Том Хорнер
Всё о бультерьерах
Нет ни одной такой книги о бультерьерах, кроме книги, написанной моим старым другом Томом Хорнером, к которой я очень хотел, чтобы меня попросили написать предисловие.
На то были две причины: во-первых, мы были с ним вместе, когда я воспитывал своего первого чемпиона Макгаффина, во-вторых, никто, кроме Тома, не обладает большим опытом, чтобы написать книгу о бультерьерах. Многие авторы пишут предисловия даже не удосужившись прочитать книгу, себя я, во всяком случае, не могу отнести к их числу, поскольку я прочитал эту книгу от корки до корки, и не один раз, причем во второй раз я получил от нее даже большее удовольствие, чем в первый.
Автор абсолютно прав, когда говорит о том, что многим собаководам, тем владельцам, кто выставляет собак, как это ни печально, не хватает знания дела, и в результате этого они получают от своих бультерьеров не столь хорошие результаты, как могли бы.
Такие любители, прочитав и хорошо усвоив те мудрые вещи, о которых говорится на страницах этой книги, получат не только большую пользу, но, осмелюсь уверить их, и огромное удовольствие.
Я хотел бы воспользоваться этой возможностью, чтобы пожелать удачи книге «Все о бультерьерах», хотя я думаю, что она и без моих пожеланий будет иметь успех.
Раймонд Оппенгеймер, Уайт Уолтэм
Всю мою жизнь, сколько я себя помню, меня больше всего интересовали животные. Выросший в мрачном пригороде Лондона, я мечтал только о том, чтобы выбраться из города и жить в деревне в окружении животных. Интерес к выставочным собакам впервые пробудили у меня двое местных жителей, доктор и торговец мясом, первый из которых разводил и выставлял сенбернаров, а второй — самоедских собак, которые возвращались из своих поездок, нагруженные разноцветными призовыми свидетельствами.
Время от времени я обращался с просьбой к своей маме приобрести самоеда, и кажется прошло довольно много времени, прежде чем она уступила, хорошо зная кому придется ухаживать за ним. Я получил маленького, остроухого, с закрученным хвостом черно-белого щенка, который, как уверил меня отец, был самоедской собакой и, как он уверил маму, был самцом. Его назвали Тоби, потому что по мере того как он рос, он все меньше и меньше походил на самоеда и все больше на пса Тоби из кукольной сказки о Панче и Джуди, но это был мой собственный пес, и меня мало интересовала его порода. В день, когда ему исполнилось шесть месяцев, я с готовностью купил Тоби лицензию на владение собакой, каждый пес в округе подходил к воротам нашего сада, чтобы поздравить его с совершеннолетием, или мне так казалось.
Прошло еще немного времени и Тоби легко перескочил через ворота со сворой собак, прежде чем кто-либо мог остановить его. Девять недель спустя Тоби стал гордой матерью тринадцати щенков, все разного цвета. Мой первый помет! Мама живо и не без сарказма прокомментировала осведомленность моего папы в житейских делах. Возможно, вполне заслуженно, поскольку он к тому времени имел уже за плечами тридцать лет медицинской практики и, вероятно, ему следовало уметь отличить самца от самки, будь то даже собака. У моего дяди, который разводил английских спаниелей и охотился с ними в Девоншире, где я провел несколько летних каникул, также был терьер породы, выведенной священником Парсоном Расселом. Этот терьер, как говорили, по прямой линии был потомком терьеров, принадлежащих самому уважаемому священнику. Здесь, в Девоншире, я узнал, что такое спортивное собаководство. До сего дня у меня хранится череп барсука, которого загнал этот маленький терьер Трамп.
Дома дела складывались плохо. Тоби попала под машину, и мне было заявлено: никаких собак до тех пор, пока я не выдержу вступительный экзамен — перспектива, которая казалась почти нереальной, особенно для меня. Однако я сдал экзамен в Олденхэм, причем с первой попытки, что потрясло всех моих близких. В Олденхэме я обнаружил южно-хартфордских биглей, которых в то время разводили в собачьем питомнике в Брикетт Вуле, и я провел много приятных послеобеденных часов бегая с ними. Поблизости обитали также ирландские сеттеры, эрдельтерьеры, и в то время, когда я должен был принимать участие в обязательных спортивных занятиях в Олденхэмском колледже, я занимался тем, что многие часы глазел через ограду на эти удивительные создания, слишком стесняясь, чтобы показать свой интерес к ним их владельцам. Я уже давно решил стать ветеринаром-хирургом, но как раз незадолго до моего окончания школы умерли мои родители, и я попал под опеку семейного стряпчего, который настоял на том, чтобы я занял место в большой компании в Лондонском Сити, руководил которой брат моего отца. На этом поприще я совершенно не оправдал их ожиданий и оказался как рыба без воды, как квадратная затычка в круглой дырке. Я ненавидел каждую минуту из тех четырех лет, которые провел в этой фирме, и, достигнув двадцати одного года, решил покинуть ее и заняться собаками, о чем мечтал с раннего детства.
