общую активность нервных клеток с определенным поведением человека, это шаг вперед. Еще более перспективен метод Гюнтера в сравнении с электроэнцефалографией и описанным выше шлемом, поскольку в той методике нет вообще никакой модели. Человек просто рефлекторно «вздрагивает», когда на экране возникает задуманная буква, – и эта реакция фиксируется аппаратурой.
Использование вживленных электродов дает намного более детальную информацию о статусе отдельных нервных клеток, чем технологии, не требующие глубинного проникновения в мозг. Правда, в этом случае улавливаются сигналы, исходящие от многих нейронов, а не только от связанных с двигательной активностью. Это значит, что часть поступающих на компьютеры данных не относится непосредственно к интересующей нас деятельности. Это все равно что прятать микрофон на заседании ООН в надежде тайно записать, о чем говорят только представители США. Вы ведь при этом будете слышать не только английскую речь, но целое смешение – французскую, немецкую, голландскую, японскую, китайскую, корейскую, урду, хинди. А исследователям, которых мы имеем в виду, необходимо вести запись именно английской, исключая любую другую.
В главе 8 мы рассмотрим оптогенетику, помогающую преодолеть этот барьер и позволяющую наблюдать за состоянием лишь строго определенных типов нервных клеток. Однако прежде нам необходимо сделать отступление в главе 7 и обсудить, каким образом Интернет противодействует непосредственным контактам людей друг с другом. Важно понимать, почему такое происходит и как уменьшить неизбежные издержки электронного общения. В противном случае даже такие захватывающие и высокоэффективные технологии, как оптогенетика, будут бессильны сделать нас счастливее. Они лишь заведут в мертвый тупик, забитый бесконечными сообщениями, поступающими по электронной почте.
Ведущие семинара попросили нас закрыть глаза, дабы каждый мог принять собственное решение о том, что ему или ей делать по собственному побуждению, а не под влиянием стадного чувства.
Я закрыл глаза. Послышались какие-то шуршащие звуки, поскрипывание спинок сидений и шорох снимаемой одежды.
«Нет, ни за что», – думал я.
Я быстро приоткрыл глаза. Наставник и наставница сбрасывали с себя одежду. Образцами телесной красоты они не были. Мужчина в приступе искренности однажды сообщил нам, что лишнего веса у него – килограммов под 40. Женщине на вид было лет 60, и она как-то говорила, что страдает от жестокого артрита в коленных суставах, которые вечно болят.
И я сказал себе: «Если эти люди готовы раздеться, сможешь и ты».
Эта мысль как будто вдохнула в меня дерзкую и безрассудную смелость: «Я здесь не для того, чтобы останавливаться на полпути. Я должен подстегнуть себя и до отказа жать на газ». Я словно пришел к согласию с собой, решаясь исследовать необычные возможности и открыть для себя новый жизненный опыт. В частности, обнажить как можно больше свою кожу. Пусть я буду максимально открыт для мира. Хочу распахнуть себя для других и ощутить, что означает их открытость для меня самого.
«Вперед!»
Глава седьмая. Освободимся от Интернет-зависимости!
Все эти фантазии о том, чтобы укрыться в самодельном коконе, оставив себе только виртуальную связь с миром и воспринимая его лишь посредством нейронных сетей, когда человек не выходит из лаборатории или еще какой-нибудь стеклянной штуки, в которой, черт ее побери, можно от всего отгородиться, – ведь это же все просто безумие, знаете ли. Опасные плоды больного воображения, вызванные неприятием окружающих и такой нелюбовью ко всякому проявлению физической стороны человеческой жизни, что это граничит с порабощающим душу страхом смерти.
Билл Маккиббен, из интервью о проекте «ХХII век»
Люди никогда не прикасаются друг к другу. Этот обычай вышел у них из употребления и теперь принадлежит Машине.
Э. М. Форстер. «Машина останавливается», 1909 год.
