Когда мы добрались до лужайки, Вирани сначала провела быструю тренировку, чтобы научить Татонгу смотреть ей в глаза. Это всегда вызывает определенную трудность как для волков, так и для большинства диких животных, потому что прямой взгляд для них, как правило, означает угрозу. Она попросила Татонгу сесть в нескольких метрах от себя и протянула ей на вытянутой руке угощение. Каждый раз, когда Татонга встречалась с ней взглядом, Вирани щелкала кликером (простой тренажер) и одновременно бросала ей угощение. Иногда Татонга смотрела прямо на Вирани, а в остальное время она наклоняла голову из стороны в сторону, как будто не знала, куда бы ей посмотреть.
– Ей удается задержать взгляд только на секунду, или же она смотрит на меня краем глаза, – сказала Вирани после двухминутного занятия. – Волки знают, что они должны что-то сделать, чтобы получить это угощение, но они на самом деле не совсем понимают, что именно. Они думают, что от них требуется повернуть голову в определенном направлении, вот почему она так смешно вращает головой. И даже когда они понимают, что от них требуется, они не могут сделать это так, как делают собаки, глядя прямо в глаза. Когда я говорю с Тодором, он мгновенно поворачивается в мою сторону, чтобы посмотреть мне в глаза. Он как будто спрашивает: «Что ты хочешь сделать?» или «Что ты хочешь от меня?» Волки так не думают, они слишком заняты мыслями о себе.
Затем ученые устроили Татонге тест на социальное обучение, который они проводят с волками раз в месяц.
– Мы хотим знать, в каком возрасте волки начинают познавать окружающий мир от людей или от своих собратьев-волков, – объяснила Ранге. Она подчеркнула, что до сих пор «ничего не известно о социальном обучении или обучении в целом среди волков; ни один из этих тестов [их разработали сравнительные психологи и регулярно используют с другими животными – от крыс до голубей] не проводили раньше с волками».
Тест был простой. Сначала Вирани на глазах у Татонги прошлась в трех разных направлениях, преодолев одинаковое расстояние. Когда она вернулась, Ранге натянула поводок Татонги, а Вирани поднесла тушу цыпленка к носу Татонги, позволив ей обнюхать лакомство. Волки очень много едят во время тренировочных упражнений, но они должны заработать себе еду. К тому же Татонга была голодна. Она попыталась подпрыгнуть и схватить цыпленка, но Ранге крепко держала поводок и не дала ей это сделать. Затем Вирани повернулась и прошла около шести метров вдоль первой тропинки. В конце этой тропы она уронила цыпленка рядом с кустарником, а затем, вернувшись по той же тропинке, подошла к Татонге. Развернув к волчонку ладони, она показала пустые руки, чтобы Татонга их понюхала. Ранге все еще держала ее на поводке, но уже немного ослабила его, чтобы Татонга могла идти, куда ей хочется. К моему удивлению, животное осталось сидеть на месте и не собиралось идти ни по одной из тропинок, по которым ходила Вирани. Но ведь волчонок видел, куда именно человек положил мертвого цыпленка. Я подумала о моей собственной собаке Баке. Еще в четыре месяца он сообразил бы, что я, скорее всего, оставила цыпленка для того, чтобы он его нашел, и пошел бы его искать, а если бы не смог найти его сам, то обратился бы ко мне за помощью. Татонга не сделала ровно ничего из этого. Она понюхала траву вокруг себя, посмотрела на лес и, наконец, легла. Через две минуты тест был закончен.
– Глупый, глупый, глупый волк! – сказала Ранге, смеясь, так как почти все остальные волчата легко прошли этот тест. – Ты осталась без цыпленка. Хотя в дикой природе подобный провал мог иметь серьезные последствия, так как молодые волки, которые не обращают внимания на действия своих опекунов или родителей, обычно не выживают.
Казалось, Татонге было все равно; она как будто уже забыла о птице после того, как Вирани показала ей пустые руки.
– Волчата действительно не похожи на щенков собак, они не настолько интересуется тем, что мы делаем, – сказала Вирани, когда мы шли с Татонгой обратно к вольеру с волчатами. – У них аналитический склад ума и есть свои собственные идеи, цели и интересы. К тому же они никогда не расслабляются, как собаки или щенки собак. Они очень чувствительны и отпрыгивают от вас, когда вы думаете, что для этого нет никакой причины. Они всегда начеку, как вы могли заметить, когда мы с Татонгой встретили наших студенток. Можно подумать, что они как будто опасаются чего-то или, возможно, проявляют осторожность из-за окружающей их неопределенности.
