И вот наш Толик поступил в школу. Вспомним, с каким интересом, с какой радостью первоклашки идут «первый раз в первый класс». Даже тот небольшой запас физической и психической энергии, который еще сохранился у них к шести-семи годам, представляет собой воистину клокочущий атомный реактор. Но почему же столь быстро этот их интерес и этот их жадный энтузиазм к учению пропадают? Почему так происходит? На проблемах здоровья не буду даже останавливаться, ибо уроки физкультуры, к которым практически только и сводится забота о здоровье малышей, это уроки псевдокультуры. И по количеству часов, и по качеству преподавания, в значительной степени оторванного от психологии именно детского возраста, они серьезной оздоравливающей роли играть не в состоянии. Получается так, что нездоровых выходит из школы к конце обучения значительно больше, чем в нее пришло. Практически в школьные годы на уроках физкультуры происходит то же самое умерщвление никогда больше не возвратимого времени и не повторяющихся возможностей, что и на уроках иностранного языка — в силу методики, единой для всех возрастов и равно удаленной от опорных способностей человеческого восприятия. Там, где процветает муштра вместо живой, с элементами импровизации, игры, успехов ждать не приходится.
Но ведь и на других уроках та же самая муштра. Вместо того чтобы увлеченно преодолевать искусно указываемые преподавателем коллизии и развязывать реальные узлы противоречий, вместо того чтобы детский разум самостоятельно преодолевал препятствия и потому уверенно и заинтересованно проникал бы в суть предмета, сокрытую за целым «лесом» его конкретных проявлений, ребенок получает задание выучить, задолбить, запомнить, вызубрить от сих до сих. В конце концов он сам начинает считать себя хорошим учеником лишь в том случае, если покажет себя примерным зубрилкой. Воображению, творческой мысли ребенка нет простора в обучении. А ведь одно дело получать обескураживающие репрессивные двойки за бесконечно кривые палочки и знать, что последствием их снова будут жестокие репрессии, но совсем другое — почувствовать, скажем, сожаление по поводу того, что палочка не уместилась в своем домике и теперь из-за тебя, Сашенька, она простынет и замерзнет, хотя ты у нас добрый мальчик, не правда ли? И т. д., и т. п.
Успешное обучение по современным зубрильным методикам невозможно, и это доказано практикой педагогов-новаторов, это доказано и появляющимися изредка в поле нашего зрения пособиями. Что, казалось бы, может быть скучнее заученных правил и исключений в пунктуации, но вот увидела свет книга «Секреты пунктуации» (авторы Г. Граник и С. Бондаренко), и оказалось, что за всеми этими занудными правилами, точками и крючочками сокрыта волшебная страна, где от знаков препинания зависят судьбы как литературных персонажей, так и реальных людей, так и вся наша деловая жизнь в целом. Познавая правила весело и с увлечением, дети будут расти не только грамотными, но и умственно продвинутыми, так как головы их славно и с наслаждением потрудились в нетривиальных обстоятельствах. Проработали умную и веселую книгу, к тому же с юмором оформленную, и как результат получили не надсаженное здоровье, а, напротив, благоприобретенное! Но согласимся, что подобного рода учебных пособий весьма немного, и инерция представлений, что учебник должен быть книгой нудной, на мой взгляд, является определяющей пока и у целого ряда заслуженных авторов, и у немалого числа авторитетных методистов. А ведь хроническая скука — удар по здоровью.
Позволю себе небольшое отступление. Мне довелось написать учебное пособие по литературе для старшеклассников. Естественно, издательство отдало его на рецензирование, и эти рецензии были показаны мне. Были среди них дельные, были недостаточно конструктивные, но отовсюду можно было почерпнуть материал для улучшения книги, однако одна рецензия, принадлежащая перу методиста, занимающего высокий пост в Министерстве просвещения, меня попросту ошеломило. «Крупным недостатком этого учебного пособия, — было черным по белому написано в рецензии, — является то, что Андреев анализирует лучшие произведения советских писателей, а не те, которые указаны в школьной программе». Ее я сохранил (хотя, в принципе, стараюсь архив не замусоривать), потому что этот документ, на мой взгляд, — подлинная классика.
