Ознакомительная версия.
— А какой ценностью они обладают? — Его вопрос застал меня врасплох. Я и сам не понимал, почему я спросил о них.
— Но ведь ты сам привлёк к ним моё внимание? Наговорил загадок, а теперь спрашиваешь меня, какой ценностью обладают камни?
— Ты ещё скажи, что это я положил их в твой кулак, и зажал его твоими пальцами! — его глаза лучились радостью.
Начинается, подумал я.
— Конечно, ты не клал камни в мой кулак, это была полностью моя инициатива. Я сам привёл тебя в горы, забрался в каменную щель, приказал засыпать камнями, потом сходил с ума от переживаний тесного пространства и грезил от недостатка кислорода. Потом я передал тебе камни, а теперь словно маленький мальчик мучаю своего папу вопросами, надёжно ли он их хранит. — Я хотел завестись, но утро было настолько чудесным, а я был настолько расслаблен, что по–настоящему завестись мне никак не удавалось.
— Помнишь, мы когда–то обсуждали с тобой правила Го?
— Конечно, помню, — в моем голосе не слышалось дружелюбие.
— Пятое правило было о том, как камни снимаются с доски. Мы впервые тогда встретились с таким понятием как ход. Ход, согласно пятому правилу, может состоять из постановки камня своего цвета и снятия камня другого цвета, у которого закончились свободные дыхания. Камень, у которого закончились свободные дыхания, снимается с доски. Ты ещё спросил меня, зачем разделять ход и постановку. Не помнишь?
— Почему не помню? Я пока не жалуюсь на память. Я и сейчас думаю, не одно ли это и то же? Зачем усложнять?
От смеха он едва не сложился пополам.
— Действительно, — еле выговорил он сквозь слёзы, — зачем так усложнять! Постановка и снятие, какая разница.
— Конечно разное, — поправил я сам себя, — ход на самом деле может состоять из постановки своего камня и снятия камня противника. Ведь я должен поставить свой камень, а затем вынуть камень противника с того перекрёстка, на котором он оказался окружён. И освободить этот перекрёсток от камня другого цвета. Или даже группу камней противника, — какое–то смутное воспоминание прошло сквозь меня. Я на минуту задумался, постоял неподвижно, а потом двинулся, продолжая начатую мысль, — … или даже группу камней противника. Ты обычно называешь группу камней отрядом. Если эта группа, отряд, твоим языком, лишена всех своих дыханий, никак не связана с камнями своего цвета, то она удаляется с доски. И…, — я почувствовал, что, возможно, делаю научное открытие в теории игры, — это единственный случай до окончания игры, когда мы имеем право прикасаться к чужим камням. Дотрагиваться до них или вообще делать с ними что–либо!
Я уже не был уверен в том, что, произнесённое являлось научным открытием. Скорее всего, это было открытием для меня. А любой человек, знакомый с игрой не понаслышке, наверняка доходит до подобных «открытий». Я незаметно посмотрел на Учителя, пытаясь определить его реакцию на сказанное. Он перестал смеяться, и казалось, внимательно следит за ходом моих рассуждений. Я не заметил с его стороны желания высмеять, хотя с моей точки зрения, я подставился с «открытием» довольно сильно.
— А почему ты опять начал про правила Го? — в моём голосе ещё звучала подозрительность.
— Предполагал, что это может помочь тебе.
— Помочь в чём?
— В том, чтобы разобраться в событиях сегодняшней ночи, например.
— А какое отношение события ночи имеют к игре и её правилам?
— А какое отношение к Игре имеешь ты и твоя жизнь?
Я почувствовал, что пропустил удар. Получалось, что я, ратуя за поиск и стяжание целостности, сам постоянно отделял себя и свою жизнь от того способа постижения, который считал генеральным. А что значит «постоянно отделял»? Это значит, что я был именно отделён. И не постоянно, а всегда. И он поймал меня на этом. Я задумался, и какое–то время шёл молча.
Дорога к этому времени несколько раз обогнула небольшие тенистые ущелья и скоро должна была выйти к огромной котловине главного. Вправо отходил поворот, который вёл на спуск. Однако перед тем как нырнуть вниз, перед самым серпантином, дорога взбиралась на поросший соснами бугор. Это была идеальная смотровая площадка. Мы, не сговариваясь, свернули туда.
Если он заговорил про ход, то в этом есть какая–то невидимая логика, рассуждал я. Куда он клонит и что имеет в виду? Процесс размышления сегодня давался мне особенно тяжело. События прошедшей ночи, казалось, перетряхнули всё моё существо. После того как меня усыпили сверчки я провалился в очень глубокий сон. Я чувствовал его плотную завесу. Но вот что именно это был за сон, я вспомнить не мог. От этого мне было нехорошо. Учитель шёл рядом и изредка поглядывал на меня.
