Карен Бийон - Французские дети едят всё

Мы ходили на ферму раз в неделю, и эти визиты немного скрашивали мое одиночество. Как и деревенские праздники. Мы не пропускали ни одного из многочисленных Fest Noz («ночных празднеств»), которые проходили на набережной. Старики и молодежь танцевали под традиционную музыку и ели galettes (бретонские блинчики из гречневой муки). Как и все местные жители, мы гуляли по берегу моря. В Бретани самые сильные в Европе приливы и отливы. Иногда вода отходила от берега больше чем на милю. Тогда мы надевали резиновые сапоги и бродили среди камней и водорослей. И годовалые карапузы, и старушки усердно соскребали, сбивали с камней палками, выискивали в мутном песке местные деликатесы – bulots (моллюсков) и coquilles St. Jacques (морские гребешки). Мы ходили на ежегодный праздник «benediction de la mer» («благословения моря») и вместе с местными жителями забирались на скалы, чтобы посмотреть на деревенского священника в полном облачении, который торжественно ступал в рыбацкую лодку, выплывал на середину залива, чтобы благословить морские волны и помолиться за всех, кто окончил свои дни в морской пучине.

Благодаря нашим родственникам мы не пропускали ни одного праздника, однако я по-прежнему была здесь чужой и чувствовала, что наблюдаю за деревенской жизнью со стороны. С присущей мне американской открытостью я перезнакомилась со всеми соседями и родителями в местной школе. Те держались вежливо, но отстраненно. Общение со мной их совершенно не интересовало. Я поняла, что французы с трудом заводят новые знакомства и не любят общаться с новыми людьми, особенно иностранцами. То, что я говорила по-французски и была замужем за «местным», никак не влияло на мой статус. Я оставалась чужой.

Я надеялась подружиться с родителями других учеников из школы Софи. Но и через несколько месяцев дело не продвинулось дальше вежливых разговоров ни о чем. Шли недели, я чувствовала себя все более одинокой. В гости к нам из-за плохой погоды почти никто не приходил. Лишь свекор регулярно заглядывал по утрам, когда у Клер начинался утренний сон. Я отвозила Софи в школу, а вернувшись, видела, что Клер крепко спит на руках у Джо. Он тихо сидел с ней, пока она не просыпалась, иногда больше часа. И все это время смотрел в окно на рыбацкие лодки в заливе. Часто он был единственным взрослым, кроме Филиппа, с которым я разговаривала за день.

Справедливости ради скажу, что французы нелегко сходятся и с другими французами. Дружба для них – на всю жизнь. Это очень близкие и глубокие отношения, которые после двадцати пяти лет, как правило, уже не заводят. К новым друзьям долго присматриваются. Эрик с Сандрин были исключением, лишь подтверждавшим правило. Даже друзья Филиппа не сразу прониклись ко мне доверием и годами держались со мной довольно прохладно, пока наконец мы не узнали друг друга лучше. «Ну почему они такие злые?» – спросила я как-то мужа. – «Не злые, – ответил он, кажется, не совсем понимая, чем я недовольна, – им просто неловко с тобой общаться, потому что они тебя не знают». – «Но мы уже три года знакомы!» – раздраженно заметила я.

По-настоящему мы подружились с друзьями Филиппа только после нашей свадьбы. Хуго и Вирджиния оказались самыми преданными, добрыми и замечательными людьми. Они помнят дни рождения всех членов нашей семьи, всегда дарят чудесные открытки и маленькие подарочки для детей, даже когда мы этого не ждем. Их дети дружат с нашими, они почти как двоюродные братья и сестры. Этим хороша дружба по-французски: настоящие друзья остаются ими на всю жизнь и принимают деятельное участие в жизни друг друга. Филиппу казалось, что этого нет в наших отношениях с канадскими друзьями. Поэтому, когда настал день встречи одноклассников, я поняла, что в глубине души ждала его с нетерпением. Конечно, я боялась, что не смогу накормить уставших детей, нервничала перед встречей с незнакомыми людьми, предвидела, что меня будут и оценивать, и игнорировать (ведь я притворюсь «красивым стулом»). Но совсем не ожидала, что этот вечер превратит меня в адепта французской культуры поведения за столом.

Ужин начался с легкого конфуза, за которым последовал дружеский спор.

Мы приехали, как и полагается, на пятнадцать минут позже назначенного времени (французы никогда не приходят раньше, не желая ставить хозяев в неловкое положение, – вдруг те еще не готовы). Другие гости пришли примерно в то же время. Несколько минут мы толпились в дверях и ждали, пока все обменяются традиционными поцелуями. Затем прошли в гостиную вслед за Вирджинией и увидели прекрасно сервированный стол. Поверх кремовой льняной скатерти были разложены красивые салфетки для каждого гостя; на больших белых тарелках стояли тарелочки поменьше, цвета бледного мха, вилки с ножами были обвиты веточками сухой лаванды. В винных бокалах лежали бумажные салфетки, а рядом стояли керамические вазочки, в каждой – печенье из слоеного теста в форме птички. Все это выглядело очень по-французски: изящно, по-домашнему и в то же время торжественно и нарядно. Мне никогда не удавалось повторить такое у себя дома.

