Ознакомительная версия.
Чтобы полностью контролировать возбуждение нервных клеток в такой группе, в нейроны необходимо встраивать оба гена. Зеленый флуоресцентный белок обеспечивает свечение в течение некоторого времени, а воздействие световых лучей сине-голубого цвета возбуждает эти нейроны. Если же, наоборот, использовать халорходопсин и желтый свет, то возбуждение нейронов можно подавить. И пока будет включен желтый свет, мозг не сможет удержать никакие воспоминания. Такая схема действий показывает – по крайней мере, теоретически, – что подавить определенные участки (блоки) памяти или некоторые воспоминания вполне возможно. Это могло бы получиться весьма интригующее устройство, назначение которого, разумеется, в том, чтобы излучать Вечное Сияние Чистого Разума [152] .
К слову, эта же схема может служить и для блокирования чьего-то восприятия. Каким образом? На время как бы выключить человека из процесса зрительного восприятия какого-нибудь объекта – например, яблока. Поскольку наша память опирается на те же нейронные структуры, что и восприятие, их блокирование не дает возможности мозгу зрительно распознавать объект. Проще говоря, он не сможет ни увидеть последний, ни вообразить его.
Все, что мы знаем о функциональных группах нейронов, убеждает в одном: наша память – не набор фотоснимков. Вспоминая о чем-то, мозг не запускает соответствующее «слайд-шоу». Мозг реактивирует те функциональные особые группы нейронов, которые были когда-то сформированы по командам, исходящим из гиппокампа. Что такое воспоминание о тесте SAT [153] ? Это сочетание в комплексе нескольких нейронных «клик» – например, таких как «тест», «пузырьковая бумага», «карандаш № 2», «школьный спортивный зал» и «физические упражнения». Несомненно, к этому ряду можно добавить еще много групп подобного рода, добавляющих к общей картине детали и характерные черты. Однако сколь бы детализированными ни были воспоминания, наша память – это не запись чего-то в виде хранящегося у нас в голове фильма, а динамическая реконструкция событий, которую производит наш мозг.
Итак, воспоминания носят динамический характер. И эта закономерность во многом определяет конструкцию имплантов, которые должны вести их мониторинг, пробуждать и участвовать в их формировании. Допустим, мы можем отслеживать несколько тысяч функциональных нейронных групп. Если попросить кого-нибудь вспомнить о чем-то и обнаружить активацию таких нейронных групп, как «кухня», «мама», «еда», «лазанья» и «я был тогда ребенком» в сочетании с чувством удовольствия в миндалевидном теле мозга (amygdala), то можно будет сделать вывод: человек с любовью вспоминает о давней семейной трапезе. Миндалевидное тело – относительно древняя часть нашего мозга, отвечающая за эмоции и так называемое социальное чувство. Высокая активность нейронов в его области свидетельствует об эмоциональном подъеме.
Однако идентифицировать воспоминания подобным образом на практике будет не слишком просто: предварительно следует определить необходимые «клики» применительно к данному конкретному мозгу. (Начало положено: Д. Тсьен и его коллеги полагают, что им удалось определить функциональную нейронную группу «гнездо» – нейронную репрезентацию того места, где подопытная крыса укрывается и спит [154] .) Однако если нам нужна «инвентаризация» подобных нейронных групп, мы должны, наблюдая за активностью нервных клеток мозга, установить, какие из них и в каком сочетании возбуждаются в то время, когда подопытный что-то запоминает или видит. Иначе реконструкция будет неполной: если нейронная группа (например, «сестра») еще не определена, то мы не можем знать, присутствует ли в воспоминании о семейной трапезе сестра подопытного.
Особое применение оптогенетики позволяет извлекать воспоминания из памяти мозга. Крыс в эксперименте заставляют удержать в памяти одно весьма определенное воспоминание – страх получить шоковое воздействие. При этом ученые используют комбинацию c-fos и ченнелродопсина – чтобы облучением мозговой ткани сине-голубым светом избирательно возбудить одну функциональную группу нейронов. Крысы замирают от страха. Если же возбудить в гиппокампе то же количество нервных клеток, но выбранных произвольно, никаких признаков испуга у подопытных животных не наблюдается. Таким образом, ученые получают уверенность в возможности активировать точно выбранное воспоминание [155] . Конечно, это только начало: легкого пути к тому, чтобы создать общую технологию управления функциональными группами нейронов, не будет. Однако уже сейчас можно считать, что идея избирательной активации определенных участков в памяти мозга отнюдь не является чем-то абсурдным.