Мы подошли к смотровой. Собственно, никакой смотровой площадки здесь никогда не было. Название этому месту дал я. Лавируя между сосен, здесь можно найти позицию, с которой условно хорошо просматриваются верховья и противоположный борт главного ущелья. Он является отдельным хребтом, который носит очень трогательное название «Жеребёнок». А тёмная вершина слева относится уже к другой горной системе.
— Давно я не смотрел твою спину! Не хочешь показать её?
Сегодня не оставляет в покое, подумал я. Ну что ж, с меня не убудет. Я огляделся по сторонам в поисках ровного местечка. А найдя, с удовольствием опустился животом на горячую сухую хвою, и, прищурив глаза, положил голову на бок. Учитель присел на корточки, и сделал серию поглаживающих движений. Видимо, его больше интересовала левая сторона. Он прошёлся по ней несколько раз, а найдя напряжение в районе лопатки, не колеблясь, засунул туда пальцы.
— Да–да, именно здесь, — промычал я.
— Это связано с твоим сегодняшним сном. Ты, наверное, спал в неудобной позе?
Ещё смеётся, подумал я.
— Я буду тебя чуть–чуть придерживать, а ты по моей команде резко перевернёшься животом вверх.
— А насколько резко я должен перевернуться?
— Переворачивайся через левую сторону настолько резко, насколько сможешь. Но не делай это без команды. Я придерживаю тебя пальцами, почувствуй их давление. Как только я ослаблю нажим, тут же переворачивайся через левую сторону. Это и будет командой. Готов?
Я не стал отвечать, так как был уверен, что он и без слов понял, что я проделаю манёвр так, как он его описал. А сейчас я следил спиной за давлением пальцев. Видимо, он поставил их на какие–то специальные участки. Давление было распределено неравномерно. Я чувствовал вибрацию, идущую вглубь меня. Прошло несколько минут. Я не ослаблял внимания, чтобы не пропустить момент действия. И как только его пальцы оторвались от моей спины, я единым движением перевернулся через левую сторону. Резкое движение, следующее за состоянием неподвижности, вообще–то чревато всякими эффектами. Но такого эффекта я не ожидал совершенно!
Глава 4 Дело сэнсэя Ягуры
— Я хочу попросить тебя сделать одно дело. — Какое, сэнсэй?
— Ты поедешь в Россию, и разыщешь человека.
— Что от него нужно?
— Выход на наставника. Мне нужен тот, кто учит его Го.
— Получить информацию?
— Найти камни, ученица. Забрать, привезти в Японию. Вот, держи. Это тебе для образца. — Ягура достал небольшой футляр. — Не открывай, это сильнодействующий артефакт! Постарайся не трогать содержимое. Я даю тебе его, так как великие камни способны притягивать друг друга, находясь на расстоянии. Но на ближней дистанции они обладают свойством отталкивать. Поэтому комплект оказался разделён на части. Ты попробуешь помочь мне собрать его воедино. Рассматривай камень аккуратно, не вынимая из чехла. Да, ещё! — Учитель потёр переносицу, — у них может оказаться кожаный гобан.
— Гобан?
— Да, да, гобан из белой кожи! Он гибкий, напоминает кожаный плат.
В задании жило что–то, о чём сэнсэй не решался говорить, и Митико сразу уловила эту скрытую интригу.
— У Вас есть точный план, сэнсэй, или я должна найти Русского сама?
— Ты найдёшь его, это не сложно. Его Учитель — другое дело. Тот крайне осторожен. Я не думаю, что он пользуется сотовой связью или Интернет. Ученик, с которого ты начнёшь, его единственное адзи. Я не могу назвать тебе даже точный регион для твоих поисков. Моё ki говорит мне что–то странное. Как такое может быть, а, Митико? Ты должна будешь разобраться в этом. Будь максимально бдительна, этот человек опасен! — «Брови инопланетянина» сдвинулись к переносице, и Ягура–сан прокаркал голосом старого ворона. — Этот человек крайне опасен, Митико! Я хочу второй раз по вторить тебе это. Мы вместе занимались у Учителя. И он получал великие секреты наравне со мной. Но даже я не знаю, сколько Учитель успел передать ему до момента своей смерти!
Митико побледнела. Всё, что касалось сэнсэй–но сэнсэй[29], было окутано легендами и являлось запретной темой Школы. Она действительно не ожидала, что поручение, данное ей сегодня, настолько серьёзно.
Ознакомительная версия.