Все дети уже сидели за столом на почтительном расстоянии друг от друга. Они, разумеется, не сводили глаз со слоеных птичек, но ни один ребенок не осмеливался к ним прикоснуться. Все знали, что это верх неприличия – без спроса брать что-то со стола, даже если угощение в пределах досягаемости. Я всегда поражаюсь способности контролировать себя, которой во Франции обладают даже самые маленькие дети и которая была совершенно не свойственна двум моим красавицам. Одна подруга-француженка рассказала, как воспитывают такое удивительное терпение. С трех лет все дети в ее maternelle (детском саду) должны были сидеть, положив руки на колени, когда на столы расставляли десерт. Лишь когда тарелки стояли перед всеми, maîtresse (воспитательница) разрешала начинать. Того, кто не мог совладать с искушением, лишали десерта.

Я предвидела, что меня ждет испытание, и еще в машине провела с детьми инструктаж. Этому меня научила моя золовка Вероника: до прихода гостей или перед тем, как отправиться в гости, она отводила детей в сторонку и строго напоминала правила: «Не притрагиваться к угощению без разрешения взрослых!» или «Брать только то, что предлагают, иначе больше ничего не получите!» Но у моих девочек эти напоминания в одно ухо влетели, а из другого вылетели – ведь они не ходили во французский детский сад. Не успели мы оглянуться, как Клер подбежала к столу, схватила печенье и запихала его в рот, аж крякнув от радости.

Я пожурила ее:

– Так невежливо. Это взрослый стол!

– Mais non! – с улыбкой ответила Вирджиния. – Это детский стол.

Приглядевшись, я поняла – она права: бокалы и приборы были совсем как у взрослых, только маленькие. А еще на столе стояло больше дюжины тарелок, в то время как на ужин были приглашены всего четыре пары. Но накрыт он был столь изысканно, я и подумать не могла, что это стол для детей.

Я вспомнила, как старательно родственники Филиппа накрывали стол. Да что уж там, даже мой безалаберный муж аккуратно разглаживал складки на скатерти и всегда следил, чтобы вилки и тарелки были разложены и расставлены идеально ровно. А если мы приглашали гостей к ужину и боялись, что не успеем накрыть стол, придя с работы, то он делал это утром.

Это был один из самых странных парадоксов, поразивших меня, когда я познакомилась с Филиппом. Может ли заниматься сервировкой стола, аккуратно раскладывая приборы и салфетки, человек, который работал в зоне военных действий и любит экстремальный спорт, ходит под парусом и занимается альпинизмом?.. Ответ был очевиден. По крайней мере для французов, которые считают небрежно накрытый стол самым страшным грехом – преступлением против хорошего вкуса.

Смутившись от своего промаха, я прошла за Вирджинией и Филиппом в гостиную. Там был стол для взрослых. Мы сели на диван и стулья и приступили к аперитиву. Это «еда перед едой», закуски и коктейли в расслабленной обстановке перед основным ужином. Из кухни на подносах принесли маленькие тонкие стаканчики, наполненные многослойными разноцветными лакомствами: les verrines (тающие во рту муссы, которые едят десертными ложками). Мне достался мусс из авокадо, белого сыра и воздушного лосося, Филиппу – конфит из помидоров с муссом из козьего сыра с мелко нарезанным чесноком.

Тем временем детей пригласили к столу. Я занервничала: что будет, если Софи и Клер останутся одни? Хотела отправиться на подмогу, но муж спокойно усадил меня на место: «Оставь их в покое. Будешь стоять у них над душой – только все испортишь». Покосившись на детский стол, я поняла, что он был прав: мои дочери побежали и принялись рассаживаться вместе с остальными детьми. Их тоже ждали маленькие стаканчики с муссами из ярко-красной свеклы и зеленого цуккини, уложенными тонкими слоями, напоминающими рождественскую конфету. Долго эта красота не продержалась. Софи и Клер с удовольствием участвовали в пиршестве. Но как только внесли первое из праздничных блюд, я внутренне содрогнулась: это был салат из тертой моркови с соусом винегрет[6]. Любимое блюдо французских детей. С ужасом глядя на Клер, я увидела, что та смотрит на Жаклин, девочку постарше, которая явно ей понравилась. Жаклин взяла Клер под свое крылышко, помогла забраться на стул и теперь сидела рядом с видом благожелательного покровительства, свойственным старшим французским детям, когда за столом есть малыши.