Откуда-то – из родника, что ли? – возник бриллиантовый шар, раскрыв объятия навстречу.
Рыжий ослик очутился внутри шара и забылся еще крепче. А все-таки слышал, что говорит предок Луций.
– У меня, сынок, есть одна финтифлюшка – уловка, хитрость. Впрочем, не одна, а целых четыре. Они отворят любую темницу!
И перед носом Шухлика появились старинные, замысловатой формы ключи вроде амбарных.
– Если хочешь стать лучше и чище, открой первым ключом драгоценный ларец – восторженное состояние своей души, чтобы оно передалось всему телу, чтобы каждая мышца, каждая клеточка запомнила твое желание.
Вторым ключом разомкни цепь, которая сковывает улыбку и радость от каждой секунды жизни. Третий предназначен для шкатулки, где хранятся смысл и цель твоего бытия. Пора извлечь их оттуда и поместить в самое сердце.
И, наконец, четвертый, как отмычка, вскрывает двери, за которыми – счастье! Не ищи его на стороне, становясь взломщиком. Оно, счастье, внутри тебя! Избавься от страхов, уныния и дурных мыслей. Распахни, как дверные створки, добрые чувства, – и душа наполнится любовью и светом. Тогда Ок-Тава окажется рядом, и Чу тебя не оставит…
В забытьи Шухлик все понимал. Все казалось простым, как шар. Но очнувшись, усомнился. Разве могут спасти воображаемые ключи или какое-то одинокое внутреннее чувство, если даже пять внешних бессильны?
И все же попытался, орудуя четырьмя ключами, создать Ок-Таву.
Представил утренний сад Шифо, когда его деревья только-только зацветают. И вечерний, наполненный зрелыми плодами. Рыжий ослик нес на коромысле воду из родника, а все его приятели, стоя на лесенках-стремянках, собирали урожай. Сад, шелестя травой и листьями, рассказывал необычные сны, которые только саду и могут присниться. Шухлик сам такого не ожидал, но явственно увидел, как подошла мама, и услышал ее слова: «Сынок, пора ужинать – я уже натерла морковку с яблоками!»
Шухлику стало так радостно, что дух перехватило. Точнее – отпустило ввысь. Рыжий ослик, как говорится, воспарил духом!
Ведь все это было, и сейчас есть где-то неподалеку, и наверняка еще будет!
Душа его переполнилась запахами цветов, журчанием ручья, тихим дуновением ветра и вдруг превратилась в бриллиантовый шар, подобный Луцию.
И Ок-Тава отозвалась – осьмикрылая, с изумрудными перьями. Можно ее не видеть, но как не понять, что она рядом?!
Когда прилетает чудесная ослица, все чувственно, все внятно!
Шухлик чуял прохладное трепетание ее крыльев, разгоняющих пещерный жар. Уже не так больно впивались в копыта острые камни. Исчезли уныние и тоска.
Сама тьма подземельная, казалось, рассеялась, и стал ясно слышен голос Чу.
– Все будет хорошо! Затылочники надеются, что, ошалев от жары, тьмы и бессонницы, ты выскочишь из своей шкуры. Они явятся сюда ровно через три недели. Есть время, чтобы подготовить побег. А сейчас уже вечереет, так что постарайся вздремнуть.
В мертвом подземелье Шухлик ощутил лучи закатного солнца, которые ласкали и убаюкивали. Впервые за долгое время он спокойно заснул, как будто в райском саду Шифо.
И ничего ему не снилось, если не считать ощущения счастья, которое ни вспомнить, ни описать невозможно.
Проснулся Шухлик бодрым, полным сил, но – увы! – все в той же безысходной черной тишине. Долго не мог сообразить, где это он? Опять безмерье и безвременье?! Хуже того – безверье.
«Пожалуй, у меня навязчивый бред и докучливые фантазии, – думал он, вспоминая Ок-Таву, бриллиантовый шар, разговоры с Чу. – А что это за странный колокольный перезвон в пустой голове?! Так, вероятно, и должно быть в пещере грешников-затылочников. Того и гляди, появятся привидения и призраки!»
И впрямь – почудилось едва заметное колебание воздуха, а звон распался на мелкие хрустальные шарики вроде слов, которые наяву и отчетливо произносил предок Луций.
– Я побуду с тобой, сынок, пока не выберешься отсюда!
Шухлик кивнул, не слишком уверенно. Его чувства, честно говоря, были в панике. Они переживали уже не только за шкуру, но и за рассудок.
– Научись управлять ими, – заметил Луций, – это несложно. Постарайся распознать и запомнить, как звучит чувство Чу, которое говорит тебе правду. Едва услышал его – крути хвостом!
– В какую сторону?! – прыснул рыжий ослик, и вдруг так заржал, что и затылочники, наверное, услыхали.
Шар Луций тоже не удержался и залился звонко, будто малый колокол, отчего в пещере посвежело, как после короткой грозы.
