Ознакомительная версия.
— Слушай, Тоши, — процедил Микио, не поворачивая голову, — я хочу продать сотовый телефон, поможешь мне в этом?
— Сколько ты хочешь выручить за него, Микио–сан?
— Сколько я хочу выручить? — на один миг Микио отвернулся от дороги и взглянул на своего друга. — Я хочу 5 000 000 иен.
— Ха–ха–ха, — рассмеялся Тоши, — даже ни один из телефонов твоего отца не стоит столько.
— Мой стоит больше, — Микио быстро залез рукой во внутренний карман пальто и, вытащив телефон, бросил его приятелю.
— Ого! — удивился Тоши. — Новая разработка папочкиной фирмы? Я не видел такого в продаже!
— И не увидишь, по крайней мере, год. Я хочу за него 5 000 000 иен. Или 50 000 долларов и ни одним долларом меньше.
— А если отец узнает, Микио–сан?
— Ты плохо знаешь моего отца. Я уверен, они приготовили не меньше десяти моделей. И если отец забыл в кабинете одну из них, то возможно только для того, чтобы такие придурки как мы с тобой продали её китайцам.
— А если он забыл не для этого?
— Если он забыл не для этого, то использует для этого. Ты когда–нибудь играл в Го, Тоши?
— Нет, Микио, никогда.
— Это сразу по тебе видно. В Го есть такая особенная стратегия — ёсу–миру[32] Отец, как опытный игрок в Го, наверняка ею владеет. Но тебе этого не понять!
— Я думал, что Го только для пожилых.
— Для пожилых — да. Но и некоторые молодые яппи сейчас склоняются к этой забытой игре.
— И ты?
— Боку мо[33]
— Ого! А кто научил тебя?
— Этого я тебе рассказать не могу.
— Можешь не рассказывать, я и так догадался.
— Стал, я смотрю, слишком догадлив, — криво усмехнулся Микио, не поворачивая головы от дороги.
Тоши решил не нарываться. У Микио было несколько запретных углов, и его страсть к Митико была одним из них. Митико много вложила в Микио и его воспитание. До встречи с ней, он был обычным шалопаем. Парнем, который мог снимать только уличных девок. В Митико была какая–то загадка. Тоши видел её всего один раз, но у него сложилось впечатление, что она не та, за кого себя выдаёт. Сложная штуковина, одним словом. Тоши ни за что не согласился бы на секс с такой девушкой. Ты решишься с ней на секс, а ночью она отрежет тебе яйца!
Резкое движение, следующее за состоянием неподвижности, чревато эффектами. Но такого «эффекта» я не ожидал. Произошло несколько вещей одновременно. Сначала я увидел чёрный силуэт человека. Потом осознал, что человек замахивается на меня чем–то большим и тяжёлым. Затем «это» полетело в мою голову, и если бы я не увернулся, наверняка бы размозжило её. Что за ерунда? Зачем ему потребовалось нападать на меня? Я ошарашено хлопал глазами, сидя на земле. Это было dejà vu. У меня было полное ощущение того, что это уже было в моей жизни! В следующий момент я вспомнил часть своего сна. Но главное из того, что я вспомнил, был Сигэмото. Мне приснился японский учитель Го, который в итоге напал на меня, а потом чуть не убил! А скорее всего, убил бы, если бы я не выскочил из сна. Мой русский Учитель перестал нападать и сейчас массировал мою спину быстрыми круговыми движениями, сотрясающими тело. Я сидел на земле, пытаясь собрать подробности. Массаж меньше всего способствовал этому. Но мне некогда было спорить или сопротивляться. Я только что вспомнил очень важные детали! Я вспомнил, как во сне пришёл в дом Сигэмото. И что со мной был мальчик. Мальчик, которого я привёл в его дом. Я вспоминал мельчайшие тонкости меблировки и расположения предметов. Жаль, что я был в горах, и не мог записать такого интересного и странного сна!
— Послушай, у меня был очень странный сон! — наверное, таким голосом я разговаривал в детстве.
— Можешь рассказывать, я слушаю, — ответил Учитель голосом родителя.
— Не мог бы ты трясти тише? Мешаешь сосредоточиться!
Как можно подробнее я рассказал, как ночью посетил дом Сигэмото, про палец и щипцы. Теперь это воспоминание настолько прочно сидело внутри, что я опасался, как бы оно не стало навязчивым. Я почти физически ощущал эти ужасные щипцы и то действие, к которому подбил меня японец. Мне было одновременно и жутко и отвратительно!
— Интересно, — прокомментировал Учитель, мысленно созерцая что–то невидимое.
— Что именно?
— Интересно, в какие образы твоё восприятие собрало это событие.
— Событие сна?
— Событие путешествия.
— Какого путешествия?
— Путешествия в Дом Смерти.
— Ты продолжаешь настаивать на своей версии?
