Будучи человеком умным, Роман начал искать эффективные способы самокоррекции, что неизбежно привело его к йоге. Ко времени нашего знакомства он достаточно глубоко успел вникнуть в предмет, поскольку свободно читал литературу на английском, пользуясь при этом прекрасной подборкой, имеющейся в культурном Центре при посольстве Индии, где мы совместно занимались асанами у Лакшмана Кумара.
Меня сразу поразил один момент: касательно йоги Роман имел громадные, но в основном теоретические знания. Освоив «пракшалану» и некоторые другие очистительные процедуры, он практиковал мантры и кое-что из медитативных техник, предлагаемых Бихарской школой, которая как тогда, так и на сегодняшний день является непревзойдённой по уровню и качеству публикаций. Телу он не уделял практически никакого внимания.
Конечно же, я не мог пройти мимо этого вопиющего факта и начал всячески приставать к нему, доказывая крайнюю необходимость практики асан именно для него, Романа, который бессистемно выхватывает отдельные медитативные техники высшей сложности, не имея на то формального права по одному только качеству организма. Поскольку Роман был крепким орешком, то наша борьба длилась с переменным успехом около двух лет. Он то начинал более или менее регулярно выполнять асаны, то полностью забрасывал практику, предпочитая лишний раз посидеть за чашечкой кофе на Чистых прудах в «Джантаранге» либо угостить друзей роскошным пловом собственного приготовления. Каждый месяц музыкальная школа, где он работал преподавателем, негласно устраивала авторские концерты, на которых он играл классику. До тысячи человек собирались на эти концерты послушать серьёзную музыку в исполнении безвестного учителя — неплохой показатель профессионального уровня.
Тем временем мы проводили семинары, работая с информацией и людьми. Наш Центр помог обосноваться в Москве представителю «Миссии Рамакришны» Свами Джотирупананде, как раз во время путча девяносто третьего года мы принимали у себя известную просветлённую Амритананда Майи. Роман под руководством Свамиджи с поразительными успехами усваивал санскрит. Выходили в свет и рассылались по многим городам страны отдельные, небольшие по объёму, выпуски Центра по конкретным вопросам йоги. Роман принимал во всём этом деятельное участие, время от времени выполняя очищения, и постоянно — что-то из высших практик.
Тем не менее со здоровьем лучше не становилось, асанами он всё так же пренебрегал, говоря, что не уверен в том, насколько правильно я учитываю его состояние, выстраивая тренировочные комплексы. Поскольку Роман отличался фундаментальным подходом ко всему, то у него появилась идея съездить непосредственно в Индию, в ашрам Бихарской школы, чтобы получить программу действий прямо от её теперешних руководителей. И он сделал это.
По возвращении он поведал, как и что там было, и картина оказалась достаточно интересной. Своими познаниями в йоге, пением мантр и английским Роман произвёл на персонал школы такое впечатление, что получил возможность по несколько часов в день общаться непосредственно с руководителем «Ганга даршана» Свами Ниранджананандой. Через месяц таких контактов последний дал Роману сразу две дикши (посвящения) — мантра-дикшу и асана-дикшу. Первая заключалась в наделении персональной мантрой, после разового исполнения которой Роман двое суток был не в силах подняться и потел чёрным потом. Что же до тела, то с ним было ещё круче: Свами категорически запретил Роману употреблять чай, кофе, острые и возбуждающие приправы. Час в день Роман должен был посвящать «сукшма-вьяямам» (предварительной суставной разминке), а затем ему было предписано выполнять до полусотни асан подряд.
«Видишь, оказывается ты был прав, — сказал он уныло, — выходит, я два года уже бы мог заниматься и, наверняка, чувствовал бы себя получше, а то всё ерунда получается какая-то — мантры идут великолепно, я сам это ощущаю, визуализация прекрасная, а самочувствие как будто ещё хуже потом становится...»
К тому времени уже больше двух лет он занимался медитацией, мантрами, последнее время весьма углублённо санскритом, и — ничего для тела! Напротив, всё это сочеталось с неправильным в корне питанием и распорядком жизни. Ещё не проявила себя степень той «ерунды», о которой он сам же и упомянул.
В это время — самый конец августа — мы с сыном как всегда уезжали в Крым, и я сказал Роману, что сейчас он уже и сам может начинать действовать на всю катушку, поскольку доподлинно известно что делать с телом, как и сколько, не надо больше терять времени. «Ладно, — апатично сказал он, — без тебя я всё-таки не хочу приступать, буду готовиться морально, а когда ты приедешь, то — вперёд!»