– Неважно, в какую, – сказал он, отдуваясь. – Важно, чтобы установились надежные отношения хвоста с чувством Чу! У каждой нашей мышцы отличная память – по себе знаю. Когда превратился из осла в человека, долго еще подмывало пройтись на четвереньках или почесать брюхо задней ногой. Словом, кручение хвостом должно крепко-накрепко соединиться с пробуждением Чу. Понимаешь?
– Ну, как же! – опять хихикнул Шухлик. – Нужна прочная, обоюдная связь между хвостом и чувством, как в бою между командиром и солдатами…
Луций, судя по всему, очень оживился. Скользнула во тьме крохотная молния, и прокатились одна за другой несколько воздушных волн.
– До чего же толковый у меня потомок! – воскликнул он. – Если тебе срочно понадобится Чу, легче легкого вызвать его хвостом. Покрутишь – и оно тут как тут, к твоим услугам! А на всякий случай – вдруг с хвостом неприятности! – установи запасную линию. Например, между Чу и ушами…
Застоявшийся в подземелье Шухлик так завертел хвостом и замахал ушами, что Луция снесло в соседнюю пещеру.
Однако прочная связь никак не устанавливалась. Чу не подавало вестей. Вообще-то оно вело себя, как хотело, – изнеженное, обидчивое – то спит среди дня, то ночью не дает покоя. А может замолчать на месяц. Никакого распорядка!
– Не все сразу, сынок! – ободрил вернувшийся шар. – Твое Чу довольно вялое, будто сонный сторож на бахче. Но нельзя строго спрашивать с чувства, которое коснеет без движения!
Что правда, то правда – у самого Шухлика в этой проклятой темнице ноги так затекли, буквально окостенели. И не попрыгаешь – до того остры камни на полу!
– Вот вам упражнение, одно на двоих! – придумал Луций. – Разобрать эти камешки на две кучи – черные к черным, белые к белым!
Шухлик нехотя, на ощупь начал их раскидывать. Он полагал, что это глупое задание. Даже не знал, сколько кучек получается. Две или двадцать две? А уж какие они – черные, белые, серые? – не сказал бы под расстрелом. Двигал камни из уважения к предку – бессмысленно, ни о чем не думая…
Но Луций неожиданно восхитился.
– Какой молодец! Именно так и надо, – с пустой головой. Мысли только мешают! Без них Чу чудесно справляется. Ты сам скоро увидишь…
Шухлик очень сомневался, что сможет хоть что-нибудь здесь разглядеть. По крайней мере, до тех пор, пока за его бедной шкурой не придут затылочники с факелами. Но все же кое-чего он добился – истерзанные ноги размялись, а копыта блаженствовали, упираясь в гладкое дно пещеры.
– Не позволяй Чу лениться! – наставлял Луций. – Занятия, разминки, тренировки! Когда я был ослом, немало труда положил, чтобы по-человечески пить вино из кубка. Часами упражнялся! Подбирал нижнюю губу, складывая наподобие языка, и одним махом опрокидывал кубок – да все мимо рта. Однако справился к восторгу моего хозяина. А он обучил меня и танцам на задних ногах, и греко-римской борьбе, что принесло ему честь и славу.
Шар Луций настолько окунулся в минувшее, что, кажется, надолго уплыл из пещеры.
– К чему это я? – вздохнул он, выныривая, наконец, из лабиринта воспоминаний. – Ах, да! Счастливые были времена в ослиной шкуре. Ты, сынок, береги ее!
Шухлик, конечно, не возражал. По правде говоря, ему хотелось бы сберечь свою шкуру. Но каким способом? Вряд ли тут поможет раскладывание камней на кучки. В это верилось с большим трудом…
– Вот именно – большим трудом! – подхватил предок. – Если бы твоя душа трудилась не меньше ног, челюстей и языка, какие бы дивные чувства в ней выросли! Запомни крепко, отпрыск, что упражняется, то и развивается! В основном, понятно, брюхо. Но трудом можно достичь зоркости орла, чуткости лани, быстроты гепарда и легкости мотылька.
Вероятно, во мраке шар Луций каким-то образом жестикулировал, насколько это доступно шару, и показывал упражнения для зоркости, чуткости, быстроты и легкости. Во всяком случае, Шухлик испытывал все эти состояния – одно за другим, будто волны.
От чрезмерных усилий Луций устал. Слышалось его прерывистое дыхание. Наверное, и ему было тяжело в затылочных пещерах, вдали от привычного безмерья и безвременья.
– Приучи Чу трудиться, – медленно втолковывал он, – укрепи постоянным вниманием, и тогда оно будет бодрствовать и охранять, как овчарка. Станет проницательным и способным к озарению, то есть к внезапному, но верному решению. Ему нужно только твое доверие и понимание, а также хорошая тренировка!
