УТЕШИТЕЛИ
Можно сказать, что фильм «Робин и Мариан» был тепло принят. Критика приветствовала возвращение Одри на экран. «(Фильм) тогда более интересен, – писал Винсент Кэнби в „Нью-Йорк Тайме“ в марте 1976 года, – когда перед нами разыгрывается история любви без какой-либо умной болтовни и комических эффектов, и в основном благодаря великолепному лицу мисс Хепберн, которого время лишь слегка коснулось, словно только для того, чтобы показать нам, каким испытанием стали для Мариан последние двадцать лет». И он мог бы добавить – последние десять лет для самой Одри.
Хорошо смотрелся и их дуэт с Шоном Коннери. Робин, грубоватый воин, великолепно сочетался со зрелой Мариан, почти матроной. Финальная сцена, где она помогает ему выпустить стрелу в сторону леса (эта стрела должна определить то место, где будет их могила), напоминает дуэт из какой-нибудь оперы Верди, где воедино сливаются тенор и сопрано.
Одри ни разу не высказала Ричарду Лестеру своего неудовольствия по поводу того, как она выглядит на экране, но ей совсем не нравился аскетично-грубоватый стиль зрительного ряда. «Освещение такое, – признавалась она знакомой, – что я выгляжу так, будто меня уже сейчас нужно отправлять в гериатрическую клинику». Но актрису тронула теплота откликов в прессе – именно тогда, когда она больше всего нуждалась в утешении.
Так же, как Мариан попыталась воспользоваться тем шансом, который ей во второй раз дала любовь, Одри вступала в свой второй брак с решимостью сделать все, чтобы он не был похож на первый. Но усилия eё оказались тщетными. Она и Дотти наконец поняли, что у них гораздо меньше общего, чем им сперва казалось. «Поначалу это был просто роман, – признавалась позднее Одри, – и, помня о разнице в возрасте – он ведь на девять лет моложе меня, – я никогда и не думала, что эти отношения могут стать чем-то большим. Но, конечно, они со временем стали таковыми. Однако я решила, что мой второй брак будет и последним, и потому отодвинула в сторону мою профессиональную карьеру ради того, чтобы сохранить его. Когда у нас появился Лука, это eщё больше укрепило мою решимость…» Здесь-то и таилась главная причина семейного краха. Дотти очень хотелось, чтобы его жена продолжала сниматься. В этом случае она вновь стала бы причастна блистательному миру знаменитостей, который буквально зачаровывал доктора Дотти. Удалившись в свое семейное уединение, Одри как бы отняла у мужа волшебное зеркало, в котором он мог любоваться своим отражением, льстившим его самолюбию.
Она пыталась смириться с тем стилем жизни, который доставлял ему удовольствие. «О, Андреа все время вел такую жизнь», – говорила она, вышучивая историю с eё мужем, оказавшимся на фотографиях рядом с красавицей Далией де Лаццано. Когда она в начале 1976 года поехала в Лос-Анджелес, чтобы участвовать во вручении Уильяму Уайлеру «Оскара» за достижения в области киноискусства, Дотти сопровождал ее, желая.ознакомиться с психиатрическими методиками в Калифорнийском университете. По дороге домой она сделала остановку в Нью-Йорке, где состоялась премьера «Робина и Мариан». Глаза Одри наполнились слезами, когда она увидела тысячи поклонников, ожидающих eё у входа «Радио Сити Мюзикл Холл». Они преподнесли ей орхидеи и розы – все белые, eё любимый цвет. «Мы вас любим, милая Одри!» – раздались восклицания. Она вступила в ту область славы, когда люди, становясь старше, начинают считать прошедшие годы по фильмам с участием своих звезд.
Она вернулась в Лос-Анджелес в марте и вручила Джеку Николсону «Оскара» за фильм «Кто-то пролетел над гнездом кукушки». Этот фильм, сказала она, представляет особый интерес для eё мужа-психиатра, так как фильм содержал модную тогда идею, что так называемые «сумасшедшие» разумнее тех, кто держит их взаперти. Но на саму Одри произвел гораздо большее впечатление другой фильм. Это была лента «Лицом к лицу» Ингмара Бергмана по его же сценарию с Лив Ульман в главной роли. Фильм рассказывает о нервном срыве талантливой женщины. Она, внешне спокойная, живет вполне упорядоченной жизнью, а тайно страдает от духовной опустошенности. Все это было похоже на то, что происходило с Одри. До нeё уже доходил голос сомнения. Он пробивался сквозь напускное благополучие.
