Существует, таким образом, и то, что хорошо, и то, что плохо, добро, зло, полезное, вредное, дозволеннное, запрещенное, и мало-помалу мы покрылись скор лупой чудовищной полицейской сети, где мы имеем духовную свободу только дышать; и еще даже этот воздух испорчен многочисленными заповедями, которые ровно на градус выше слоя воздуха, отравленного углеродом наших машин.
В принципе, мы постоянно находимся в процессе "очищения" мира. Но мы начи наем замечать, что это очищение не такое уж правильное. Ни на секунду мы не прекращаем наводить свои разноцветные очки на вещи, чтобы видеть их в голубом цвете наших надежд, в красном - наших желаний, в желтом - в готовых законах, в черном - в нашей морали и в бесконечных и в бесконечных серых тонах механиз ма, который вращается вечно.
Взгляд, истинный взгляд, который сможет выйти из ментального колдовства и, следовательно, сможет видеть, ясно вещи, не "исправляя" их немедленно, взгляд, который будет смотреть на это лицо, на это обстоятельство,на этот предмет, так же, как смотрят на бесконечное море, не стремясь ничего ни знать, ни понимать - и особенно понимать, - потому что здесь опять хочет укрепится старый механизм - отдаться на волю этой спокойной текучей бесконечности, купаться в том, что видишь, течь в вещах до тех пор, пока медленно, как из очень далекого далека, как бы со дна спокойного моря не выплывет ощущение виденной вещи, волнующего обстоятельства, лица около нас;ощущение, которое не является ни мыслью ни суждением, оно едва ли похоже на ощущение, но оно является вибрирующим стержнем вещи, его способом отличаться от других, его качеством, его интимной музыкой, его связью с великим Ритмом, текущим во Вселенной. И тогда постепенно открыватель нового мира увидит маленькую искорку чистой правды в сердце вещи, обстоятельства, лица, проишествия, маленький возглас истины, истинную вибрацию под всеми одеяниями: черными и желтыми, синими и красными, что-то такое, что является истинной каждой вещи, каждого существа, каждого обстоятельства, как если бы правда была повсюду, на каждом шагу,в каждый момент, но только прикрытая черным. И тогда исследователь попал бы в точку, ухватив, второе правило, перехода, самое главное из всех простых секретов: видеть истину, которая разлита повсюду.
Вооружившись этими двумя правилами, укрепившись в своей с6олнечной позиции на этой тихой прогалине, исследователь нового мира идет вглубь более обширного "я", может быть, бесконечного, которое охватывает эту улицу и эти существа, и все эти маленькие жесты данного момента.
Он идет спокойный и как бы уносимый великим ритмом,который несет все существа и все вещи вокруг него, тысячи внезапно возникающих встреч неизвестно откуда, и которые уходят туда.Он смотрит на эту маленькую ищущую тень, которая, кажется, идет с давних пор, с момента существования, может быть, повторяя те же самые жесты, спотыкаясь здесь и там, обмениваясь теми же самыми словами о погоде и все так похоже, так проникнуто нежностью, что эта улица, эти существа и эти встречи, кажется, вылиты из одной плавки, что они появились из глубины ночей, пришли из одной и той же истории под небом Египта, или Индии, или Луары сегодня или вчера, или пять тысяч лет назад. И что же по-настоящему изменилось с тех пор?!
Есть шагающее маленькое существо со своим огнем истины, огнем такой острой необходимости посреди потока времени, огнем, что является дейсьвительно ИМ, зовом из глубины веков, криком, всегда одинаковым среди этого необъятного потока вещей.
И к чему же он взывает, что кричит это существо? Разве оно не находится в этом огромном солнечном свете, который разрастается, в этом ритме, который не сет все? Он существует и не существует, он одной ногой в спокойной вечности, а другой спотыкается и ощупывает путь, эта, другая, продвигается в маленьком ог ненном "я", которое хотело бы наполнить эту секунду, этот напрасный жест, этот шаг среди тысяч подобных других, совокупностью истинного существования настолько полного, что могут вместить только тысячелетия, наполнить такой точностью, которая необходима так же, как скрещивание звезд над его головой. И чтобы все было истинным, абсолютно истинным и наполненным смыслом в этом огромном вихре тщеславия, чтобы эта линия, которую он пересекает, эта улица, по которой он идет, эта рука, которую он протягивает, это слово, которое падает, все соединилось с великим потоком миров, с ритмом звезд, с линиями, бесконечными линиями, которые бороздят Вселенную и сливаются в единое пение, в правду, переполненную всем и каждой частичкой всего.
