Карен Бийон - Французские дети едят всё

– А теперь, девочки, время déguster, – объявила я, напомнив себе, что говорить нужно бодрым тоном. – Что это значит?

– Mangez le-e-entement, maman![17] – хором ответили они. И на секунду мне показалось, будто мои дети – ангелы, а я – идеальная мать (у каждой из нас бывают подобные моменты сладкого заблуждения).

Естественно, мои грезы быстро рассеялись.

– А у Клер порция больше, чем у меня! – закапризничала Софи, и ее подбородок задрожал.

Я проверила: действительно, в формочке у Клер было чуть больше мусса, чем у Софи (еще одно преимущество формочек – порции в них легко уровнять, чтобы дети не спорили, кому больше досталось). Небольшая добавка для Софи решила проблему, и мы наконец приступили к десерту.

Точнее, началась дегустация. Сначала Софи и Клер по привычке принялись быстро-быстро заглатывать мусс, но постепенно стали подносить ко рту крошечные ложечки воздушной пены все медленнее. Мы превратили это в игру: кто доест последним? Софи – ей дай только посоревноваться – пыталась хитростью заставить сестру есть быстрее. Но Клер повторяла за папой. Мы ели медленно, поэтому у нас появилась возможность обсудить вкус блюда. Что чувствуешь, когда мусс попадает на язык? Долго ли он растворяется? Какой у него вкус – слегка горьковатый? Солоноватый? Сладкий? Попадаются ли комочки, как обычно? Почему на дне формочки мусс менее воздушный, чем сверху? Какое ощущение возникает, когда его глотаешь? У Софи было много ощущений, и даже Клер нашла, что сказать:

– Папа, в животике щекотно! – сообщила она.

– Oh, la grosse gourmande![18] – поддразнил ее муж.

«Gourmande» (гурман) любит поесть, посмаковать, радуется каждому кусочку, возможно, даже слишком (когда гурманами называют детей, тон всегда снисходительный, но слегка предостерегающий). Еще во французском есть слово «glouton» (обжора) – этот тоже любит поесть, но часто переедает, причем ест не только полезную еду. А «gastronome» – тот, кто любит хорошо поесть и знает, как питаться правильно (Мольер).

И тут меня осенило! Наконец-то я поняла, почему обычные люди во Франции так стремятся стать «gastronome», ценителями кулинарии: ценитель – тот, кто умеет по достоинству оценить еду. Самый точный аналог слову «gastronome», который я смогла придумать, – любитель (как «любитель футбола»). С точки зрения французов, любой человек может (и должен) питать страсть к хорошей кухне, как канадцы к хоккею или британцы – к футболу. Еда для французов – национальное увлечение, как спорт для американцев. Но в этой игре принимать участие могут все.

Вечером я изложила свои соображения Филиппу, но он рассмеялся.

– Не слишком углубляйся в философию, – посоветовал он, – это же просто еда!

Мы сидели в гостиной и пили tisane (французский травяной чай). Дети уже уснули. Сегодня мы укладывали их дольше обычного, – после дегустации девочки перепачкались шоколадом, особенно Клер, которой пришлось принять еще одну ванну – после ужина. Но «шоколадный» эксперимент всем понравился. Особенно Филиппу.

До сих пор ужины с детьми были для него одним из самых неприятных впечатлений дня. Он возвращался с работы и видел голодных детей, капризничающих за столом, отчего у него почти всегда начинала болеть голова. Теперь я понимаю, почему: он хотел, чтобы во время семейного ужина можно было расслабиться, отдохнуть, но его ждали лишь ссоры и капризы. А я только усугубляла – бегала по кухне, заражала всех своим нервным состоянием и недовольством, с грохотом закрывая шкафы, роняя вилки, сжигая кастрюли, то и дело вскакивая и подгоняя всех, чтобы доедали быстрее. Обычно после ужина Филипп молча уходил и садился за компьютер. Сегодня впервые за долгое время мы провели вместе приятный вечер.

Начиная операцию «Слоуфуд», я думала прежде всего о детях, но получается, что осчастливила и нас с Филиппом. Сегодня за ужином он расслабился, готов был поболтать со мной. Я чувствовала себя счастливой, ведь с тех пор, как мы переехали во Францию, наши отношения утратили былую легкость. Не раз пришлось пожалеть о том, что мы (точнее я) приняли такое решение. Может быть, именно за столом мы снова научимся радоваться общению друг с другом? Мы домыли посуду в полном умиротворении, я взяла фломастер и подправила свой лозунг.

