Если бы это была пара серых полевок, самец выпустил бы свое семя и, пообещав как-нибудь позвонить, отправился на поиски следующей самки. Его бывшая возлюбленная принялась бы искать место для гнезда, чтобы родить детенышей и заботиться о них в одиночестве. Когда мы говорим «заботиться», то имеем в виду «совсем чуть-чуть». Самки серых полевок сводят уход за малышами к минимуму. Конечно, они их кормят, но через две недели терпение матерей заканчивается, и они оставляют свой помет: у этих полевок серьезные проблемы с привязанностью. Степные полевки создают настоящую семью. Детеныши при помощи молочных зубов надежно прицепляются к материнскому соску, а папа всегда находится неподалеку, помогая заботиться о малышах и защищать их.
Различия затрагивают не только структуру семьи: степным полевкам требуется социальный контакт. Если у них есть возможность, большую часть дня они проводят в компании. В отличие от степных серые полевки – одиночки, бродяги, Клинты Иствуды, которые перемещаются с места на место, от самки к самке.
Поведение степной полевки сильно изменяется после спаривания. В дикой природе девственные особи обоих полов свободно общаются друг с другом, проводя время со своими собратьями и никому не выказывая особых предпочтений. Они просто водят дружбу. После спаривания новая пара отправляется на поиски безопасного, уютного дома, обустраивает его и начинает семейную жизнь. Самцы, покинув дом, чтобы отыскать пищу, всегда возвращаются назад. Супруги привязаны друг к другу, демонстрируя то, что, по мнению Ларри, можно назвать эволюционным предшественником человеческой любви. Их связь настолько сильна, что в большинстве случаев, если самец попадется ястребу на обед, его подруга останется одинокой до конца своих дней, отвергая всех ухажеров. Эмоциональная и социальная связь степных полевок – уникальное явление среди млекопитающих: моногамия у грызунов встречается крайне редко, а среди остальных млекопитающих только 3–5 процентов видов формируют устойчивые пары. Серых и горных полевок ученые считают промискуитетными: каждая особь спаривается со множеством партнеров и никогда не останавливается на достигнутом. А вот степные полевки – идеальная модель моногамии. Впрочем, они не совсем та модель, за которую их хотят выдать. Вопреки высказываниям некоторых социальных и религиозных консерваторов, которые пропагандируют единственный, по их мнению, правильный способ полового воспитания – воздержание и которые часто используют имя Ларри в своих поверхностных, вводящих в заблуждение и даже откровенно ложных заявлениях, моногамия для биолога не обязательно означает строгую сексуальную замкнутость. Хотя людей обычно считают моногамными, по крайней мере в биологическом смысле, некоторые человеческие сообщества прошлого и настоящего сюда не вписываются: Авраам из Ветхого Завета, ранние мормоны, мусульмане некоторых стран, община «Онейда», существовавшая в США в XIX веке, народ тода в Индии, женщины которого полигамны, приверженцы некоторых американских религиозных культов, богемные группы, университетские общежития, «Студия 54» конца 1970-х. Культура случайных половых контактов XXI века отражает тот факт, что большинство людей полигамны хотя бы часть своей жизни. Такое возможно, даже если они эмоционально и социально привязаны к одному человеку. Чуть позже мы рассмотрим экстрамоногамные связи. А пока, чтобы понять, как самки и самцы образуют пары, поговорим об эмоциональной и социальной привязанности, которая возникает не только при сексуальной замкнутости. Степные полевки и люди в этом очень похожи друг на друга.
Между серыми и степными полевками существует пропасть различий как в поведении, так и в структуре социальной системы, но внешне эти виды выглядят одинаково и на удивление похожи генетически. Чтобы понять, как возникает пара, Картер в 1994 году провела эксперимент, давший настолько поразительные результаты, что послужил толчком к развитию целой области, изучающей социальную привязанность. Следуя по стопам Корта Педерсена и Кита Кендрика, которые изучали материнскую заботу у крыс и овец, она вводила окситоцин в мозг самок степных полевок. Если самка полевки не настроена на спаривание, она обычно отвергает любые знаки внимания, и у нее не образуется эмоциональная связь с самцом. Картер вводила таким самкам окситоцин и подсаживала к ним самца. Животные не спаривались, однако у них все равно возникала привязанность, как после занятий сексом. Увеличение концентрации в мозге одного-единственного вещества полностью изменило жизнь полевки, вызвав у нее своего рода любовь (и непреднамеренно породив поп-культуру окситоцинового безумия, о чем мы поговорим чуть позже).
