Ознакомительная версия.
– У меня болят яйца! – выпалил я.
– Да, – сказал самый ненормальный в мире человек и понимающе кивнул. – Такое иногда бывает.
Но в целом, как ни странно, я чувствовал себя довольно хорошо. Меня охватило удивительное чувство покоя, и я расслабился, будто купался в ласковых тихоокеанских водах, омывающих берега Гавайев (в принципе, так оно и было). Когда я погрузился в очередную гипотермическую волну, мне в голову пришла мысль: человек чувствует себя так же, когда умирает? Мне было почти хорошо. Я посмотрел на часы и увидел, что мы находились в воде уже четыре минуты с небольшим. Было холодно, но я уже не боялся холода. Вскоре на нас обрушилась приличного размера волна, и я прокатился на ней до самого берега. Я пробыл в воде почти шесть минут, и, поразительно, мне это очень нравилось. Это было мое самое захватывающее и опасное приключение за весь месяц.
– Отличная работа! – похвалил меня Тодд, выйдя из воды минут на шесть позже меня.
Мы вытерлись, чувствуя себя самыми крутыми парнями на этом пляже, и отправились обедать. Роллы с омаром никогда не были такими вкусными, как в этот раз, хотя я подозревал, что в этом была заслуга холодной воды.
– Вы говорите о фонтане молодости и здоровья, – вздохнул за обедом мой собеседник. – Так вот же он – под рукой. Но люди не хотят им пользоваться. И я не понимаю почему.
По возвращении домой я несколько раз попытался ввести холодный утренний душ в повседневную практику, говоря себе, что вода в моем городском кране и близко не так холодна, как в Халф-Мун-Бей. Я убеждал себя в том, что это легко и приятно. И, кроме того, невероятно полезно! И даже если я не буду жить вечно, мой день будет начинаться с активной зарядки энергией. Ну и, разумеется, с визга.
Я обнаружил, что холодный душ великолепен после утомительной велопрогулки в жаркий день или когда мне нужно хорошенько взбодриться. Но мой энтузиазм к нему как к обязательной утренней процедуре быстро угас. Стоять под ледяной водой в душевой кабине оказалось вовсе не так увлекательно, как плескаться в океане. Поэтому, хотя теперь я без всякого страха и колебаний прыгаю в любую холодную воду, в своей повседневной жизни я вернулся к горячему душу.
Таким образом, я с большим облегчением узнал, что небольшие дозы тепла также могут быть полезны{140} для нашего здоровья. Тепло активизирует в наших клетках так называемые белки теплового шока, которые вовсе не так плохи, как кажется из их названия. Их работа состоит в том, чтобы восстанавливать неправильно свернутые или денатурированные клеточные белки, поврежденные под воздействием тепла или других стрессовых условий. Исследования, проведенные на небольших организмах, таких как черви, показали, что эта реакция может быть «приобретенной» – то есть черви, которые в своей жизни подвергались такому стрессу, развивают более мощную реакцию на тепловой шок.
Белки теплового шока играют особенно важную роль и при физической активности. Коротко эта сложная и долгая история звучит так: белки теплового шока определенного вида (например, те, что вырабатываются при интенсивной физической нагрузке) помогают нашим клеткам очищаться от мусора и благодаря этому функционировать гораздо лучше и дольше. Например, каждый раз, когда Фил Бруно обливается по́том в велотренажерном зале, он запускает внутри себя выработку таких белков теплового шока, которые помогают его клеткам освобождаться от отходов жизнедеятельности и восстанавливаться – а также снижать свою устойчивость к инсулину, что является еще одной причиной, почему физическая активность помогает бороться с диабетом.
Но моя встреча с Тоддом Беккером заставила меня заинтересоваться темой стресса в целом. И по мере того как я узнавал о стрессе и гормезисе, я начал понимать, что бо́льшая часть наших представлений о стрессе – мягко говоря, полная ерунда.
Стресс является слишком расплывчатым термином: мы называем стрессом интенсивную работу над интересным проектом или же просто напряженную ситуацию на работе; поездку с работы домой в часы пик или семейный отдых вместе с придирчивыми родителями жены (или мужа); и даже воспитание детей-подростков. Этот психологический стресс может вести к биологическому стрессу, в частности запуская выработку гормонов стресса, таких как кортизол, который помогал нашим древним предкам выживать. Кортизол быстро запускал реакцию – бороться, бежать, сохранять больше калорий в виде запасов жира, обеспечивая человека энергией для долгих, голодных путешествий.