«Медленная еда – хорошая еда и счастье в доме».

Пришел июнь. Лето в этом году наступило рано. Почти каждый день после школы мы шли на пляж и постепенно забыли о дождливой безрадостной зиме. Джо теперь часто приходил вечером присмотреть за девочками, они ложились спать, а мы с Филиппом шли гулять к океану. Темнело только около полуночи, мы гуляли, обгоняя другие парочки, по широкой набережной вдоль моря. По дороге встречали знакомых из деревни: хозяина рыбной лавки с рынка, местного фармацевта, учительницу Софи, знакомых родителей из школы, друзей – Эрика и Сандрин, Селин, Ива. Мы останавливались поболтать, обменяться приветствиями; говорили ни о чем. Эти неторопливые, тихие вечера – одни из самых приятных моих воспоминаний о Франции.

С каждым днем я все больше чувствовала себя как дома. И все же что-то постоянно напоминало мне о том, что я здесь чужая, не француженка. Особенно запомнился один случай: началось все вполне невинно – во время нашего еженедельного визита на ферму. Когда мы с Сандрин уже собрались уходить, Юбер вспомнил о приближающемся празднике – Национальном дне сельского хозяйства и биоразнообразия (одном из многочисленных «национальных дней» во Франции, их празднуют так часто, что я уже сбилась со счета).

– Может быть, организовать какое-нибудь праздничное мероприятие в школе? – робко предложил он.

– Мы могли бы бесплатно предоставить продукты, да и другие фермеры наверняка согласились бы поучаствовать, а дети узнают, какие овощи и фрукты сейчас созревают, – добавил его брат Жозеф. – Как раз сезон клубники! – его глаза засияли, таким разговорчивым я его еще не видела.

«Отличная идея», – подумала я. Одноклассники Софи немало потрудились в своем школьном огороде и смогут попробовать овощи собственного урожая. Школа наверняка с радостью проведет у себя такое мероприятие. Да и я буду рада поучаствовать. В Канаде я много занималась благотворительностью и организацией мероприятий, а тут чувствовала себя не у дел. Сколько ни предлагала помощь, мне всегда отказывали, даже не приглашали сопровождать класс Софи в поездках и на экскурсиях. Может быть, на этот раз удастся растопить лед?

Неделю спустя я стояла около школы с плетеной корзинкой, в которой лежала клубника, домашний хлеб, домашнее варенье и маленькие баночки с crème fraîche (французский молочный продукт, что-то среднее между сметаной и жирными сливками). Улыбаясь родителям, бабушкам и дедушкам, поджидавшим своих детей после уроков, я начала раскладывать угощение на маленьком складном столике, покрытом специально купленной для этого случая скатертью в прованском стиле (с орнаментом из оливок и веточек лаванды на ярко-желтом фоне). На большом подносе я разложила овощи, выращенные детьми на школьном огороде: нежные побеги молодого чеснока, лука-резанца, латука и крошечные стручки зеленой фасоли, которые они вырастили прямо в классе (Софи очень гордилась, что ее фасоль вытянулась выше, чем у других).

До звонка оставалось десять минут – достаточно времени для дегустации. С корзинкой в руке я подошла к ближайшей группе родителей.

– Не хотите попробовать клубнику? – спросила я.

– Нет, спасибо! – ответили мне. Никто даже не посмотрел на угощение.

Несколько оторопев, я двинулась дальше.

– Попробуйте клубнику! – предлагала я, на этот раз чуть менее уверенно.

Лишь один человек согласился, с извиняющейся улыбкой взяв самую крошечную клубничку.

Я начала понимать, что совершила какую-то ошибку. Огляделась вокруг, надеясь увидеть улыбки ободрения, но большинство родителей смотрели в сторону, а те, чей взгляд мне все же удалось поймать, не были приветливы. Мое сердце упало, я поняла, что опять нарушила какое-то неписаное, неизвестное мне правило французского общества.

Но отступать было глупо. Заметив в толпе родителей добренького вида бабушку, я подошла к ней с корзинкой.