Итак, он смотрит на эти проходящие маленькие вещи, наполняет их своим огненным зовом, он смотрит и смотрит на эту маленькую правду, которая повсюду, и как будто вынужденная она сейчас запылает огнем.
И действительно, мир начинает меняться у нас на глазах, и ничто не являет ся ничтожным, ничто не отделено от целого.
Мы присутствуем на всеобщем перерождении.
Наш простой взгляд имеет страннные продолжения, наш маленький жест имееет далеко разносящееся эхо. Но это робкое рождение, это только маленькие мазки рассеяного повсюду зарождения. Исследователь останавливается перед маленькими, рассеяными брызгами, фактами без видимой связи, немного похожий не прежнюю че ловеко подобную обезьяну, которая смотрела на податливую ветку и на лианы, и на это рассыпаный камень прежде, чем соединить их в луке и поразить свою жерт ву на полном бегу. Он не знает соотношений, он их почти изобретает.
А наши изобретения - это только открытие того, что уже есть,как реки и ли аны в лесу.
Новый мир - это мир новых отношений.
Итак, мы находимся в период второого возврата к себе, и изобретение, истинное изобретение, - это не то, которое установит связь между двумя материальными объектами через гибкое явление мысли, а это то, которое сможет установить связь этой же самой материи с более тонким явлением второго уровня сознания, молчаливого и без мысли.
Наш век не является веком усовершенствования материи путем самой материи, не расширением материи путем добавления других материй - мы уже задыхаемся от этого чудовищного избытка, который связывает нас и который является не чем иным, как "улучшением" системы обезьяны, - а веком изменения материи с помощью этой более гибкой власти, или же, скорее... пробуждения истинной власти, кото рая содержится в ней.
* * *
Трудно найти примеры среди тысяч маленьких микроскопических опытов, о которых нельзя сказать с уверенностью что это опыты, или совпадения, или воображение. Однако они повторяются, они упорствуют, как если бы невидимый световой палец, направляя наши шаги, останавливал наши действия, оказывая мягкое давление на ту или иную точку до тех пор, пока мы не поймем - тогда ддавление ослабевает и переходит к другой точке - и которое, кажется, возвращается и возвращается с той же самой настойчивостью.
Опыт - это тысяча опытов, которые познаются: нет рецепта, нет объяснитель ной аннотации, нужно идти, спотыкаться, снова идти до тех пор, пока вдруг не появится маленькое ах!, которое заполнит тысячу пустот.
Эти "опыты" бывают двух видов: положительные и отрицательные, и они оттал киваются от маленькой субъективной единицы, которой мы являемся, чтобы распространится на большую объективную единицу, в которой мы движемся. Далее есть точка, в которой эта объективность и субъективность сливаются, маленькая материя с большой материей, и все приводится в движение одним толчком. Это разрыв границ.
Среди многочисленных мелких проявлений начала, из тех, которые возвращают ся наиболее постоянно, - это взаимопроникновение или слияние внутреннего и внешнего, но в обратном напрвлении по сравнению с тем, что присходит в матери алистическом механизме. Там удар по пальцам вызывает в нашей субстанции удар материальный. И опыт повторяется тысячи раз и на всех уровнях нашего существа,чтобы мы хорошо поняли процесс.Вначале он отрицательный, он хватает нас за дефект нашего панциря, как будто ошибка является воротами для самой большой правды. Итак, мы вышли из нашей маленькой прогалины и нас снова захватывает механизм (следовало бы сказать: захватывает боль, потому что это действительно "я"сплошной боли) и все обстоятельства начинают меняться тайком, иногда даже очень явно, что может привести к проишествию физическому. И, однако, там, внутри не было ни плохих мыслей, ни прежних желаний, ни проявлений недовольства: было только легкое скольжение в старое привычное состояние - находится под тревожной тяжестью, затмением, без видимой причины утратить маленький светлый лучик.
И все начинает скрипеть,ничто не согласуется, ничто не стыкуется, жесты отдельно, нога подворачивается на лестнице: впадаешь в нечто вроде тяжелого усилия, как будто все время мы давили на стену. Потом останвливаешься на мгно вение,замолкаешь, делаешь шаг назад, снова зажигаешь этот огонь необходимости, который действительно напоминает крик в асфиксии, и вдруг проветривается, облегчается, расслабляется - стена падает.
