«Все это происходило после завтрака, который во время Вашего пребывания у нас начинался очень рано, в шесть часов утра, — вспоминает Сью в своем разговоре с Биллом. — Вы спускались в своем халате, пугая нас всех до смерти, и садились в обнимку с кофеваркой, а потом уже передавали кофе остальным».
«Я тогда очень нервничал, — рассказывает Билл, — чертовски нервничал».
«Еще я помню бутылку на кухонной полке, — говорит Сью. — Как доказательство победы над искушением».
«О, да, я забыл об этом, — отвечает Билл. — Я был непреклонен в том, чтобы спиртное было рядом. Я считал, что мы должны доказать, что можем жить в присутствии спиртного. Поэтому я купил две больших бутылки и поставил их в буфет. Какое‑то время это доводило Анну почти до бешенства».
«Но я не помню, что бы Вы появлялись у нас дома до того, как папа поехал на съезд медиков» — говорит Сью.
Билл отвечал: «Я уже жил у вас, и однажды Боб сказал: “А не поехать ли мне в Атлантик Сити на этот съезд?”»
Это было в последнюю неделю мая, когда доктор Боб был трезвым около двух недель. Съезд Американской Медицинской Ассоциации начинался в первую неделю июня, и Боб не пропустил ни одного в последние 20 лет.
«О, нет!» — сказала Анна, когда доктор Боб предложил эту идею.
Несмотря на всю ее веру, у нее, очевидно, был опыт и какое‑то инстинктивное понимание мышления алкоголика. Билл, однако, был более склонен согласиться с этой идеей. Для него участие в съезде означало, очевидно, примерно то же самое, что держать спиртное в буфете; он считал, что алкоголики должны жить в реальном мире, со всеми его искушениями и западнями.
Анна не хотела соглашаться с этим, но, в конце концов, уступила.
Доктор Боб позже вспоминал, что у него появилась жажда к виски, наряду с жаждой к знаниям, и он начал пить все, что мог достать, сразу, как только сел в поезд, идущий в Атлантик Сити. По приезде он купил несколько кварт по дороге в отель.
Это было в субботу вечером. В понедельник он оставался трезвым вплоть до послеобеденного времени, после чего выпил столько, на сколько мог решиться в баре, а затем пошел в свою комнату, чтобы завершить это дело.
Во вторник Боб начал пить с утра, и к полудню был уже совершенно пьян. «Я не хотел позориться, — рассказывал он, — поэтому я выехал из отеля».
Он направился на вокзал, купив по дороге еще спиртного. Он помнил только, что ему пришлось долгое время ожидать поезда. Он не помнил, как оказался в доме своей медсестры и ее мужа в Куахога Фоллс (город на северо–востоке штата Огайо, южнее Кливленда).
Отключка длилась, конечно, больше 24 часов, потому что прошло пять дней с момента отъезда Боба, прежде чем Билл и Анна узнали о нем от медсестры. По звонку Боба, Анна встретила его на железнодорожной станции в Акроне, как это было описано, «смущенного и неряшливого».
Боб не вполне осознавал происходившее. «Билл приехал и отвез меня домой, и дал мне пару порций виски в тот вечер, и бутылку пива на следующее утро», — вспоминал он.
Однако, как вспоминают Билл и Сью, это был трехдневный период вытрезвления после последнего для доктора Боба, как оказалось, съезда АМА (Американской Медицинской Ассоциации).
«Ты помнишь, как мы с твоей мамой поехали в дом медсестры рано утром, чтобы забрать его? — обращается Билл к Сью. — Мы привезли его домой, и он лег на кровать. Я оставался с ним в той угловой комнате, с двумя кроватями».
«Я помню, что он был не в очень хорошей форме, — говорит Сью. — Затем в ход пошли тарелки с помидорами и сиропом Каро».
«Это было из‑за операции», — объяснил Билл. После возвращения доктора Боба они узнали, что у него была назначена операция через три дня после приезда. «Ситуация его беспокоила, потому что если он будет слишком пьян, он не сможет ее сделать. А если будет слишком трезв, его будет слишком сильно трясти. Возникла идея снабдить его витаминами из помидоров и квашеной капусты, и энергией из кукурузного сиропа. Это была теория, которой мы тогда придерживались. Мы также дали ему немного пива, чтобы успокоить нервы».
Как описывал Билл в другом разговоре, этот обычный процесс вытрезвления занимал три дня. Все недосыпали, но Боб был покладистым.
«В день операции, в четыре часа ночи он повернулся, посмотрел на меня и сказал:
— Я справлюсь с этим, — вспоминает Билл.
— Ты имеешь в виду, ты справишься с операцией?