Сама мысль о возможности общения людей посредством вживленных в мозг имплантов глубоко возмутила Билла Маккиббена (Bill McKibben), автора книги «Довольно! Останемся людьми в наш инженерный век» (« Enough: Staying Human in an Engineered Age»). Его реакция привела меня в восхищение, и я громко рассмеялся. Безумная, несущая вред идея, исполненная ненависти к человеческому телу и страха смерти, – ну можно ли было высказаться красноречивее?
Однако в чем-то он, возможно, и прав. Как показал Роберт Путнэм в книге «Боулинг в одиночку» (Robert Putnam, «Bowling Alone») , «виртуальные отношения» занимают в нашей жизни более значительное место, чем несколько десятилетий назад. Мы все реже бываем на людях или в клубах, и друзей у нас остается все меньше и меньше. Коммуникация типа «сознание-к-сознанию» (mind-to-mind communication) может сделаться настолько легкой и многообещающей, что только подстегнет обе эти тенденции. У нас есть основания для беспокойства, ибо мы действительно можем прийти к такому существованию, картину которого нарисовал Э. М.Форстер в своей антиутопии «Машина останавливается» (E. M. Forster, « The Machine Stops» ): каждый горожанин проводит свою жизнь под землей в полном одиночестве, непрестанно участвуя в телеконференциях [98] . Почему электронное общение так притягательно, а порой переходит в пагубную привычку? И что предпринять, дабы люди не потеряли потребности прикасаться друг к другу – причем в самом буквальном смысле этого слова?
Разумеется, электронная почта – штука полезная. Допустим, ваша дорогая супруга ждет вас к обеду, а вы тем временем успеваете узнать, что именно намерены сообщить вам друзья или чего хочет от вас ваш соавтор. Однако для многих людей работа с e-mail выходит за пределы, обусловленные чувством ответственности или дружелюбием, и становится частью компульсивного поведения . И иногда чтобы остановиться, требуется сверхчеловеческое усилие. Большинство моих знакомых считают недопустимым оставаться вне общения по электронной почте более чем на несколько часов и готовы сделать исключение лишь для времени отпуска – но даже тогда они тайком поглядывают на свои смартфоны Blackberry или iPhone.
Профессор психиатрии Гарвардского университета Джон Рейти (John Ratey) высказал предположение, что пребывание в онлайне создает своего рода привязанность, которая побуждает человеческий мозг страстно желать продолжения подобной стимуляции. Нейроны как бы омываются такими химическими веществами, как допамин, серотонин и окситоцин, которые вырабатывает головной мозг, – наподобие гормонов. Эти вещества проводят или гасят импульс возбуждения в синаптической щели, и подобный эффект может проявляться как в отдельных частях мозга, так и захватывать его целиком. Их можно рассматривать как информационную систему химического характера, которая работает в нашем организме параллельно с электрической информационной системой нервных связей. Обе они взаимодействуют дружественным и комплексным образом, и природу такого взаимодействия ученые, работающие в области нейронауки, только начинают понимать. Мне кажется, это очень похоже на то, как если бы 100 миллиардов (если вы помните, именно столько нейронов в нашем мозге) воздушных кондиционеров по всей планете взаимно регулировали бы друг друга, основываясь на локальных температурных показаниях.
В последние годы в допамине стали видеть едва ли не главную причину любого желания. Для эксперимента отбирались крысы, гены которых были изменены таким образом, чтобы их мозг не вырабатывал допамин. Как выяснилось, таких зверьков совершенно не беспокоило отсутствие пищи, хотя они охотно ели, когда их кормили с руки [99] . (Хотите верьте, хотите нет, но об удовольствии от еды ученые судили по мордочкам накормленных зверьков. Как выяснилось, крысята и человеческие детеныши выражают удовольствие или отвращение очень похожими выражениями мордочек или лиц). Иные объяснения (вроде слишком низкого уровня интеллекта) были отвергнуты: никто из ученых не думал, что обходиться без еды подопытным крысам мешает их глупость. Эксперименты показывали, что у них не было желания искать еду. Похоже, именно допамин, а не что-то другое, заставлял крыс хотеть получить пищу.
Ознакомительная версия.