Но в современном мире кортизол просто наделяет офисных работников характерными пивными животами. Кроме того, стресс, кажется, сокращает наши теломеры – эти наконечники, защищающие наши хромосомы. Еще одно очень интересное исследование показало, что у людей, страдающих от одиночества{141}, что является одной из наиболее негативных разновидностей психологического стресса, наблюдается более интенсивная активация генов, отвечающих за воспаление, чем у людей без проблем с социализацией.
Наиболее распространенный вид биологического стресса, о котором вы, вероятно, слышали, – окислительный (или оксидативный) стресс, вызываемый свободными радикалами. Об окислительном стрессе нам известно то, что это однозначно плохо и что со свободными радикалами можно бороться при помощи антиоксидантов, потребляя их вместе с пищей или БАДами. Именно поэтому почти все продукты на полках супермаркета, от фруктового сока и хлопьев для завтрака до кормов для собак, рекламируют на упаковках свое содержание антиоксидантов. Антиоксиданты, как считает большинство из нас, каким-то образом нейтрализуют вредоносные эффекты свободных радикалов или противодействуют им. А это однозначно хорошо. Но мало кто знает, что в действительности дела обстоят совсем иначе.
Открытие окислительного стресса было одним из побочных результатов гонки по созданию атомной бомбы. В ходе работы над Манхэттенским проектом исследования проводились отчасти небрежно, без соблюдения жестких правил безопасности, в результате чего множество людей случайно подверглись воздействию больших доз радиации. Когда это произошло, бедные жертвы радиации начали быстро стареть: у них выпали волосы, кожа стала морщинистой, и в короткие сроки развились различные формы рака.
Довольно быстро ученые обнаружили, что ионизирующее излучение создает большое количество свободных радикалов – молекул кислорода с одним свободным электроном. Неспаренный электрон делает их чрезвычайно химически активными, поэтому они рыщут вокруг в поисках невинных молекул, с которыми можно вступить в реакцию и навредить. Эта химическая реакция называется окислением, и именно она заставляет железо ржаветь, а разрезанное яблоко приобретать коричневый цвет. Похожее «ржавление» происходит и внутри нашего организма. (Оно отличается от «потемнения», происходящего при реакции Майяра, когда аминокислоты взаимодействуют с сахарами.) Свободные радикалы также повреждают клеточную ДНК, что, помимо прочего, может вести к развитию рака. Ученые-ядерщики решили, что жертвам радиационного отравления можно помочь, если давать им «радиозащитные» вещества, которые связывают свободные радикалы и выводят их из организма. Это были первые антиоксиданты. И, кажется, они работали.
Но свободные радикалы не подозревались в своей связи со старением до одного из ноябрьских дней 1954 г., когда молодой ученый по имени Денхам Харман сидел в своей лаборатории в Беркли и предавался творческому безделью. В те времена ученым не приходилось тратить каждую свободную минуту на написание заявок на гранты, как сегодня, поэтому они могли расходовать время на куда более продуктивную деятельность – посидеть и подумать. Вот уже четыре месяца Харман приходил на работу с утра пораньше, чтобы в тишине поразмыслить над одной захватившей его проблемой – проблемой старения. Поскольку каждый живой организм стареет и умирает, Харман считал, что «должна существовать некая общая, универсальная причина, которая убивает всех». И в то утро его осенило. «Свободные радикалы – мелькнуло у меня в голове»{142}, – вспоминал он спустя десять лет в своем интервью.
Харману удалось доказать, что все потребляющие кислород формы жизни производят в своих митохондриях свободные радикалы, отрицательно заряженные молекулы кислорода, которые современные химики называют активными формами кислорода или АФК. Эти молекулы, считал он, повреждают ДНК и другие клеточные структуры, что и вызывает процесс старения – а также развитие рака. Также Харман предположил, что именно окисленный холестерин ЛПНП («плохой» холестерин) отвечает за формирование артериальных бляшек. Кроме того, свободные радикалы повреждают белки в наших клетках. Но поскольку образование АФК является неизбежным и непредотвратимым следствием аэробного дыхания, окислительный стресс – это та цена, которую мы платим за жизнь в богатой кислородом атмосфере. Иначе говоря: дыхание нас убивает.
Ознакомительная версия.