Короче говоря, живая сила нашего мозга развивается в школе совершенно неудовлетворительно. Имеет ли это отношение к здоровью? Непосредственное! Развитый, мощный интеллект является одним из определяющих гарантов здоровья человека в целом. Известно, что академик Лев Ландау был сбит и убит грузовиком, он был практически размозжен. По всем физиологическим нормам он жить не мог. По всем общепитовским и профсоюзным нормам человек был мертв, но он жил! За счет чего? За счет резервов, которые были сокрыты в его колоссальном интеллекте. Иначе говоря, если бы школа развивала сильный, яркий интеллект в человеке, хотя бы в маленьком, она делала бы его намного жизнеспособней, подменяя же развитие интеллекта и духовности механическим насыщением мозга всякого рода безличностной информацией, не развивая «мускулатуру» активного мышления, школа не стремится к увеличению потенциала здоровья своих учеников.
За время обучения в школе нашему Толику очень повезло, на что мы Должны обратить особое внимание. Общество либо ничего не ведает, либо и ведать не хочет о страшной, жестокой, ужасной стороне жизни наших детей. Я говорю о хищнически-звериных, зоологических, совершенно подобных тем, что характерны для джунглей, отношениях в некоторых коллективах между детьми, особенно мальчиками, где господствует грубая физическая сила, где в полном соответствии с фашистской моралью исповедуется принцип «сила выше права». Социологам и исследователям Уже достаточно ясно, что там, где возникает разгул подобных пещерных отношений, там, за спинами подростков, сплошь да рядом, хотя и не всегда, сокрыты серьезные криминогенные силы, там, вдали, мерцают уголовники, которым единственно и требуется создать зону отношений между людьми по своему нраву и закону, во имя собственного обогащения.
Ужасно, когда притесняют, обирают, унижают человека, когда у маленьких людей создают комплекс неполноценности, бессилия, постоянной угрозы претерпеть унизительный стресс. А мы — что мы? Мы способны спокойно пройти по улице, видя, как где-то в сторонке два великовозрастных старшеклассника трясут, обыскивают какого-либо второклассника. Даже «цыц, прохвосты!» — и этого не скажем. А ведь на наших глазах, возможно, именно сейчас человеческая жизнь дала не зарастающую никогда трещину. Поведаю вам, читатель, то, с чем вы, по-видимому, не сталкивались. В Ленинграде в Институте русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР в рукописном отделе хранится значительная часть стихотворных произведений великого поэта Михаила Юрьевича Лермонтова, которые никогда, надеюсь, не будут опубликованы. Почему? Да потому, что это — гнуснейшая похабень. Это такая мерзость, рядом с которой порностихи Ивана Баркова — возвышенная романтико-элегическая поэзия. Как же так?
Что за парадокс? Ведь созданы эти «творения» одновременно с выдающимися стихами ранних лет, которые справедливо отмечаются как образцы замечательной лирики, одновременно, например, с первой редакцией «Демона»!.. В чем же дело? Уважаемые лермонтоведы говорят о традиционности для Руси подобных виршей, но я смею полагать, что они под рукой кадета Лермонтова обретали своего рода защитную функцию: ласковый бабушкин внук четырнадцати лет от роду попал в кадетское училище и оказался в среде нравов воистину зоологических. И щупленький новичок, чтобы откупиться от громадных, жестоких, похабно ржущих жеребцов, писал для них стихи под стать их восприятию жизни. Мишель избегал таким образом их надругательств. Да, он мог постоять за себя и по-другому. Но поэт использовал и специфические возможности. «Ну и что? — спросите вы. — Ну, был такой период. Так для чего же о нем вспоминать?..» А для того вспоминать, что последствия его прослеживаются и дальше. Когда поэт освободился от этого гнета, то тяжкий комплекс унизительной неполноценности, усиленный к тому же мучительным мнением о своей якобы физической непривлекательности, который постоянно угнетал его подсознание, он стремился все время и любыми средствами преодолеть, постоянно желал самоутвердиться как личность. Это было самоцелью. Незатухающее жжение прошлого приводило к тому, например, что на войне он постоянно шел под пули. Не ради боевой целесообразности, а во имя утверждения своей храбрости и бесстрашия перед лицом самой смерти. И по любому поводу он нарывался на дуэль. Подонок, подлец был Мартынов! Но ведь внутренняя-то причина была сокрыта в Лермонтове, он без какой бы то ни было основательной необходимости прямо-таки спровоцировал этот поединок. А почему? А потому, что постоянно стремился самоутвердиться, прежде всего в собственных глазах.