Если будет выработана общая методика активирования нейронных «клик», мы можем получить технологию коммуникации «мозг к мозгу» (brain-to-brain communication). Например, ваш имплантированный компьютер знает, как и когда у вас активируется функциональная группа нейронов «стул», а мой компьютер владеет той же информацией, касающейся моей памяти. Чтобы передать «стул» от одного мозга к другому через компьютерную сеть, достаточно переслать совсем небольшой объем данных (ID), связанный со «стулом». Детализация в мозгах обоих участников коммуникационного процесса должна происходить локально – то есть в голове (имплантированном компьютере) каждого. Мне совершенно незачем знать, какое место соответствующие функциональные группы нейронов занимают в вашем мозге. Все это немного напоминает то, как «Макинтоши» и IBM-совместимые компьютеры обмениваются данными через Интернет – при том, что пользователи ничего не знают о детальном устройстве машин этих типов.
Допустим, я хочу сообщить вам, что пережил землетрясение, случившееся во время поездки по мосту Золотые Ворота. Как только я начну думать об этом, мой мозг активирует группы, ассоциированные с такими аспектами воспоминаний, как «пугающее событие», «потеря равновесия из-за толчков и хаотичных движений», «тряска», «автомобиль», «мост Золотые Ворота» и многие другие. Ваше коммуникационное устройство активирует столько этих «клик», сколько сможет. И чем больше будет возбуждено общих для нас групп, тем полнее будет наша коммуникация.
Вероятно, на первых порах будет трудно отличать «привнесенные» воспоминания и впечатления от своих собственных. Но, полагаю, со временем опыт и практика упростят дело. В случае с бежавшей против часовой стрелки мышью внешний сигнал подавлял ее собственные намерения. Животное прекращало принюхиваться к окружающему и начинало, как бешеное, описывать круг за кругом. Можно предположить, что подаваемый извне сигнал был настолько сильным, что никакой другой уже не мог с ним конкурировать. Однако если «синтезированные» воспоминания или впечатления передавать в течение короткого – секунду или две – отрезка времени, а также при «вольтаже», меньшем, чем у естественно возникших воспоминаний, то, думаю, получатель сразу ощутит их особый «привкус» и не спутает с собственными.
В любом случае, реципиент будет интерпретировать получаемую информацию, рассматривая ее с собственной точки зрения. Допустим, я – житель Сан-Франциско, а вы – нет. Допустим, я – маленького роста, а вы – высокого. Вы же не сможете видеть окружающее в точности так же, как и я. Однако, как и в хорошем рассказе, задача – не в безукоризненной репрезентации события, а в возникновении эффекта присутствия и ощущения достоверности.
А чтобы все получалось как надо, отправитель и получатель должны располагать достаточным общим опытом. В фильме «Вспомнить все» у главного героя есть внедренные в его память воспоминания о волнующем отпуске, проведенном на Марсе. Дешевле получить воспоминания, чем побывать на Марсе в действительности, не так ли? Однако у этого персонажа в голове нет функциональных групп нейронов, помнящих о том, что такое испытывать ускорение при отрыве от Земли, или ощущать невесомость, или видеть горизонт на меньшей, чем Земля, планете и так далее. То есть нет собственной основы для формирования полноценных внедряемых извне воспоминаний. Создавать их с чистого листа – это может оказаться невыполнимой задачей. Объединяющий контекст должен стать обязательным условием. Чем больше у нас общих воспоминаний, тем лучше.
Но что это значит – ощущать и осознавать не свои воспоминания? Думаю, они должны казаться как бы придуманными и, вместе с тем, сверхъестественно реальными. Придуманными в той части, которая не может опереться на личный опыт – как в моем примере с Сан-Франциско: местный житель и приезжий видят его по-разному. Подобно фотоснимку, такие воспоминания должны укладываться в определенные «рамки кадра». Они, вероятно, сразу же особым образом будут распознаваться сознанием – по той же причине, по которой так явно различаются собственные зрительные впечатления и аналогичный фотоснимок. И, вместе с тем, такие воспоминания могут казаться невероятно реалистичными, потому что ваш мозг дополнит их такими деталями, которые я и не думал включать в «картинку». К примеру, вы же знаете, что мосты обычно переходят в улицы – вот и домыслите улицу, даже если мое коммуникационное устройство не пошлет вам сигнал, активирующий соответствующие функциональные группы нейронов.
Ознакомительная версия.