Первого волчонка Вирани вырастила, когда еще жила в доме своих родителей. Вирани устроила спальное место для себя и щенка в гостиной, но волчонок вел себя очень неспокойно по ночам, и как бы Вирани ни пыталась его успокоить, он все равно продолжал бродить по дому.
– Мы закрыли фанерой проход между двумя комнатами, но он вбил себе в голову, что ему обязательно надо туда попасть. Он просто бился об эту фанеру головой, иногда в течение целого часа. Затем волчонок ложился спать на час-другой, но, как только он просыпался, все начиналось заново. И неважно, сколько раз я отгоняла его, говорила, что нельзя, или отводила в другое место, вознаграждая угощением, он все равно возвращался к фанере и снова бился об нее головой. Он просто бросался на нее снова и снова. Это поведение очень отличается от поведения собаки.
В качестве другого примера Вирани описала реакцию молодых волков и собак, когда те впервые прикасаются к электрическому забору, который окружает вольер волков. Она прикоснулась к нему сама, чтобы понять, что это за жужжащее ощущение.
– На самом деле это не очень больно, но ощущение странное. Когда одного молодого волка ударило в первый раз током, он молча повернулся к забору и, стоя на расстоянии двух сантиметров, внимательно осмотрел провод, который проходил у него под носом. Казалось, он знал, что именно эта вещь вызвала это странное ощущение. Когда же Тодора ударило током, он, напротив, с визгом побежал прямо к Вирани и спрятался за ней. Он зарычал, глядя в том направлении, где случилось с ним это происшествие, но даже понятия не имел, откуда пришла боль. Во всяком случае, он думал, что это люди, стоящие рядом с тем местом, сделали это с ним.
– Волки, – заключила она, – более внимательные, чем собаки. – Для собак люди «намного важнее, чем все остальное».
Вирани и Ранге протестировали первых трех волков, которых они вырастили в центре, на их способность понимать, что они должны пойти на то место, куда человек указывает пальцем. Другой эксперимент доказал, что и восьминедельный щенок собаки, и восьминедельный волчонок могут это сделать. Интересно, однако, что четырехмесячный волчонок не смог пройти тест Вирани и Ранге, так же как и другие четыре волчонка примерно того же возраста, с которыми уже другие ученые из Венгрии провели подобное испытание.
– Они дрались, кусались, постоянно отвлекались и не могли сосредоточиться, – рассказывала Ранге. – Только когда они подросли (до двух лет), то смогли достаточно сконцентрироваться, чтобы понять и выполнить указательный жест человека. Они развиваются совсем не так, как собаки, – сказала она, – возможно, потому, что собакам приходится жить в нашем мире и подчиняться нашим правилам. Им приходится учиться тому же, чему учат детей.
В Будапеште, когда я была в лаборатории Family Dog, я также познакомилась с Мартой Гачи, одной из тех исследователей, которые помогали проводить в лаборатории тесты с волками и которая руководила сравнительным исследованием понимания у волков и собак указательного жеста человека. Она показала мне видео, на котором студентка пыталась погладить семинедельного волчонка, когда тот ел свой ужин. Как только ее рука скользнула к носу щенка, молодой волк оскалился и злобно рыкнул.
– Знаете, иногда вы даете собаке еду, а иногда забираете ее обратно, – сказала Гачи, – и большинство собак не возражают. Но с волком вы уже не можете так поступить, даже с волчонком. Они действительно укусят, даже если мы заботились о них с тех пор, как им было всего несколько дней от роду. Социальное и умственное развитие собак и волков значительно отличается, и это отличие является еще одним свидетельством тех генетических изменений, которые произошли у собак в результате одомашнивания, – пояснила Гачи.
Когда я упомянула об этой истории с волчонком, Вирани и Ранге улыбнулись. Они тоже сталкивались с проявлением подобного поведения. Ранге сказала, что люди часто спрашивают ее, хотела бы она забрать одного из волков жить к себе домой.
– Я всегда отвечаю отрицательно, потому что я хочу свободно пользоваться своим холодильником. Если волк будет жить в моем доме, то контролировать холодильник будет уже он, как, в принципе, и все остальное.
Так как же, учитывая упрямый, осторожный и независимый характер волков, даже волчат, мы вообще смогли их когда-либо одомашнить?[45]