— Я отдал и то, и другое, и операцию, и себя самого в руки Господа. Я сделаю все, чего бы это ни стоило, чтобы стать трезвым, и оставаться им…
В девять часов утра его колотило так сильно, что мы помогали ему одеваться, — рассказывал Билл. — Нас охватила паника. Сможет ли он вообще ее сделать? Будет ли он слишком пьян, или будет слишком сильно дрожать, — не велика разница. Неверное движение его скальпеля может стоить жизни его пациенту».
По дороге в Городской госпиталь, находящийся в восточной части города, доктор Боб время от времени поднимал руку, чтобы посмотреть, уменьшилась ли дрожь. Перед тем, как они остановились, Билл, который тоже имел немалый опыт, дал ему бутылку пива.
Билл и Анна поехали обратно домой. Спустя много часов Боб позвонил, чтобы сказать, что операция прошла успешно. И все же, он не вернулся сразу после звонка. Пошел ли он куда‑то отмечать это? Билл и Анна не знали. Им оставалось только ждать.
В конце концов доктор Боб вернулся домой. Эти несколько часов после операции он провел, восстанавливая свои отношения с друзьями и знакомыми в Акроне. Бутылка пива, которую Билл дал ему в то утро, была последним алкогольным напитком, который он когда‑либо выпил.
Хотя были и будут споры о других важных событиях в истории АА, все согласны, что Анонимные Алкоголики начались здесь, в Акроне, в тот день 10 июня 1935 года.
VII. Появление АА–евца номер три
Переживший свою последнюю пьянку и охваченый идеей служения, доктор Боб жаждал встречи c Биллом, чтобы найти другого пьяницу и «починить» его, как они любили выражаться в то время.
Если у Билла избавление от тяги произошло сразу, о докторе Бобе этого сказать нельзя. По его собственному признанию, тяга оставалась с ним всегда в течение его первых двух с половиной лет трезвости, — хотя, как он добавил: «Ни разу я не был близок к тому, чтобы уступить ей».
Часто можно услышать, что доктор Боб так никогда и не преодолел желания выпить. Но его более поздняя реакция на мысль о выпивке показывает, что это желание не было ни постоянным, ни очень сильным. В 1948 году он признался, что «я по–прежнему думаю, что двойной виски был бы чертовски приятен на вкус…
Но у меня нет никаких резонных причин поверить, что результаты этого будут какими‑нибудь другими», — говорил он. Когда подобная мысль возникала у него, он воспринимал ее как знак того, что он уделяет недостаточно внимания людям в отделении для алкоголиков Св. Томаса.
Это подтверждает предположение Билла о причине, по которой его партнер так сильно стремился помогать другим: доктор Боб обнаружил, что это самый лучший способ остаться трезвым. Доктор Боб согласился с этим, и предположение превратилось, как он говорил позднее, в глубокое убеждение, что Двенадцать Шагов, «если их сконцентрировать до предела, можно выразить словами “любовь” и “служение”».
Сконцентрировать до предела — до самой сути!
Не осталось никаких упоминаний о дальнейшей судьбе некоего «ужасного распутника и пьяницы», с которым они работали до отъезда доктора Боба в Атлантик Сити.
Тем не менее, священник Дж. С. Райт направил к Биллу и доктору Бобу еще одного потенциального кандидата, который если и не был ужасным распутником, то был ужасным пьяницей.
Это был Эдди П., который жил в соседнем квартале. Эдди обнадеживал их в одну минуту, и доводил до отчаяния в следующую. Они работали с ним все лето 1935 года. Судя по историям, рассказанным о нем, Эдди в пьяном виде мог натворить столько ужасов, что их хватило бы удержать трезвой целую армию алкоголиков. Он был, по–видимому, именно тем, в ком они нуждались.
Билл и доктор Боб узнали очень много о плюсах и минусах работы по Двенадцатому Шагу, пытаясь вытрезвить Эдди, которого Билл в то время описывал как «способного чуть ли не ежедневно вызывать разнообразные гигантские кризисы».
В своих письмах к Луис Билл пишет, что Эдди был алкоголиком–атеистом, и если он исцелится, то это «будет настоящей сенсацией. Мы с Бобом Смитом начали работать с этим парнем в среду, неделю назад, и он остается трезвым. Он и его жена признали бессилие. Он начал встречаться со своими кредиторами. Он очень быстро преображается».
«Наступило воскресенье — пишет Билл — и в первый раз он плотно поел. Ты помнишь, каким нервным и депрессивным я обычно становился, когда трезвел и ел тяжелую пищу? В его случае результатом стала депрессивная мания, и он вырвался, чтобы совершить самоубийство. У Эдди уже была до этого попытка суицида, но его вовремя остановили».