В 1994 году в проекте под руководством Томаса Инзела (сегодня он является директором Национального института психического здоровья) Ларри и его коллега Жусинь Ван использовали полевок, пойманных в Иллинойсе, для создания колонии в университете Эмори. Эта колония стала одной из самых знаменитых коллекций полевок в мире. Впервые оказавшись там, Брайан решил, что все члены колонии совершенно одинаковы, но в ней жили и серые полевки. То, что обнаружил Ларри, исследуя колоссальные поведенческие различия между степными и серыми полевками, объясняет, почему Мария Маршалл смотрит на людей пустыми глазами, как возникает нормальная связь между матерью и ребенком и почему люди влюбляются.
Вместе с Инзелом Ларри искал ответ на вопрос, в какой именно области мозга у самок степных полевок окситоцин запускает эмоциональную привязанность. Как вы помните, рецепторы окситоцина, расположенные в мозговых структурах системы поощрения, обеспечивают формирование связи между матерью и ребенком. Поэтому группа из Эмори поначалу предположила, что в мозге степных полевок содержится больше окситоциновых клеток и волокон, чем в мозге серых полевок. Ван доказал, что это не так. Инзел обнаружил, что у этих двух видов имеются кардинальные различия в областях мозга, которые содержат рецепторы окситоцина, а затем Ларри выяснил, что прилежащее ядро у степных полевок гораздо более чувствительно к гормону. Теперь оно стало главным подозреваемым. Подозреваемым номер два оказалась префронтальная кора, напрямую соединенная с прилежащим ядром: ее клетки тоже содержат много окситоциновых рецепторов. Ларри и его коллеги вводили в обе названные структуры вещество, блокирующее рецепторы окситоцина, либо плацебо, а контрольной группе животных делали инъекции в область, которая точно не участвовала в процессе. Затем они вводили самкам эстроген, чтобы у них началась течка, и устраивали суточное свидание с испытанным самцом. После этого ученые ставили опыт на предпочтение партнера: с одной стороны прямоугольного вольера они привязывали самца, который был на свидании, с противоположной стороны – нового самца, а в центре помещали самку. Самки, которым в контрольную область делали уколы плацебо или блокатора окситоциновых рецепторов, в два раза чаще выбирали своего первого партнера: у них сформировалась сильная привязанность. Самки, которым блокировали окситоциновые рецепторы в прилежащем ядре или в префронтальной коре, проводили равное время с каждым самцом: предпочтение партнера у них не сформировалось. Это доказывало, что для возникновения привязанности к самцу у самок степных полевок должны сработать рецепторы окситоцина в мозговых центрах системы поощрения. Но это вовсе не доказывало, что именно спаривание запускало работу окситоциновых рецепторов.
Позже Ларри и его коллега Хизер Росс придумали методику, с помощью которой можно было непрерывно измерять уровень высвобождающегося окситоцина в прилежащем ядре взрослых самок во время общения с самцами. Они ввели самкам эстроген, чтобы вызвать у них течку. Перед подсаживанием самца Росс провела замер фонового уровня окситоцина у самок, и результат почти равнялся нулю, хотя метод измерения был очень чувствительным. Затем сексуально возбужденных самцов поместили в сетчатую клетку и поставили ее внутрь вольера с самками, чтобы будущие половые партнеры могли общаться и проделывать некоторые вещи, свойственные полевкам, например нюхать и прикасаться друг к другу. Заниматься сексом они не могли. Через два часа у некоторых самок был зафиксирован едва заметный рост концентрации окситоцина, но различия между фоновым и текущим уровнями были статистически недостоверными. Ни до, ни после встречи, которая не предполагала спаривания, у самок не произошло явного увеличения концентрации окситоцина. Наконец Росс выпустила самцов в вольер, чтобы животные могли делать все, что захочется, в том числе заниматься сексом.
Многие самцы, как истинные мужчины, предприняли отважные попытки. Не все самки оказались одинаково восприимчивы к их ухаживаниям. Однако из тех, кто подпустил к себе самцов, почти сорок процентов продемонстрировали небольшой, но явный рост уровня окситоцина. Ларри и Росс измерили исследуемый показатель у всех спарившихся самок и сравнили с данными у самок, которые отказались спариваться. Статистически достоверное увеличение уровня окситоцина в прилежащем ядре наблюдалось только в группе самок, которые вступили в половой контакт. Процесс спаривания высвобождал окситоцин, который поступал в прилежащее ядро – составную часть системы поощрения, той самой, которая участвует в создании приятного ощущения во время ухода за ребенком, приема кокаина или ношения маленьких кожаных курток (в том случае, если вы – одна из крыс-фетишистов Джима Пфауса).