На одной выставке собак, где я побывал в то время когда, вероятно, должен был быть в политехническом колледже и изучать сложности строительного дела (боюсь, что пропустил слишком много лекций, посещая выставки собак), проходя через ринг, увидел крупных мужчин, каждый из которых держал рычащую, рвущуюся в драку белую собаку. Я остановился, увлеченный этой какофонией диких звуков, и понял, что это были бультерьеры, о них я читал, но никогда не видел воочию. Я стоял пораженный тем, как эти две суки — чемпионки Айзис Ио и ее сестра Айзис Пакс — шумно бранились друг с другом, пока продолжалась их оценка. Я думаю, что именно в тот момент я «заболел» бультерьерами. Конечно, ни одна порода не сравнится с этими прекрасными бойцовыми суками, и если самки ведут себя подобным образом, то что уж говорить о самцах? Да, это поистине порода для мужчин и единственная, подходящая мне. Позднее, на помосте для собак на этой самой выставке я впервые понял, в чем разница в достоинствах собак одной породы.
Викинг из Велхерста выставлялся «не для конкурса» — у него была сломана нога, и я до сего дня помню впечатление, которое произвела на меня его огромная овальная голова, казавшаяся в два раза больше головы любой другой собаки, бывшей там, а крошечный глаз, недобро смотревший на меня, имел устрашающий вид, тем более что этот пес появился вскоре после того, как я наблюдал фейерверк между теми неиствующими суками. Эта встреча с Викингом из Велхерста должна была иметь для меня далеко идущие последствия, но в тот момент я не торопился продолжить знакомство. Свою первую работу с собаками я получил в ведущем питомнике керри-блютерьеров, что на «дальнем западе», принадлежащем миссис Нони Флеминг, очень пожилой шотландке. Здесь я утратил некоторые иллюзии и получил представление о том, что успешное управление питомником — это вопрос ухода за собаками, семь дней в неделю и каждую неделю в году. Работая здесь, я наткнулся на объявление из питомника Велхерст о том, что им нужен ученик. «Это как раз для меня», — решил я. После собеседования, во время которого мои надежды несколько поколебались, когда меня оставили ненадолго один на один с огромным Викингом, известным в семье под кличкой Симон, я стал этим учеником. Подача заявления была моим самым полезным делом за последнее время.
Семья, в которую я попал — Стефан и Пегги Филлипс, а также Ева Уитерилл — научили меня очень многому из того, что касается собак. Но больше я узнал от них о жизни и о людях, так как в отличие от семей, которые я знал раньше, эта семья жила полнокровной жизнью — у них была масса друзей, и буквально не было ни одной скучной минуты. Казалось, что мы переходили из одного состояния в другое, движимые взрывами смеха, сдобренными случайными слезами. Мое пребывание в Велхерсте пролетело как один миг, завершившись двойным триумфом на выставке Крафта, когда оба диплома были присвоены бультерьерам из Велхерста. Я повзрослел в Велхерсте и остаюсь в неоплатном долгу перед Стефаном и Пегги, но особенно перед Евой. Желая расширить свои знания о других породах, прежде чем самому встать на ноги, я побывал в близлежащих питомниках, часть которых имела мировую известность, и на каждом из них пополнял свои знания о собаках и, конечно, о людях. В то время, в начале 1937 г., среди собаководов много говорили о богатом молодом человеке, который повсюду скупал бультерьеров: на сцене появился Раймонд Оппенгеймер, и я почувствовал, что для этого ему нужен как раз такой человек, как я, чтобы его питомник добился успеха. Я написал ему письмо с просьбой о приеме на работу и получил ответ (конечно же, на следующий день), что он во мне не нуждается. Это был для меня поистине черный день.
Однако несколько недель спустя я получил другое письмо с приглашением приехать и встретиться с этим, ставшим уже легендарным молодым человеком, в питомнике которого к тому времени было несколько чемпионов породы бультерьер. Думаю, что в действительности я получил эту работу потому, что разгадал название питомника Орманди, которое было анаграммой имени его владельца. Раймонд Оппенгеймер был и до конца своих дней оставался большим любителем кроссвордов, а у меня, как оказалось, имелся некоторый опыт в анаграммах. Предложение работать управляющим питомником Орманди поистине явилось для меня и вызовом, и пугающей перспективой. Пятиминутная беседа с Раймондом доказала, как были неправы все те, кто считал его легкомысленным молодым человеком, у которого больше денег, чем здравого смысла. Я понял, что должен проявить себя хорошо, чтобы доказать свою способность заниматься работой, о которой молодой владелец знал значительно больше, чем многие из Тех, кто занимался этой породой, с которыми мне приходилось сталкиваться. Он рассказывал о родословных так, будто декламировал стихи, по-видимому, был на «ты» с каждым известным собаководом в стране, а также знал все о всех собаках, о которых я когда-либо слышал, а о многих и не слышал вовсе. Странно, что он никогда прежде не бывал в Велхерсте, если учесть ту огромную роль, которую эта семья сыграла позже в его жизни.