Она в своих интервью хвалила эту ленту великого шведского режиссёpа и eщё один его фильм, сделанный для телевидения, «Сцены супружеской жизни». В нем скандинавский актер Эрланд Иозефсон играет университетского профессора, который питает слабость к молоденьким девушкам. В одном из эпизодов Лив Ульман, играющая его жену, говорит: «Секс – это eщё не все». Эти слова звучали как эхо тех интервью, которые тогда давала Одри. В финале фильма герои Бергмана, которые долго не хотели признаваться друг Другу, что совместная жизнь их давно уже не удовлетворяет, всё-таки разводятся, и режиссёp, проявляя неожиданное сострадание, показывает зрителям, что он и она находят свое счастье.
«Я считаю „Сцены супружеской жизни“ шедевром, – сказала Одри, – великолепным конспектом истории двух людей. В этом фильме достигнута невероятно точная передача интимного опыта». Говоря о фильме, она думала не столько о его персонажах, сколько о себе. Она часто возвращалась к этому фильму в разговорах с друзьями, создавая у них впечатление, что с помощью кинокартины актриса лучше поняла собственные проблемы.
В Швеции арестовали Ингмара Бергмана, обвиняя его в неуплате налогов. Обвинение это суд отклонил, но после длительного расследования. Все это вынудило мастера работать за рубежом. Одри выступила в защиту Бергмана. Она осудила «преследование» коллеги-художника.
Актриса предложила Бергману «убежище» у себя в Толошеназе. Он им не воспользовался.
Нет никакого сомнения в том, что в ту пору Одри была в тревожном состоянии духа. С друзьями она беседовала на религиозные темы, а ведь eё нельзя было назвать верующей в прямом смысле слова. Она пристрастилась к чтению стихов. Одним из eё любимых поэтических произведений стало стихотворение Вордсворта «Прелюдия», где поэт говорит о единстве всего живого. Нравились ей и поэма Т. С. Элиота «Бесплодная земля», и его стихотворная драма «Вечеринка с коктейлями». Своему английскому другу, актеру Роберту Флемингу, она иногда цитировала слова, которые произносит в драме Элиота психиатр, приходящий из потустороннего мира.
«Эта жизнь хороша. Хотя вам не дано узнать, насколько хороша! До вашего последнего мгновенья… Цель путешествия не поддается описанью; узнать вам суждено не так уж много, пока eё вы не достигли; Вы путешествовать должны вслепую. Но путь ведет вас к обладанью Тем, что вы искали, но не там, где нужно».
Одри уехала из Голливуда домой в подавленном настроении. «Когда-то вручение „Оскаров“ было церемонией, – сказала она, – теперь это только ритуал». Разочарования продолжали преследовать eё и в Швейцарии. Она отвергла все сценарии, которые здесь ожидали ее. Один из них назывался «Мост слишком далеко», и он рассказывал об обреченной на неудачу попытке парашютистов союзнических армий захватить стратегически важный мост в Арнеме в 1941 году.
По иронии судьбы роль, отвергнутую Одри, согласилась сыграть Лив Ульман. Еще одну роль, которая идеально ей подходила, Одри не получила из-за путаницы, возникшей при подборе актеров. Действие «Поворотного пункта» в постановке Герберта Росса разворачивалось в мире балета, когда-то так близко знакомого Одри. Было сделано предложение княгине Монако Грейс вернуться в кино и сыграть в этом фильме. Ее Величество почувствовала искушение ответить «да», но затем передумала: официально она считалась истовой католичкой, а eё героиня в фильме должна была изменять мужу. Необходимо было найти замену, и за роль ухватилась Энн Бэнкрофт. С прямотой, которая приходит с возрастом – а ей было уже почти пятьдесят – Одри сказала: «Чем старше ты становишься, тем все чаще должен либо воздерживаться от работы вообще, либо браться за глупые и ужасающие роли».
Была ли та роль, за которую она тогда взялась в мелодраме «Кровное родство», «глупой» или «ужасающей»? У окружавших eё людей хватило такта не задаваться подобным вопросом. Это был яркий снаружи и совершенно пустой внутри триллер. Одри Хепберн в роли двадцатипятилетней наследницы фармацевтической империи, за которой охотится психически больной убийца, – ну, не безрассудство ли это? Но мысли о безрассудстве заглушал острый аромат денег.
Ежегодно множество немецких граждан с внушительными доходами искали самые разные способы уменьшить налоговое бремя. Немало было таких, которые отдавали часть своих денег киносиндикатам, имевшим налоговые льготы. В июне 1978 года один из таких синдикатов, «Гериа», выдал 6 миллионов долларов на финансирование фильма «Кровное родство» с условием, что эта сумма будет освоена к концу года. В этой сделке не могло быть проигравших. Даже если бы фильм провалился, никто не остался бы в убытке. Это было великолепное условие, и Курт Фрингс был именно тем агентом, который не мог им не воспользоваться. Теренс Янг охотно согласился быть постановщиком фильма. Одри Хепберн тоже не отказалась от миллионного гонорара. «Я коплю себе на пенсию», – сказала она.