В двадцатых числах сентября на пляже в бухте Ласпи я с огромным удивлением и радостью узрел своего старого друга, с которым не встречался уже года три. Он приветствовал нас с сыном и абсолютно неожиданно спросил: «У тебя есть в Москве друг которого зовут Роман»? Когда я ответил утвердительно, он продолжил: «Так вот, он погиб».
В тот вечер Роман возвращался с очередного урока санскрита у Свами Джотирупананды и решил добраться домой очень необычным путём, почему — этого нам уже никогда не узнать. В половине десятого вечера он стоял на остановке, которая располагалась на перекрёстке двух улиц, ожидая общественный транспорт. На этом же перекрёстке при большой скорости столкнулись два, едущие по перпендикулярным улицам, автомобиля, после сильнейшего удара один из них отлетел на остановку, где в полном одиночестве находился Роман, и сбил его.
В больнице парень чувствовал себя неплохо, хотя и была сделана типовая операция по поводу разрыва селезенки, затем — на прекрасном послеоперационном фоне и при соответствующих показателях жизнедеятельности — внезапный отек легких и смерть. Причину подобного развития событий врачи установить не смогли.
Роман не успел даже начать необходимую работу с телом, в которой так нуждался и чем с таким фатальным упорством пренебрегал. Кому суждено услышать — поймёт, кому не суждено понять — не услышит. Дух не может развиваться без параллельной оптимизации тела, при неверном ходе вещей с какого-то момента времени бытие человека начинает работать на разрыв. Неверное развитие даёт силу с отрицательным знаком, и она не поддерживает жизнь, а обрывает её, чему служит ярким подтверждением ещё один случай, о котором сейчас пойдёт речь.
История это давняя, началась она ещё в восемьдесят восьмом году. Накануне Первой Всесоюзной конференции по йоге меня пригласила к себе в гости на Ленинский проспект для целевой беседы некая дама, назовём её Е., которая не так давно была направлена Минздравом в ознакомительную командировку по ряду центров йоги Индии — вместе с представителем НИИ нормальной физиологии имени П.К.Анохина. Всё это проводилось в рамках подготовки к данной конференции, знаменующей собой отмену многих десятилетий запрета на йогу. В ходе беседы мне было сказано, что исключительно по личной инициативе Е. на конференцию прибывает всемирно известный учитель йоги Айенгар, и было бы неплохо, если бы кто-нибудь из наших самодеятельных, но продвинутых московских йогов — «Ну вот, например, вы» — заинтересовал его своими успехами настолько, чтобы он и здесь захотел бы организовать свой филиал с опорой на тех, кто владеет предметом, скажем, на вас.
«Да я и сама хотела бы с вами позаниматься, поскольку слышала, что вы очень здорово работаете именно в русле йоги Айенгара, но это потом, не возражаете?»
Хотя такая постановка вопроса оказалась слишком неожиданной, принципиальных возражений в общем-то не было. «Но, — сказал я, — ведь самому Айенгару виднее кто на что способен, и уж на кого он «глаз положит» — это как Бог даст».
Сложилось, однако, так, что он действительно обратил на меня внимание, сказал в мой адрес незабываемые слова и даже почтил своим посещением мой дом, Е. при этом была переводчиком. Затем Гуруджи прислал два приглашения на курсы обучения йоге, Е. и мне. Я не поехал, поскольку не имел тогда средств. Е. же прошла предложенный месячный курс и, получив по этому поводу соответствующую бумагу, вернулась в Москву, где, не мудрствуя лукаво, основала Центр йоги Айенгара. С тех пор она забросила свой основной род деятельности и, будучи по специальности кандидатом психологических наук, активно ринулась в круговорот событий, связанных с резким выходом йоги из подполья. Её можно было понять — кандидатов наук хоть пруд пруди, а найти шанс и возглавить новое перспективное дело удаётся не каждый день.
То было легендарное время, когда на разрешённую эзотерическую «поверхность» социума дружно всплыла вся мутная пена самодеятельной йоги, легализовались и начали наперебой доказывать свою «истинность» подпольные «учителя», а только что образованная структура Всесоюзной Ассоциации йоги СССР была, как это всегда случается, прибрана к рукам самым беспринципным из прохиндеев, отиравшихся тогда вблизи йоги. Система Айенгара мгновенно скооперировалась в СССР с ловкими ребятами из Спорткомитета, которые надеялись заработать на этом очень хорошие деньги.