— Разве ты не получил подтверждения?
Это было продолжением разговора, начатого в гроте. Надо разобраться со всем этим, сказал я себе.
— Давай поговорим, — начал я, — ты утверждаешь, что прошедшей ночью мы стреляли в Дом Смерти? Так?
— Так.
— Для более точного попадания ты положил мне в руку камушек. Так?
— Разве этого не было?
— Допустим было, но это ещё ничего не доказывает. В самом начале сна я держал камень в руке. Он показался мне увесистым. А потом я не помню никакого камня, так как вёл за руку мальчика. Это был сын главы нашего клана. Вернее того клана, самураем которого я был в сновидении. Так бывает во сне, когда всё неуловимо меняется и находится в состоянии flexible.
— Это и был камень.
— В смысле?
— Ребёнок — это камень. Ты должен был поставить его на доску в Доме Смерти. Что ты и сделал правильно и точно. А твоё восприятие, под влиянием только ему известных образов, очеловечило камень и наделило его незабываемыми чертами. Такими как молодость, сосредоточенность, обречённость. Что, в общем, вполне расшифровывается. Это был твой первый камень, наверное, поэтому это был ребёнок, а не старик. Этот камень должен был остаться на доске. Отсюда — обречённость. Сын главы клана — тоже понятно. Так как это была моя постановка.
— Какая постановка?
— Моя постановка в партии с Большим. Я делал свою постановку в этой Игре.
— Ты делал свою постановку?!
— Да, а в чём проблема?
— А кем был я?!
— Ты был собой, кем ты ещё мог быть? Ты был собой и ещё моей рукой.
— Какой рукой?
— Очередь хода или постановки называет «рукой». По–японски — «тэ».
— Ты использовал меня, чтобы сделать постановку?!
— Почему использовал? Это что, не ученическое дело? Ты же утверждал, что ты мой ученик, и что я могу учитывать это при любых обстоятельствах.
— Да! Но ты мог предварительно объяснить мне мою роль?! Как–то заранее подготовить меня!
— Так я и готовил тебя. Может быть, мы понимаем под подготовкой разное? Что ты понимаешь под подготовкой? Разжевать словами будущее действие? Это неплохая схема, но в ней есть одна проблема.
— Какая?
— В полностью разжёванном действии гаснет первоначальное намерение делать. Я поступил более эффективно — полностью подготовил тебя к тому, чтобы ты смог побыть моей рукой. Я выбрал не самую сложную постановку, даже начинающий мог бы догадаться, куда нужно ставить камень.
— В смысле?
— Что в смысле?
— Что ты имеешь в виду под «куда ставить камень»? Ты считаешь, что я поставил его осмысленно?
— Конечно. Может правда и не осмысленно для себя, зато своевременно и точно.
— Откуда ты можешь это знать?
— Как откуда? Я же сказал тебе, что постановка была не очень сложной. Ты должен был поставить камень так, чтобы лишить последних дыханий и снять с доски пять камней противника. Они были уже под боем, и спасти их было нельзя. Но снять их было важным делом. Если бы ты не снял камни, то мой противник присоединил бы их на следующей постановке к своему отряду. Пять камней были важны, так они разрезали наши силы на доске.
Сказать, что я был потрясён — это не сказать ничего! Хорошенькое дело! Я ещё раз прокрутил в голове те короткие инструкции, которые он дал мне перед закладкой в щель. Особенно меня поражала та легкомысленность, которая касалась камня. Он дал мне его в руку в самый последний момент, и ни единым словом не обмолвился о его важности!
— Я не помню вообще никакой позиции на доске!
— Ясное дело. Позиция сложная, не твоего уровня. Ты бы не разобрался в ней и за год. Поэтому ты даже не воспринял её как позицию. Многие вещи пока скрыты от тебя.
— А как же я мог поставить камень, не видя весь строй камней на доске?
— Но ведь ты поставил его?
— Откуда ты знаешь, что я поставил его точно?
— Но ведь ты принёс пленные камни?
— Какие пленные камни?
— Те, что я вытащил из твоего кулака. Какие же ещё?
Новый разряд потряс изнутри мой ум. На лбу выступил пот. Я был ошеломлён. Но в тот же момент спасительная мысль пришла мне в голову. Это, наконец, включился рассудок. Я перевёл дух. Камни, которые он вынул из моего кулака, были камнями, которые я подобрал на полу пещеры. Таким образом, это первобытная пещерная спекуляция. С её помощью можно облапошить члена племени, но не цивилизованного мыслящего индивида. Мне сильно полегчало, и я улыбнулся. Мне даже не хотелось продолжать. Его теория была цельной и красивой. Разбив её, я мог не оставить ему ничего. Ведь это старый человек. Все годы своей жизни он вложил в то, что сейчас пытается доказать мне.
Ознакомительная версия.
